Вячеслав Чанов
В Донецке спускался в забой на 600 метров
Тренер вратарей ЦСКА рассказал Денису Романцову, как собирал автомобили на ЗИЛе и вместе с будущей женой писал репортаж о матче «Спартака».
Лев Яшин всю карьеру провел с болью в правом колене и язвой желудка. Что приходилось переносить вам?
– Году в 1973-м мне шипом раздавили мизинец. Потом лепили его заново из кусочка моего же ребра. Взяли часть кости и вставили в палец – почти год пропустил. В составе «Нефтчи» играл против «Кайрата» – шел на прострел, и в меня влетели железными шипами. Доиграл матч, а после диагностировали перелом шести ребер.
Как познакомились с Яшиным?
– Я еще успел сыграть против него – ему сорок, мне восемнадцать. Потом он часто ездил в составе делегации с разными сборными, за которые я играл. Я сломал как-то палец в матче с чехами. Яшин подходит: «Что с рукой?» – «По-моему, кранты». – «Ну ничего, ты молодец». Именно Яшин посодействовал тому, чтобы меня взяли на чемпионат мира в Испанию.
У нас дни рождения сходятся – у него 22 октября, у меня 23-го. Пришел я как-то к Яшину в больницу, когда ему ногу отняли. Яшин человек настолько сильной воли, что даже тогда заряжал меня уверенностью и спокойствием. Говорю ему: «Я заканчивать буду – 34 года уже». – «Не торопись. Ты последний из нашей школы». После этого я еще 10 лет откатал.
Вы родились за год до расформирования «команды лейтенантов». Что ваш отец рассказывал о ЦДКА сороковых?
– Он дважды выиграл чемпионат, брал Кубок. В 1950 году, когда ЦДКА вернул себе золотые медали, отец играл поочередно с Никаноровым. На некоторые матчи Борис Аркадьев специально ставил Чанова – например, против «Спартака» – и эти матчи оказывались удачными. Я родился на Песчанке, так что Николаев, Гринин, Башашкин и Федотов знали меня с самого детства. Храню даже фотографию, где мы с маленьким Владимиром Федотовым сидим на одном дереве.
Как Чанов-старший попал в ЦДКА?
– Отец прошел войну с Пятой ударной армией под командованием Жукова. Дошел до Берлина, а, когда его часть расквартировали в Потсдаме, стал играть за сборную группы войск. Как-то в Германию приехал играть ЦДКА, и по итогам этих матчей Анатолий Тарасов посоветовал Аркадьеву забрать в Москву пятерых – отца, Ныркова, Родионова, Крушенка и Почтовика. Когда я рос, кумиром для всех, конечно, был Яшин, но мне хотелось быть похожим именно на папу. Отец был смелым и трудолюбивым, и для меня высшей похвалой были слова: «Трудится, как отец».
Отец участвовал в вашем футбольном воспитании?
– Отцам трудно тренировать сыновей, ведь порой нужно проявлять себя диктатором. Но если я просил помочь улучшить какой-то компонент игры, папа никогда не отказывался. Правда, маме приходилось собирать все вазы в доме и держать их в руках, чтобы мы их не побили. Еще отец возглавлял донецкий «Локомотив», и класса с восьмого я стал приходить на их тренировки. Взрослые мужики били мне, восьмикласснику, со всей мочи – если мяч отлетал, отец добивал. Иногда в лицо мне попадал: «Извини, сынок».
Ваша мама ведь тоже была спортсменкой?
– Мама считалась достаточно сильной пятиборкой, входила в сборную СССР. Но когда встал вопрос о ее поездке на Олимпиаду в Хельсинки, они с отцом поженились, родился я. Отец сказал: «Кто-то должен сидеть дома». На него давили, уговаривали, чтобы мать все-таки поехала на Олимпиаду, но он был непреклонен. Когда мы уже переехали в Донецк, мать тайком брала меня, маленького, на стадион и занималась легкой атлетикой: поставила несколько рекордов Украины. Отец ничего этого не знал.
Вы сразу пошли в футбол?
– Начинал с легкой атлетики, дошел до звания кандидата. Занимался в баскетбольной секции, в гимнастической. Когда привели в футбольную школу, я особо интереса не проявил. Даже прогуливать начал. А тренер мой жил над нами и повстречал как-то мою маму: «Клава, не получается у нас с ним. Не хочет он футболом заниматься». Родители серьезно со мной поговорили, пригрозили отправкой в детский лагерь. Не знаю, из-за того ли разговора, но во мне вдруг проснулись отцовские гены и уже через год я был приглашен в юношескую сборную Союза – причем для игроков на два года старше меня.
