Вячеслав Иванов

Академик Вячеслав ИВАНОВ: БУДУЩЕЕ УЖЕ ЕСТЬ

Глубокий, всеохватывающий интеллект. Энциклопедические знания. Он, например, знает — или, во всяком случае, понимает — более ста людских языков!

Послезавтра этому человеку, одному из зачинателей нашей и мировой математической лингвистики, обладателю многих авторитетнейших научных титулов и званий, — 75. Дай Бог ему и исполнения желаний, и воплощения замыслов. И здоровья. Остальным свыше он наделен в полной мере. Глубокий, всеохватывающий интеллект. Энциклопедические знания. Он, например, знает — или, во всяком случае, понимает — более ста людских языков! И не менее удивительно понимание им чуть ли не всех языков, на которых «разговаривают» современные науки и искусства — часто, кстати, друг друга не понимающие (такое соединительное понимание в наше смутное время расщеплений, распадов — и атомов, и государств, и душ — дорогого стоит). И обостренная совесть гражданина мира и своего отечества.

Недавно мне посчастливилось прослушать его лекционный курс «Введение в современные науки о человеке». Настоящее интеллектуальное пиршество, в котором было все. Сплав самых новых научных представлений о разномасштабности мира. В пространстве — от кварков и «очарованных частиц» до белых карликов и черных дыр Вселенной. Во времени — от Большого взрыва до не такого уж нереального всемирного Апокалипсиса.

Но пульсировало в этих прилюдных размышлениях с самим собой и с «племенем младым, незнакомым» еще и нечто связывавшее все это воедино. Развертывание судьбы человека и человечества из прошлого в будущее.

Мой собеседник — академик Российской академии наук Вячеслав ИВАНОВ.

— Вячеслав Всеволодович! Одни говорят: будущее светло и прекрасно. Другие рисуют его в черных и огненных красках Апокалипсиса. Шекли, например, в одном из своих последних интервью утверждает: «К сожалению, мы никогда не сможем составить полную оппозицию злу. Может, так запрограммирован мир, наша Вселенная». В рассказе вашего отца «Пасмурный лист», где схватка добра и зла продолжается и в будущем (над небывалыми яблоневыми садами идет сражение небывалых летательных аппаратов земной и неземной цивилизаций), мне дорого понимание не только равнозначности этих перспектив, но и их зависимости от разума, воли, совести ныне живущего человека. Именно потому в рассказе, где сбываются оба варианта будущего, вопрос об исходе схватки остается открытым. Прав ли я в своей трактовке?

— Знаете, ваш вопрос мне особенно интересен тем, что вы его задаете здесь, в переделкинском доме. Во время войны рядом проходил фронт. Наша дача сгорела. Сгорела огромная отцовская библиотека — остались только обожженные корешки книг XVIII века из кожи, почему-то не поддавшейся огню. Когда мы стали восстанавливать жилье на пепелище — а это по времени примерно совпало с написанием «Пасмурного листа», — то посадили с отцом крохотные березки.

Отца уже больше сорока лет как нет. Есть то самое будущее, которое стало настоящим. И в нем — целая роща высоких берез перед нашим домом. Так что образ этот и у меня связан со временем, с превращением нарождающегося в будущее.

А для отца это был совсем не случайный мотив. Его как писателя и человека очень интересовало движение во времени — из прошлого в будущее. Он много занимался современной ему наукой, читал специальные книги. Окончив только начальную школу и набирая книги как типографский рабочий, он потом развил себя интенсивнейшим самообразованием. Когда в конце Гражданской войны по приглашению Горького приехал в Петроград и узнал о теории относительности, чтобы в ней разобраться, серьезно углубился в высшую математику. Я до сих пор храню вполне непопулярную книгу Эддингтона о теории относительности, одну из тех, что случайно уцелели из всей отцовской библиотеки, с его пометками. Там есть и глава о движении во времени.

