Яков Штелин

"Изюминки истории"

Ученый Яков Штелин собирал анекдоты о царе Петре. Их издали только после смерти автора и на немецком.

В 1735 году в Россию по приглашению директора Императорской академии наук приехал немец Яков Штелин. Выпускника Лейпцигского университета, неплохо знавшего иностранные языки и разбиравшегося в литературе, пригласили в столицу северной империи с одной-единственной целью: среди многих достоинств подающего большие надежды молодого человека всеми отмечалось его редкое умение рисовать гравюры и придумывать к ним краткие и выразительные надписи.

В то время любили символы и аллегории и относились к ним чрезвычайно серьезно - российские академики в любой момент готовы были бросить свои ученые изыскания, чтобы поучаствовать в подготовке очередного официального торжества: придумать, как лучше устроить фейерверк и сочинить витиеватую надпись к портрету царствующей особы. И не важно было, что ее императорское величество оставалась все той же не слишком умной и тяжеловесной Анной Иоанновной, какой была до того, как ее крупную голову увенчали российской короной; не важно, что государственными делами интересовалась намного меньше, чем фарсами, которые разыгрывали почти каждый день ее многочисленные шуты. Академики вдохновенно творили миф, причем составляли его, исходя не только из вполне понятного верноподданнического подхалимства. В гравюры и эмблемы так или иначе вкладывалась мечта о совершенном человеке - мудром, милосердном и к тому же наделенном достаточной силой и властью, чтобы своей мудростью переустроить мир.

ШТЕЛИНУ ПОРУЧИЛИ НАДЗОР за академическими граверами, и вскоре ученый немец с головой ушел в работу. Якоб, а теперь уже Яков Яковлевич, устраивал фейерверки, писал стихи на немецком языке и выдумывал новые аллегории для прославления российских монархов. Однако не мог не чувствовать, что царствование Анны Иоанновны давало мало пищи для восторженного поклонения. Контраст между изящно зашифрованным в замысловатой символике празднеств восхищением царствующей особой и личностью реальной Анны был налицо.

Честный и культурный Яков Яковлевич вздыхал втихомолку и отводил душу вечером у себя в кабинете. С первых дней в России он начал что-то тайком записывать и пока никому этого не показывал. Да и времени для обсуждения начатого труда у него почти не оставалось - трудно назвать какую-нибудь придворную затею, в которой он бы не поучаствовал. Кроме бесконечных праздников, в царствование сменившей Анну Елизаветы Петровны Штелин даже поставил оперу - "Милосердие Титово" (опять про хорошего монарха). Побывал в роли педагога при выписанном из Голштинии долговязом подростке Петре Ульрихе, которого "веселая царица" назначила наследником престола. Правда, будущий император оказался так безнадежно туп, что все усилия Штелина хоть чему-нибудь его научить пропали даром. Когда мальчик подрос, Елизавета махнула на все рукой, а Штелина отправила редактировать "Ведомости".

Работая над газетой, организованный немец умудрился найти время для составления книги эмблем, рисовал эскизы для медалей, которые тогда выпускали в честь каждого мало-мальски значительного исторического события.

НАСТОЯЩИМ ПРИЗВАНИЕМ ШТЕЛИНА оказалась история. Но не та история, про которую пишут многотомные труды, анализируя причины войн, побед и поражений, и не та, из которой можно узнать, почему сменялись на престоле династии и сколько Россия выплавляла в таком-то году чугуна.

Штелина интересовала история людей. Что делает человек в истории, как мыслит и вообще как себя чувствует среди событий. Традиционно такая история воплощалась в исторических анекдотах - лет двести назад слово "анекдот" имело совсем не то значение, что теперь. Анекдотом называли короткий рассказ об историческом деятеле (монархе, полководце и т.д.), описывающий жизненную ситуацию, в которой его личные черты проявились наиболее ярко.