Солидно.
– Брал у отца кепку, набивал ее газетами, чтоб не спадала, и ходил на тренировки. Тогда считалось, что кепки для вратаря – святое. На физкультуру надевал шелковую футболку ЦДКА с вышитой звездой. Если раньше тренировки прогуливал, то теперь стал сбегать с уроков, чтобы потренироваться второй раз. А как-то раз я бросил в рюкзак форму вместо учебников и помчал на стадион – за полчаса до начала матчей «Шахтера» на поле выпускали детей. Мама туда не ходила, отец уже закончил играть – я был уверен, что про мой школьный прогул они не узнают. На следующий день идем с мамой, навстречу соседка: «Клав, Славка вчера так прилично стоял!» Думаю: «Е-е, мое».
В «Шахтере» тогда сильное поколение выросло?
– Наша юношеская команда стала чемпионом Союза. Помню, два дня бились с киевским «Динамо», за которое Блохин играл. Прошли весь турнир без поражений. Меня признали лучшим вратарем страны 1951 года рождения. Шестерых человек из нашей команды взяли в основу «Шахтера» – Звягинцева, Дудинского, Пьяных, Яремченко, Дегтерева и меня. А в семидесятые годы «Шахтер» трижды завоевал медали чемпионата СССР. Основа команды состояла из местных, пропитанных шахтерским духом.
Что такое шахтерский дух?
– Мои бабушка и дедушка работали в шахте. Я часто ездил к ним в детстве, так что мне эта атмосфера была знакома. Когда уже стал играть за «Шахтер», спускался в забой метров на 600. Перед сезоном и после команда встречалась с шахтерами. Да и по ходу чемпионата по три-четыре игрока регулярно ездили в отдаленные шахты – в 60-70 километрах от Донецка. Просто народ любил команду и просил встречи с футболистами. Общались постоянно.
Именем Старухина назван террикон у донецкого стадиона. В чем уникальность этого нападающего?
– Виталик прекрасно играл головой. На тренировке смотришь: вроде в один угол бить собирается, а он раз – скрутился – и пробил в другой.
Вам часто предлагали сменить клуб в семидесятые?
– Звали в «Зенит», «Спартак» и киевское «Динамо», но мне не хотелось уезжать из города, оставлять родителей. Еще и обкомовские товарищи припугивали: «Уйдешь – родителям плохо будет, из квартиры выселят». Я тянул до 27 лет, но, когда позвали в «Торпедо», все-таки решился уйти.
Заново привыкали к родному городу?
– В Донецке меня все знали, а в Москве поначалу пришлось тяжело. Год притирался к новой команде. Считаю, первый сезон провел так себе, хотя говорят, что были и хорошие матчи. Спасибо Валентину Козьмичу Иванову за терпение. Через год меня признали лучшим вратарем чемпионата, а в 1982-м взяли на чемпионат мира.
Торпедовским духом тоже прониклись?
– С автозаводцами мы встречались очень часто. И не просто встречались, но и сами работали на конвейере. Во время субботников – со значками, в заводской форме – часа два крутили гайки. Дурака не валяли – колесо не так установишь, оно потом отвалится. Нет слов, как приятно было смотреть на автомобили, которые сам собирал.
Чем еще запомнились годы в Мячково?
– Тренера вратарей в «Торпедо» не было, и со мной занимался массажист Александр Капитонович Петров – он, кстати, и сейчас в «Торпедо» работает. Саша перворазрядник по футболу, умел бить – а больше ничего и не требовалось. Упражнения я сам придумывал. Раньше вратари до всего сами доходили – на каждой тренировке: удары, удары, удары. Сейчас все изменилось – итальянская школа, например, вообще практически не подразумевает ударов на тренировках. В России тренеры вратарей только в середине девяностых стали появляться. Когда меня Тарханов в ЦСКА позвал, я стал чуть ли не первым.
Курьезов в «Торпедо» хватало?
– Приехали как-то в Мюнхен, играть на Кубок Кубков с «Баварией», а четырех сумок нет. Хорошо еще, что «Бавария» выдала Петракову, Шавейко, Суслопарову и мне костюмы для тренировки, но у тех-то хотя бы игровая форма осталась, а я и ее лишился. Пришлось администратору покупать майку с трусами и бутсы – вышел во всем новом. С иголочки. Сыграли там 0:0, а в Москве 1:1 и попали в кинематограф.
Как это?
