Вячеслав Каган-Палей

Вячеслав Каган-Палей: "Голос – выражает оттенки души"

Вячеслав Каган-Палей обладает редким по диапазону и красоте голосом. Обладателей контратенора, или как называет свой голос сам певец, "мужского альта" можно пересчитать по пальцам. Лондонская газета "Таймс" называет Каган-Палея "бриллиантом среди голосов". В Японии диск "Аве Мария" разошелся неслыханным для жанра классической музыки тиражом в полмиллиона экземпляров. Там Каган-палей стал таким же народным любимцем, как, скажем, борцы сумо или наследный принц Нарохито. А здесь – тихая улочка в центре Тель-Авива, дом в стиле "Баухаус": крутые лестницы, высокие потолки, пианино, фонотека с тысячами дисков от пола до потолка, цветы и светильники оригинальных форм и размеров, японский иероглиф на потолке салона.

Ваша двойная фамилия – это творческий псевдоним?

По всем документам я – Вячеслав Каган, это фамилия отца. Но меня все время спрашивали: не родственник ли я Леонида Когана, Олега Кагана… Поэтому мы с друзьями решили, что я буду Каган-Палей. Палей – девичья фамилия моей мамы.

Мама, наверное, очень гордится вами…

Мама умерла три года назад, светлая ей память. Она воспитала меня одна – папа погиб, когда мне было 3 месяца. Моя мама была редким человеком. Любовь к жизни и к музыке у меня – от нее. Она отвела меня к частному преподавателю и купила первое пианино... После окончания музыкальной школы в Гомеле, я поступил в Белорусскую государственную консерваторию на скрипичное отделение.

Но все же вы начали петь…

Когда-то мне сказали: "Мальчик, у вас в горле – Страдивари". Но и на Страдивари нужно уметь играть… И хотя я отдал скрипке 22 года, голос взял свое. Я стал петь в Белорусской академической капелле. Мой большой вокальный дебют состоялся в 1987 году в Ленинградской филармонии.

Рискну предположить, что случилось дальше…Как большинство талантливых людей, вы перебрались в Москву?

Москва конца 80-х – удивительное время. Двери потихонечку открывались. В столице со мной происходили события с такой скоростью, что могла бы закружиться голова. Меня познакомили с Ириной Александровной Антоновой, доктором искусствоведения директором Пушкинского музея. Она, прослушав запись, пригласила меня принять участие в "Декабрьских вечерах". Это знаменитые музыкальные вечера, в которых участвуют звезды российской классической музыки, были организованы самим Святославом Рихтером. Мои первые зарубежные гастроли, на сцене Венской Оперы. Для меня это было, чем-то потрясающим.

Никогда не забуду одну из самых знаменательных встреч в моей жизни – с Леонардом Бернстайном. У нас даже родилась идея совместного проекта. Однако встреча произошла незадолго до смерти маэстро, поэтому планам не дано было осуществиться. Вскоре – я уехал учиться пению в Лондон, став первым стипендиатом Благотворительного Фонда Опенхеймера. Четыре года я проучился в известной музыкальной школе – Guildhall School of Music and drama.

Вы помните свой первый день в английской "школе"?

(смеется) Я явился в белой рубашке с галстуком и увидел молодежь в потрепанных джинсах, сидящую на полу. В общем, галстук и костюм я спрятал в шкаф. И быстро слился с общей студенческой массой.

Наконец-то в почувствовали себя "своим среди своих", и перестали быть "белой вороной"?

Это не совсем так. На тот момент я был единственным контртенором в школе.

Учебным планом Guildhall School of Music and drama – кроме занятий с педагогами, были предусмотрены концерты, сольные выступления?

Первые два года – это курс повышения квалификации, затем, пройдя оперный курс, я спел партию Оберона в опере Бенжамина Бриттена "Сон в летнюю ночь". Постановка имела шумный успех, вызвав восторженные отзывы зрителей и критиков. Ну, а потом, как всех выпускников, меня ждала жизнь, обычная для артиста – гастроли в Европе, а позднее в Америке.