Подобных рассказов Штелин услышал чрезвычайно много - только не об Анне Иоанновне и Елизавете, в честь которых ему приходилось слагать оды, а о Петре. Более того, Штелин понял, что именно в елизаветинское царствование в России начал формироваться миф о царе-преобразователе, наделенном почти сверхчеловеческими качествами, - миф, который потом займет значительное место в русской культуре. Уже тогда о Петре говорили и спорили очень многие, но немногие решались записывать то, до чего договорились. Штелин записал.

ВОЛЕЮ СУДЕБ ОБЩИТЕЛЬНЫЙ И ВЕЖЛИВЫЙ Яков Яковлевич завел в Петербурге близкое знакомство именно с теми людьми, которые могли рассказать о покойном монархе то, чего без них Штелин никогда и нигде бы не узнал. Потому что и разговорчивый старик И. Ю. Трубецкой, и хитрец А.П. Бестужев, и внимательный И.А. Черкасов много лет находились рядом с Петром Великим. Штелину они рассказывали о повседневной жизни монарха, иногда - о забавных бытовых мелочах, которые сохранила память. После бесед с ними отважный преобразователь, уже в правление его красавицы дочки основательно обожествленный, начинал приобретать вполне человеческие черты. Оказывается, царь сам много раз страдал из-за своего неукротимого нрава, в детстве боялся воды и испытывал "великое омерзение" к тараканам, настолько сильное, что даже находиться не мог в тех домах, где они водились.

Дальше - больше. Коллекционирование историй из жизни великого преобразователя так захватило Штелина, что от бесед с высокопоставленными вельможами он перешел к прогулкам по корабельной верфи, где ему тоже сообщили много интересного.

Штелин вовремя осознал, что официозом сыт по горло, и не академики творят историческую легенду - такую, которая сверкает и дышит и запоминается, даже если не хочешь запомнить. Яков Яковлевич терпеливо выслушивал воспоминания придворных лекарей, бывших денщиков Петра, купцов, дипломатов. Разумеется, что-то с течением лет потускнело в памяти очевидцев, что-то, наоборот, успело обрасти почти фантастическими подробностями. Штелин записывал все, не слишком привередничая, и, как потом оказалось, совершенно правильно делал.

К КОНЦУ ЖИЗНИ ЯКОВ ЯКОВЛЕВИЧ собрал 142 анекдота. Они увидели свет уже после его смерти: издали в Лейпциге на немецком языке в 1785 году. Русские долго думали, переводить все это для себя или нет, и спустя год решились. Правда, первое российское издание "Подлинных анекдотов о Петре Великом" вышло с некоторыми купюрами - выбросили около дюжины историй, где монарх говорил или действовал, как показалось его соотечественникам, не очень подобающим для такого высокопоставленного лица образом.

И тут началось! Увлеченные примером Штелина, повествования о жизни великого монарха стали собирать и издавать все, кому была охота, после появления его книжки Россия переживает настоящий петровский "бум". Русские читают рассказы Голикова, потом Нартова. Читают с упоением.

Пройдет время, и поиск всяких передержек и неточностей в текстах Штелина станет хорошим тоном для всякого историка, занимающегося петровским временем и биографией преобразователя. Действительно, вымысла в "Подлинных анекдотах ..." нередко обнаруживается больше, чем фактической правды. Яков Яковлевич идеализировал царя - его Петр слишком демократичен, дружелюбен, а если и жесток, то только по крайней необходимости.

Кстати, как только эта смешная и наивная вера угасла, измельчал и исторический анекдот - уже не было ничего, кроме подглядывания в замочную скважину и откровенной издевки... Байки о жизни русских государей XIX века уже ближе к анекдоту в современном значении этого слова.

А ЧТО КАСАЕТСЯ СОВСЕМ НЕДАВНЕГО прошлого... Последние наши "цари", несмотря на глубину сарказма, заложенного терпеливыми подданными в короткие истории об их жизни, вышли ну совсем как живые. И неизвестно, ужаснулся или порадовался бы этому отец русского исторического анекдота, ученый немец Якоб Штелин.