– В начале фильма «Блондинка за углом» по телевизору показывают, как Суслопаров не забивает на последних минутах нашего матча с «Баварией». Героиня Догилевой проспорила перстень и воскликнула: «Я не понимаю, почему наши все время проигрывают!»
Помните свою первую зарубежную поездку?
– В 1966 году полетели на турнир в Ницце и Каннах. Представьте себе 15-летнего советского мальчика, который впервые в жизни летит в Париж. Смотрели выпученными глазами во все стороны. Форму тогда еще не выдавали и Михаил Булгаков, будущий спартаковец, отправился во Францию с авоськой – а в ней бутсы, завернутые в газету. Заняли там первое место.
Вы же и на Олимпиаду должны были ехать.
– Я был капитаном олимпийской сборной, а тренировал нас Эдуард Малофеев. Команда мощная собралась: Федя Черенков, Валера Газзаев, Серега Алейников. Думал, что Олимпиада станет, как тогда говорили, моей лебединой песней. Возраст-то уже – за тридцать. Прошли болгар, греков и венгров, вышли на Игры напрямую с первого места. С венграми незабываемая битва вышла.
Расскажите.
– В странах соцлагеря вообще тяжело было играть. Везде стояли советские войска, чувствовалось напряжение. Минут за 10 до конца я выгреб безнадежный мяч из дальнего угла, выбросил в поле, Федя Черенков убежал и забил. Выиграли 1:0 – так нас потом из гостиницы не выпускали. Болельщики, много поставившие на победу своих, крошили стекла камнями.
В итоге вместо нас в Лос-Анджелес полетела Западная Германия.
– Уже выпустили книжки, предварявшие Олимпиаду, и опубликовали в ней состав нашей сборной с фотографиями всех игроков. Но правительство решило бойкотировать Олимпиаду. Нам-то, футболистам, было просто обидно, а некоторые спортсмены-одиночники кончали жизнь самоубийством. Для них та Олимпиада была делом всей жизни.
Слышал, у вас фантастическая коллекция книг.
– Раньше объявления вешали: «Меняю библиотеку на квартиру». Я и поныне люблю читать. Не просто в гаджетах, а именно бумажные книги. Когда играл, из каждой поездки привозил книги. Что-то здесь по блату доставал. Фантастику, классику, когда ребенок появился – детские книги. Собрал три тысячи томов. Когда жили со сборной на чемпионате мира в Испании, нам привезли только-только вышедший первый сборник стихов Высоцкого «Нерв». Владимира Семеновича на ту пору не было с нами уже два года. Я познакомился с ним в Донецке, когда он приезжал туда выступать. Высоцкий приглашал меня на спектакли, а я его – на игры. Могли вечером посидеть.
Первый тираж «Нерва» даже в продажу не поступал – сразу разошелся по руководителям страны. Откуда он взялся в Испании?
– Не помню точно, то ли он издавался в Испании, то ли кто-то из артистов вручил. В состав нашей делегации ведь входил тогда Евгений Павлович Леонов – он даже тренировки посещал, а вечерами развлекал нас. Кстати, раньше ЗИЛ шефствовал над Театром Сатиры и его актеры часто выступали прямо на базе в Мячково. Ширвиндт ведь давнишний болельщик «Торпедо». Недавно он как раз приглашал меня выступить в Театр Сатиры на 100-летие Георгия Менглета, болельщика ЦСКА. Менглет, великий театральный актер, знал еще моего отца, когда тот играл за команду лейтенантов, а когда я оказался в ЦСКА, познакомился и со мной.
Главное впечатление от Азербайджана, где вы оказались после «Торпедо»?
– Болельщики в Баку темпераментные. Для них главный матч – с Ереваном. Я провел в «Нефтчи» два года, но азербайджанцы до сих кланяются, встречая меня. Я ведь все четыре матча с «Араратом» на ноль отстоял – для них это многое значило.
Какой матч с «Араратом» засел в памяти?
– Тот, что догадались назначить на годовщину Шушинской резни. День вражды армян и азербайджанцев. Руководитель Баку Мусаев вызвал меня перед игрой: «Ну что, будем играть?» Отвечаю: «Да мы уже сидим на базе. Играем!» Вышли. Обстановка наэлектризованная – играли-то в районе Арменикенд, где жило много армян. Голов все нет и нет. По трибунам уже листовки пошли: «Вставайте громить азербайджанцев». И за пять минут до конца Машалла Ахмедов – бум – и 1:0. Выиграли. Помню, состояние в раздевалке было – будто десять вагонов разгрузили.
