Она видела разрушенный Сталинград и поверженную Германию, работала в составе советских делегаций в Тегеране и Ялте, на Нюрнбергском процессе. Сейчас преподает в Дипломатической академии МИД, пишет книги и статьи.
ЗОЕ Васильевне Зарубиной идет восемьдесят четвертый год. Позади долгая жизнь, в которой были и радости, и горе. Ее отец — легендарный разведчик Василий Зарубин, отчим — Леонид Эйтингон. Его она считала своим вторым отцом и любила так же, как и родного. Он, кстати, тоже навсегда вошел в историю советской разведки. Оба честно служили своей стране и добились поистине выдающихся успехов. Обоим власть заплатила черной неблагодарностью. И сама Зоя Васильевна отдала разведке немало лет. Она видела разрушенный Сталинград и поверженную Германию, работала в составе советских делегаций в Тегеране и Ялте, на Нюрнбергском процессе. Сейчас преподает в Дипломатической академии МИД, пишет книги и статьи. У нее есть дочь, внук и правнук.
Несмотря на годы, у Зои Васильевны множество планов. Для нее слова «Спешите делать добро» отнюдь не абстрактное понятие. Она полна любви к людям, любви конкретной и деятельной. Много лет Зоя Васильевна шефствует над Юровской школой-интернатом для детей, больных церебральным параличом. Она приобрела на свои деньги спортивную форму для ребят, оплачивает подписку школы на газеты и журналы. Навещая школу, она каждый раз привозит не только подарки, но и интересных людей, многие из которых, в свою очередь, включаются в шефство над интернатом. Каждого ее приезда в школе ждут, как праздника.
— ЗОЯ, кто и что более всего поддерживало тебя в жизни?
— Прежде всего отец. У него был очень сильный характер, иначе он никогда не стал бы разведчиком-нелегалом, которому приходилось работать в самых тяжелых условиях, например, в Германии после прихода Гитлера к власти. У него был веселый, оптимистический нрав, который помогал ему переносить опасности и тяготы его профессии. Он играл на нескольких инструментах, был спортивно одаренным человеком. Великолепно играл в теннис (кого только ему не приходилось обыгрывать, от короля Швеции до гитлеровских чиновников).
Именно от отца я унаследовала любовь к спорту. В юности была даже чемпионкой страны по легкой атлетике.
Но и другие близкие люди оказывали влияние на формирование моего характера. Когда я была совсем еще маленькой девочкой и отец работал в Китае, мать оставила его и вышла замуж за другого чекиста — советского генерального консула Леонида Эйтингона. Это была любовь с первого взгляда. Эйтингон в отличие от отца был человеком сдержанным и закрытым. Но меня он очень любил, и я отвечала ему взаимностью. В какой-то момент, помню, я спросила, могу ли я называть его папой. Он очень серьезно посмотрел на меня, покачал головой и сказал: «Нет. Я тебя люблю, но папа у тебя один — Василий Михайлович Зарубин. Он необыкновенный человек, и ты должна им гордиться».
Мой отчим обладал редким умом, знал много языков, и, наверное, это он помог развиться моим способностям к языкам. У меня была нянька-китаянка, которая ни слова не знала по-русски. Вскоре я уже была переводчиком между нею и родителями. В 6 лет я пошла в школу. Поскольку в Пекине русской школы не было, меня отдали в американскую, и очень скоро я заговорила по-английски.
Лиза Горская, женщина, которую полюбил мой отец и которая стала его женой, тоже была необыкновенным человеком и замечательным разведчиком, она долгие годы помогала отцу выполнять самые сложные задания руководства. Она всегда была добра ко мне, вернее, она была моим другом. Жизнь была щедра ко мне в детстве и юности, окружив буквально морем любви.
— РОДИТЕЛИ хотели, чтобы ты пошла по их стопам?
— Наоборот! Когда я заканчивала школу в Москве, отец приехал из Германии на несколько дней для получения нового звания. Помню, как мы встретились в ресторане «Москва». Когда он своей стремительной походкой вошел в зал и, увидев меня, расплылся в счастливой улыбке, я кинулась в его объятия.
«В семье и без тебя хватает разведчиков, — сказал он мне в ту встречу, — тебе же обязательно нужно получить серьезное образование».