Ваши записи очень трудно достать в Израиле. Мне удалось найти один-единственный диск – "Аве Мария", для которого вы исполнили 12 версий известной латинской молитвы в трактовке различных композиторов. И в связи с этим у меня родился вопрос: для записей вы выбираете произведение исключительно духовной направленности?

Не только, но могу объяснить причины, по которым я выбрал это произведение. Мне близка музыка литургического плана, а мои голосовые возможности позволяет наилучшим образом раскрыть характер подобных произведений, учитывая сложности высокой тесситуры.

И я давно думал над тем, что было бы неплохо выпустить такой компакт. Как часто бывает в актерской жизни, реализовать этот проект помог счастливый случай. На вечере в российском посольстве я познакомился с Олегом Меньшиковым – он тогда работал в Лондоне в спектакле о Есенине. Мы подружились, и он познакомил меня с леди Джейн Рейн и ее мужем, известными меценатами, которым понравилась идея. И с их помощью удалось выпустить этот компакт. Кстати, особенность этого диска в том, что вместо привычного для "Аве Марии" органа, весь аккомпанемент исполнялся на синтезаторе.

Благодаря этому диску вам удалось завоевать сердца не только японской публики, но и руководства звукозаписывающих компаний?

Опять-таки совершенно случайно этот диск, выпущенный в Лондоне, услышал некий японец. В результате – меня пригласили в Японию. Так, с 1995 года, начался мой "роман" с этой замечательной страной, с изумительной культурой и потрясающими людьми.

Я слышала, что японцы очень сдержанные, они не привыкли выражать откровенно свои эмоции.

Это верно, но лишь частично. Они сдержанны поначалу. Они ценят вашу энергию, они ее впитывают, и настоящими аплодисментами зал разражается только к концу концерта. И уж если японцы полюбили, то дальше их несет. У меня даже есть там фан-клубы. Поклонники пишут мне письма, и не только по электронной почте, дарят подарки…

У творческого союза с японскими продюсерами – есть результаты?

За эти годы я записал шестнадцать дисков. Второй диск – "Вокализ" – в 1997 году был признан в Японии лучшим диском года в номинации "Классическая музыка". И хотя, в первую очередь, я классический певец, так же записываю джаз и популярные мелодии. Японской компании Universal, записала компакт с произведениями знаменитых американских джазовых композиторов, таких как Гершвин, Кол Портер и другие.

Вы много ездите по миру: Россия, Англия, теперь – Израиль. Причем, вы не просто гастролируете: день – два, а живете в каждой стране подолгу. Не сложно ли менять страны, культуру?

Как говорил Иосиф Бродский, это "просто перемещение в пространстве". В Израиль после одиннадцати лет жизни в Лондоне. Приехав сюда впервые в 1997 году на каникулы, я поразился энергетике этой земли. Политика меня никогда не интересовала и интересовать не будет, я только молю Бога, чтобы в этой стране все было благополучно и спокойно. Мне здесь очень понравилось – тепло, красиво, уютно, никто никуда не торопится... И я подумал: почему бы мне ни переехать в Израиль? Тем более что я – стопроцентный еврей. И в 2000 году я сюда переехал.

И вот теперь, когда вы не гость, а новый репатриант, вы не разочаровались? В Тель-Авиве теплее, чем в Лондоне?

Это сложный вопрос. Если говорить только о погоде, то – ответ очевиден, здесь теплее. Но сравнивать Тель-Авив с Лондоном невозможно. Приехав на учебу в Англию в 25 лет, я оказался там совершенно один. Это было мое первое знакомство с заграницей. Я оказался очарован и страной и людьми. С другой стороны – 4-5 часов между Лондоном и Тель-Авивом – это не такое уж большое расстояние. Я могу путешествовать.

Вы прочно здесь обосновались? Купили квартиру?