Думаю, вы правы, говоря о неоднозначности его взгляда на будущее. Он предвидел его страшные возможности. Но что он смотрел на него не только пессимистически, видно из характера его архива. Например, маршал Блюхер незадолго до ареста передал отцу материалы по своей биографии — много документов времени Гражданской войны. Предполагалось, что отец напишет о нем книгу. И отец эти материалы не уничтожил. Архив расстрелянного маршала занимал целый отсек в закрытом шкафу. Потом, когда Блюхера реабилитировали, мы передали его архив в Ленинскую библиотеку.

Никто ведь тогда так не делал. Разве что Эйзенштейн сохранил архив Мейерхольда. А отец сберег и автограф «крамольной» поэмы Клюева «Погорельщина». Так что он явно полагал: все это, как и многое другое, не дошедшее по тем жестоким временам до читателя, в будущем окажется востребованным.

Человек, видящий впереди только конец света, так не поступает. В какой-то степени он в будущее верил. Но в то же время понимал: и в будущем останутся мощные силы, действующие во вред человеку. Однобоким оптимистом никогда не был — этого за ним не водилось.

— Теперь, через 60 лет после написания «Пасмурного листа», вы, сын своего отца, как вы ответили бы на мучивший его вопрос: что ждет нас, людей, в будущем?

— Что касается моего взгляда в будущее, я тут совершенно не оригинален. Много лет назад услышал от Петра Леонидовича Капицы о глобальных прогнозах Римского клуба. И меня эти прогнозы убедили. Все, что мы сейчас знаем о возможном конце света, устроенном самими людьми, ученые Римского клуба предсказывали уже более четверти века назад, сведя их к четырем-пяти экологическим, экономическим, демографическим угрозам, которые Капица пытался довести до сознания тогдашних наших вождей.

Напечатать статью об этом ему дали. Но серьезно к его предупреждениям не отнеслись. А он ведь хотел, чтобы советское руководство соизмеряло свои действия с реальным будущим человечества. Впрочем, равнодушие и беспечность встречали эти идеи не только у нас. Помню, в Италии меня с удивлением спрашивали: откуда вы знаете про Римский клуб больше, чем мы сами?

К сожалению, все эти угрозы остаются в силе, даже обостряются. И беспечность остается. Распространено, например, мнение, что после окончания военной конфронтации США и СССР снята и угроза атомного самоуничтожения человечества. Когда я сам занимался депутатской деятельностью во время горбачевских реформ, казалось, что уже действительно можно исключить ядерную войну из жизни людей. Сейчас это менее очевидно. Ведь Сахаров, если помните, провидчески считал основной проблемой не столько обмен сверхдержав ядерными ударами, сколько атомный терроризм. Техническая возможность применения атомного оружия одним человеком, страшная комбинация Чернобыля с терроризмом, ныне вполне реальна. Слава богу, пока этого нет. Но… Словом, возможности обрыва нашей цивилизации остаются.

— А есть ли у нас надежды на более светлую перспективу?

— Есть. Они в том, что человечество все-таки движется в направлении ноосферы — сферы Разума, глубокое объяснение которой дал Вернадский. И я полагаю, что интеллигенция, в частности российская интеллигенция, — проводник в ноосферу. Ибо она определяет, что вероятнее всего ждет нас в будущем, и рано или поздно народ с ней соглашается. Я в этом пункте оптимист, ибо не знаю в истории ситуаций, чтобы конечное решение не было связано с этим вектором.

По дороге может произойти много всяких несчастий. Но в конце концов приближение к ноосфере происходит. Хотя отдельные люди, вносящие огромный вклад в ускорение такого продвижения в будущее, могут и погибнуть. Сахаров, например, именно погиб, а не умер. Когда я увидел его после возвращения из Горького — просто не узнал. Его якобы «лечение» там от голодовки было ужасно. Настоящая пытка.

Он — жертва времени, жертва жизни в зоне постоянного риска. Как Мень, которого убили. Как многие другие. В стране так много людей погибает, что оснований для безусловного оптимизма ни у кого из нас нет. Но направляющий вектор русского духовного развития все равно сохраняется в той нравственной культуре, в языковой среде, которая до сих пор очень нужна была для всего мира. И должна остаться в будущем.

— И это вы утверждаете сейчас, когда очень многое делается для размывания нравственных устоев российского общества, для разрушения его языковой среды?!