Я послушалась отца и проучилась в институте философии и литературы два курса, но все спутала война. Сначала я пошла на курсы медсестер, работала в госпитале, но очень скоро меня пригласили в госбезопасность, где я прослужила десять лет. За эти годы побывала в разных обстоятельствах и во многих местах. Как-то вызвал меня к себе генерал Павел Анатольевич Судоплатов, дал в руки увесистую пачку документов и сказал: «Сейчас тебя проведут в комнату и закроют на ключ. В комнате есть все необходимое, от словарей до еды, но ты не выйдешь, пока не переведешь эти сверхсекретные документы, только что полученные нами из США».
Ирония судьбы: уже позже я узнала, что большую роль в получении Советским Союзом атомных секретов США сыграл мой отец и его жена Лиза.
Я сидела над листками с непонятными терминами и чуть не плакала. Я знала английский, как русский, но я не была физиком, и смысл формул и чертежей все время ускользал от меня. Это сегодня любой грамотный человек знает слова вроде «цепной реакции», «обогащенного урана» и тому подобного, но откуда я могла знать их тогда?
В конце концов мой перевод оказался в руках научного руководителя атомного проекта Игоря Курчатова. Он заглянул в него, поморщился и спросил, какая отметка у меня была в школе по физике. Когда я ответила, что «отлично», он лишь пожал плечами…
В 51-М ГОДУ началась череда несчастий. Арестовали Леонида Эйтингона, а отца, в то время генерал-майора госбезопасности, отправили на вынужденную пенсию, даже не сказав «спасибо».
Когда умер Сталин, Эйтингона выпустили, но вскоре, после смещения Берии, его и его начальника генерала Павла Судоплатова арестовали по совершенно вздорному обвинению. Еще раньше Судоплатов позвал меня и сказал, чтобы я написала заявление об отчислении из органов госбезопасности по собственному желанию. Я так и сделала.
Меня отчислили из органов, уволили в запас, и это, очевидно, спасло меня.
— А потом?
— А потом я работала по пятнадцать — двадцать часов в сутки: мне нужно было кормить большую семью. Я работала в Институте иностранных языков и давала частные уроки, иногда по десять в день.
— А как сложилась твоя личная жизнь?
— Я любила и была любима. Но в этой любви кроме счастья было много горя. Я познакомилась с Бернардом Купером, который приехал с родителями в Советский Союз в тридцатых годах, на радио, где он работал. Он был тогда еще женат, и у него была дочь Стелла. Жестокие условности того времени не позволили нам быть вместе. Но даже когда мы не видели друг друга, он звонил каждый день.
Купер умер от инсульта в 1975 году.
—+ КАКИЕ советы ты могла бы дать пожилым людям, чтобы остаток жизни был для них более осмысленным и полноценным?
— Делайте добро. Любое, на которое вы способны. Добро не бывает большим или маленьким, важным или неважным. Не ждите, пока вас попросят, не откладывайте доброе дело на завтра. Не ждите, сидя дома, что вас куда-то позовут. Не сожалейте о том, что годы уходят, ведь у вас всех есть бесценный опыт в самых разных областях. Идите в школы, детские дома, соберите библиотеку или организуйте кружок вышивания. Да мало ли что можно придумать!
Конечно, куда проще все время брюзжать о недостатках, но…. Это — наша страна, и от нас зависит сделать жизнь в ней лучше и краше, в меру сил, отпущенных в нашем возрасте.
Когда я впервые приехала в Юровский дом-интернат для детей, страдающих церебральным параличом, у меня сжалось сердце и на глазах появились слезы. Они, эти чудные ребятки, не виноваты, что судьба так жестоко обошлась с ними. И я почувствовала, что жалость и любовь к ним переполняют меня. Я поняла, что отныне до конца своих дней не смогу жить без них. И с тех пор все, что могу, я делаю для этого Дома и для его обитателей. И когда приезжаю туда и слышу радостные крики «Тетя Зоя приехала!» я не просто счастлива, я знаю, что живу не напрасно…
КАК-ТО митрополит Питирим, с которым мы были вместе в командировке, узнав, что я неверующая, сказал мне: «Ты, Зоя, на самом деле одна из самых верующих христианок, которых я знаю. Потому что ты полна любви к людям, а это и есть то, чему нас учит Иисус Христос».
Если я чем-нибудь и могу гордиться в жизни, так это тем, что каким-то совершенно невероятным образом мне удалось привезти во Владимирскую тюрьму знаменитого профессора Минца, который там же сделал Эйтингону операцию на желудке.