Пока снимаю, ведь я много времени провожу за границей. Но теперь я с гастролей я всегда возвращаюсь сюда. Так что мой дом – здесь. К сожалению, для израильтян – наша страна не только солнце и море, но еще и множество проблем. В частности, из-за частых зарубежных гастролей у меня проблемы с постоянным заграничным паспортом. Просто катастрофически нет времени, чтобы закончить все бюрократические формальности. Но я надеюсь, что в ближайшее время этот вопрос будет решен.

Были ли вам созданы в Израиле условия для работы – зал, место для репетиций?

Здесь есть замечательные залы, замечательные музыканты. Но за два года, что я нахожусь в стране, Израиль превратился для меня в "дом отдыха" – я работаю за границей, а сюда приезжаю греться, отдыхать, отводить душу. Нечастых выступлений в Иерусалиме и Тель-Авиве недостаточно для знакомства с взыскательной израильской публикой. Но сейчас я встретил людей, заинтересовавшихся моими проектами. Уже состоялась серия концертов, планируются и сольные выступления.

Неужели, начав певческую карьеру, вы совсем забыли о скрипке?

Голос все-таки является основным инструментом, который озвучивает состояние моей души. Однако во время турне по Японии я выступал не только как певец, но и как скрипач. И на следующий год меня пригласили выступить с оркестром. Кто знает, может быть, я еще вернусь к скрипке?

Вы предпринимаете какие-то меры, чтобы сохранить голос? Ну, например, кутаетесь в шарф? Стараетесь не говорить на морозе?

Я стараюсь. Голос очень тонкий инструмент природы и необходимо к нему прислушиваться. Однако это не приобрело характер мании: я не кутаюсь в шарфы, не соблюдаю особых диет. Но в пределах разумного стараюсь себя оберегать.

Как вы подбираете себе репертуар? Как вы чувствуете, что – ваше, а что – нет?

Я выбираю вещь не только потому, что это подходит голосу. Диапазон моего голоса больше обычного. Многие контртенора поют только музыку барокко. В силу того, что я инструменталист по образованию и складу ума, то меня интересует не только эпоха барокко – мой репертуар охватывает музыкальный период приблизительно в 300 лет. Кроме того, я пою "романтику", я ее очень люблю. Это связано не только с голосом – это подходит душе.

Я обращался к различным жанрам. В моем репертуаре – оперные арии, романсы, джазовая и современная популярная музыка, произведения Генделя, Качини, Верди, Метнера, Гершвина, Маллера, русских композиторов – Чайковского, Римского-Корсакова, Рахманинова.

Русские романсы в вашем репертуаре, это стремление подчеркнуть "русские корни"?

Культурное наследие России давно стало частью мировой культуры. Одна из любимых моих работ – диск, записанный с моим хорошим другом пианистом Борисом Березовским, – "Соловей и Роза", включающий лучшие романсы русских композиторов. Русская классика, в частности русский романс – достаточно сложный материал для певца. В романсах связь музыки с поэтическим текстом намного сильнее, чем в песне. Вибрация слова сливается с музыкальным звуком, становясь единым целым. И от исполнителя зависит, сумеет он передать поэтические образы или национальный колорит будет утрачен. Боря – потрясающий музыкант и чуткий партнер. Он отлично знает, что необходимо певцу. Работать с ним удивительно интересно.

Известно, что контратенора могут исполнять женские партии. А есть ли таковые в вашем репертуаре?

Сегодня на Западе, как ранее в Древней Греции или в современной китайской или японской операх, исполнение мужчинами женских партий стало весьма популярным. Такого рода постановки превращаются в шумные премьеры. Одна из моих работ – исполнение партии Жанны Д’Арк в одноименной опере, мировая премьера которой состоялась в 1993 году, в фестивале Ковент Гарден. Это интересно и совершенно особый опыт.