Вы рекордсмен страны по числу отраженных пенальти. Самый задорный из них?
– Блохину оставалось несколько голов до 200-го мяча. Назначают пенальти, он устанавливает мяч со словами: «Сто девяносто восемь». Я ему: «Не торопись». Снимаю этот мяч и вижу: Блохина сразу меняют. «Теперь свободен», – кричу вслед. Мы с ним ровесники, дружим с юности.
Как оказались в ЦСКА?
– После Баку собирался уже заканчивать, но позвонил Юрий Морозов: «Ты как, еще потянешь?» Я подумал: неплохо было бы завершить карьеру в родном городе. В общем, Морозов убедил: «Приходи, мне нужен твой опыт». Стал я батькой-атаманом для Фокина, Малюкова, Кузнецова, Татарчука, Брошина – ребят, что последними чемпионами СССР стали.
Вы застали один из худших сезонов в истории ЦСКА, обернувшийся вылетом в первую лигу. Как так вышло?
– Морозов – хороший тактик, теоретик, но очень тяжело работал с людьми. Ребята собрались молодые, начали здорово, но после первой же неудачи Морозов стал резко менять состав. Потом признавал, что не стоило из одной крайности в другую кидаться. К тому же накачивали нас в Министерстве обороны, генералы постоянно заходили в раздевалку.
И вы уехали в ГДР.
– В команду советской группы войск, но довольно быстро получил приглашение из Ратенау – от полупрофессиональной команды «Оптик». После объединения Германия мы за пару лет дошли до третьей лиги. Выступал там до 44 лет. Увидел страну другими глазами. Раньше приезжаешь в Берлин – город еще достраивается, да и времени на экскурсии нет. А когда поселился там, пригляделся к его красотам, которых раньше не видел. Бродишь по Унтер-дер-Линден, бульвару под липами, и видишь, что город чем-то похож на Рим. Те же фигуры, пантеоны.
Как менялась ГДР после падения Берлинской стены?
– Молодежь поначалу обрадовалась – свобода, можно ехать куда угодно. А выяснилось, что рабочих мест на Западе не хватает. Восточная Германия оказалась неготова к Западной, стали ее подтягивать. Но в Восточную Германию неохотно субсидировали – в итоге закрывались предприятия, поддерживавшие футбольные команды.
Прежде чем заняться вратарями ЦСКА вы работали и главным тренером. Как это получилось?
– Я был знаком с владельцем команды ТРАСКО. Он позвал меня начальником, а через год я стал главным тренером. ТРАСКО черпал кадры в ФШМ: у меня играли Андрей Соломатин и Денис Первушин, который потом выступал в ЦСКА, а теперь работает в нашей школе. Неплохая командочка получалась, но тоже не хватило финансирования. Тарханов пригласил в ЦСКА, где я работал с Плотниковым и Новосадовым, а через год мне указали на дверь – ничего не объяснив.
А как вас потом в строительный бизнес затянуло?
– Работая в ТРАСКО, я познакомился с ребятами из «Лужники-Альянс». Когда остался безработным, они позвали меня заниматься строительством спортивных объектов: залов, кортов. Поработал несколько лет – и Павел Садырин снова пригласил в ЦСКА. Занимался Армишевым, Димой Гончаровым, Кутеповым, с Долматовым брали серебро, но после поражения от «Мельде» меня сделали крайним и снова уволили. Я не обижаюсь. Мой принцип: беру трудовую книжку и ухожу.
Без работы снова не засиделись?
– Мой хороший друг Борис Алиферов предложил возглавить футбольную школу в Реутове. Приезжаю: там два тренера, три мяча и человек двадцать гоняет по гаревому полю. Ходил по подворотням, собирал ребят. В итоге у нас появилась полноценная школа – с искусственными полями и залами. Команда девочек нашей школы даже выиграла Кубок Евразии.
А как вас в пляжный футбол занесло?
– Вагиз Хидиятуллин позвал. Кто-то из банкиров хотел раскрутить российский пляжный футбол так же, как мини-футбол. Поехали нашей командой ветеранов на чемпионат мира в Бразилию – Васильев из «Торпедо», Калайчев из «Локомотива». Мы и правил-то не знали, но Зико свозил в свою школу, показал, что да как.
А вы что показали?
– Обыграли аргентинцев, так нас стали на улицах узнавать. Жара неимоверная – градусов 38. Ворота большие, прыгать на песке неудобно, но я что придумал – стал водичкой поливать места, от которых отталкиваюсь. В общем, заняли пятое место. Но после возвращения в Москву у меня примерно месяц песок отовсюду высыпался. Я еще удивлялся там поначалу – чего все вратари в очках играют.