— Да, утверждаю. Тенденции борются разные, но я верю: у отечественной культуры настолько глубокие корни, что даже при обломанных ветвях она в силах восстановить свою крону.

Моя убежденность подкрепляется одной поразительной, сравнительно недавно обнаруженной особенностью ноосферы: она как бы включает в себя и свое будущее. Это лучше всего понято и сформулировано известным философом ХХ века Карлом Поппером, что выразилось, в частности, в его идее трех миров.

Первый — мир реальных объектов: столы, часы, книги как напечатанные, материальные вещи. Второй — мир психических представлений: наши эмоции, мысли, рассуждения, состояние нашего сознания. И, наконец, третий — мир нашей культуры, к которому Поппер отнес как напечатанные идеи, сыгранные симфонии, доказанные теоремы, так и замыслы, которые еще не успели воплотиться в действительность: теоремы, которые не доказаны, симфонии, которые не только не исполнены, но еще не существуют даже в нотной записи.

Поппер имел в виду, что еще не воплощенные в жизнь замыслы, еще не разрешенные, но уже поставленные вопросы, которые предстоит воплотить, разрешить в будущем, входят в сегодняшнее состояние сферы разума.

Ноосфера как бы включает в себя некий запас на будущее. Наш известный психолог Выготский говорил о зоне ближайшего развития в применении к росту ребенка. Так вот, ноосфера тоже имеет зону своего ближайшего развития, которую можно в известной степени предвидеть, «считывать», переводить в научные прогностические модели.

— Оптимистический вариант будущего вы связываете со сферой разума. Но как видоизменятся в этом будущем сам разум и его носитель — человек? В связи с последними достижениями генетики, биотехнологии какие только сюжеты не выстраивает изощренная людская фантазия! Вот, к примеру, журналист проникает в лабораторию забаррикадировавшегося от мира ученого и видит там его заспиртованную генокопию. Ужасается: «Как вы могли, создав живое существо, убить его?». И слышит в ответ: «А кто вам сказал, что я его создал? Это он меня создал!».

— Я знаю более веселый сюжет. Из Лема, кажется. Человек судится с фирмой, которая считает его своей частной собственностью, так как все его органы — искусственные, созданные данной фирмой…

Но если серьезно, я не очень-то верю в генетическое преобразование физической природы человека. Мы пока слишком приблизительно знаем генетику человека, чтобы не натворить массы безобразий на этом пути. А посему дай бог нам сперва глубже познать и полнее использовать те фантастические возможности, что уже заложены природой в человеческий организм.

Возьмите мозг. Современная теория информации впервые позволила количественно оценить его потенции. И оказалось: нормальный мозг одного обыкновенного человека может вместить в себя достижения всей существующей и существовавшей до сих пор культуры. Я не преувеличиваю. Физиологически это так. Из чего следует целый ряд практических выводов.

И прежде всего тот, что вся современная, во всем мире работающая на протяжении веков система образования и воспитания неправильна. Потому что очевидно: ни один из живущих на земле людей, в том числе и тех, кого мы почитаем за гениев, полностью не реализует свои интеллектуальные возможности. Более того: КПД нашего мозга на протяжении человеческой жизни буквально мизерный. И причину этого надо искать в самом раннем детстве.

Мозг человека рождается как бы недоделанным. Гигантское количество его нейронов и связей между ними включается очень медленно. Неслучайно лет до двух мы, как правило, еще не умеем говорить. И потом очень мало помним о первых годах своей жизни.

Физиологически наша нервная система, наш мозг приспособлены к тому, чтобы постепенно, но очень быстро, очень рано многое усваивать. Так вот, смысл новой образовательной парадигмы: зная возраст, когда в работу включаются те или иные участки мозга, его связи, не пропустить время для того, чтобы дать старт развитию способностей человека, включению его во взаимодействие физиологических и культурных начал в нем самом. Если мы этого вовремя не сделаем, то навсегда останемся полууродами в каком-то отношении.

Главное — мы все должны усвоить вовремя. А в нынешней образовательной системе все усваивается позже, чем нужно, и потом начинаются жалобы: молодежь у нас не такая…