Еще одна подобная постановка с моим участием – опера венгерского композитора Питера Этвеша по пьесе Чехова "Три сестры". Там партии всех трех сестер исполняли мужчины контртенора. Премьера оперы состоялась в Лионе в 1998 году, и с тех пор опера часто ставится в разных городах и странах мира. Вариант постановки с моим участием был записан компанией "Дойче граммофон".

На сцене, как и в жизни, случается всякое. Никто не застрахован от неожиданностей. Как вы реагируете на непредвиденные ситуации в момент или перед выступлением?

Однажды в Москве, перед выступлением в зале Чайковского у меня случилась бессонница, и я не мог заснуть до шести утра. Я был не в форме. Но концерт прошел очень успешно, публика ничего не заметила. Зрители, в отличие от артиста, который знает свои возможности, не всегда может определить, насколько было успешным выступление. А для меня это было ужасно. Когда закончился концерт, я зарыдал. Ирина Антонова меня успокаивала...

Когда вы поете, бывает у вас чувство, что поете вовсе не вы, а что-то ведет вас сверху…

О! Это случается очень редко, за всю жизнь я ощущал это раз пять-шесть. Это удивительное состояние, которое трудно описать словами. Ты словно становишься соучастником какого-то таинства.

Но ради таких моментов стоит петь?

Ради таких моментов стоит жить!

Надо ли вам готовиться к выступлению, как-то настраиваться?

Обязательно! В день концерта я стараюсь ни с кем не общаться. Нужно заранее привыкнуть к залу, проверить его акустику, почувствовать энергетику...

Вы чувствуете энергетику публики в момент выхода на сцену, в момент исполнения?

Очень сильно. Всякий раз, выходя на сцену, есть ощущение, что это мой первый концерт. Этот очень приятное состояние, которое помогает создать необходимую атмосферу, настраивает на общение с залом.

Отличается ли публика в разных странах?

Конечно. К примеру, в Лондоне публика реагирует совершенно иначе, чем в Канаде. С большим удовольствием вспоминаю свое выступление в одной из церквей Квебека, где публика меня приветствовала стоя, выражая, таким образом, признание не только мне, но и искусству. Это мне очень напомнило Россию.

Вы родились в Белоруссии, карьеру начали в России, учились и работали в Лондоне, а живете теперь в Израиле. Какая из стран вам по-настоящему близка?

Я затрудняюсь назвать какую-то одну страну. Несколько стран близки мне – Белоруссия, Россия, Англия, Япония, Америка (моя мама и вся семья иммигрировала туда) и Израиль. Я бы сказал, что у меня несколько "родин", потому что именно так я чувствую.

Что касается России, вероятно ощущение причастности к ее культуре создаются и в результате постоянных творческих контактов. В прошлом году вас приглашали на фестиваль "Русская рапсодия".

Несомненно. Фестиваль проходил в рамках экономического форума России в Лондоне. Культурной программой руководил Юрий Башмет. Он и пригласил меня. Благодаря его стараниям на фестивале сложилась необыкновенная творческая обстановка: Клои Ханслип (скрипка), Ксения Башмет (фортепиано), Джулиан Блисс (кларнет), Завораживающее исполнение дуэта Башмета и Виктора Третьякова и безупречное сопровождение Русского Камерного Оркестра Лондона имело невероятную силу воздействия. В стенах знаменитого лондонского "Гилдхолл" собрался в тот вечер бомонд обеих столиц.

Что вы считаете своей главной творческой удачей?

Любой музыкант может гордиться, когда ему удается воплотить в жизнь какой-нибудь совершенно безумный замысел. Для меня – это было запись хора из Литургии "Иоанна Златоуста" Рахманинова. Все партии в записи исполнялись мной, и эффект хора создан с помощью наложения. Работа достаточно трудоемкая и требовала особого настроя.

Каково ваше жизненное кредо?

Очевидно – не унывать, потому что уныние и творчество – две вещи совершенно несовместимые. Я очень люблю песню "Smile" Чарли Чаплина. Это и можно назвать моим девизом.