Ваш сын тоже собирался стать вратарем?
– Сын начинал в торпедовской школе, получалось неплохо, как и у всех Чановых, но за год зрение упало до «минус трех» и пришлось закончить. Это у него от матери, которая тоже очки носила. Она, к сожалению, погибла.
– Как это пережили?
– Еще не старый, остался один... Московские друзья пытались устроить мою личную жизнь, но я всегда говорил: «Нет, пока сердце не щелкнет…» И вот – щелкнуло. Привез ТРАСКО на сборы в Алушту. Девушка из газеты «Фаворит» пришла брать у меня интервью. Стали встречаться. Потом ездил к ней между матчами – на шесть часов до следующего поезда. Она долго сомневалась, я долго убеждал.
И как в итоге убедили?
– В личной жизни «Лужники» помогли. Я был знаком с пресс-атташе стадиона Игорем Ивановым, а там как раз намечался матч «Спартака» в Лиге чемпионов. Звоню редактору газеты «Фаворит»: «Хотите я вашего корреспондента аккредитую на матч Лиги чемпионов?» – «Это было бы прекрасно!» – «Но корреспондентом должна быть девушка, бравшая у меня интервью». Отвечает: «Условие принято». В итоге во время пресс-конференции она сидела на первом ряду, а затем мы вдвоем писали отчет о матче – у меня же журналистское образование. Мы вместе уже 18 лет, у нас растут две дочери.
Журналистское образование у вас – не единственное?
– Я закончил Донецкий институт торговли, затем Малаховку, а журналистику изучал в Донецком университете. Даже в «Советском спорте» публиковался.
С приходом Гинера в ЦСКА вернулись и вы. Как это произошло?
– Когда Гинер объяснил, как хочет преобразовать ДЮСШ, я понял, что это будет школа моей мечты. То, что я сам хотел сделать в Реутове. Директор школы Дулык занимался хозяйственной частью, а я взял на себя спортивную деятельность. Возил детей на турниры. Проработал в школе до прихода Газзаева – он уже взял меня в штаб тренером вратарей. И вот уже 12-й год работаю тренером вратарей и очень этому рад. Сосредоточился на работе и спокойно делаю свое дело.
Сегодня в тренировке ЦСКА принял участие сын Андрея Саморукова, в прошлом году в заявку попадал сын Александра Помазуна. Юные вратари ЦСКА чем-то походят на своих отцов?
– Только характером. По сравнению с девяностыми, когда их отцы играли, изменились требования к вратарям. Мой отец говорил нам с братом: «Когда играл, успевал бычок у штанги затушить, пока мяч летит – сейчас же скорости совсем другие». А теперь они еще во много раз убыстрились. Мы в ЦСКА создали пирамиду. В школе работают три вратаря, а в дубле – Андрей Ширяев. Я говорил Гинеру, когда он звал меня в ЦСКА: «Придет время, когда за российскими вратарями будут становиться в очередь, поэтому нужно заниматься ими с детских лет». Одного тренера вратарей на всю школу недостаточно. В школе нужно как минимум трое. Андрей Мирошниченко занимается в ЦСКА самыми маленькими: учит их кувыркаться – это самая трудная работа. Потом передает их дальше, а с самыми старшими работает Андрей Саморуков.
Опишите ваши отношения с Игорем Акинфеевым.
– Мы оба вратари. Оба со сложными характерами, но у нас много сходств в мировоззрениях. Мы понимаем друг друга. Нуждаемся в помощи друг друга. Он сказал в недавнем интервью, что я даю ему советы по жизни. Но иной раз и я к нему обращаюсь за советом. У нас такие отношения, что их не хочется ни углублять, ни терять. Не становиться слишком холодными друг к другу, но и не доводить до панибратства. Мы дружим и нашли в нашей дружбе золотую середину.
Следите за своими учениками, покинувшими ЦСКА?
– К Вене ездил в прошлом году, в этом график не позволял навестить, но созваниваемся регулярно. С Габуловым часто общаемся. Женя Помазан мне первому позвонил, когда у него дочка родилась. К Абакумову первым делом подошел после матча с «Мордовией». Нигматуллина после дисквалификации мы не бросили, следим за ним – Артур по глупости принял мочегонное, чтобы вес согнать, и попался. Я ведь был им учителем, а они мне – детьми. Они – часть меня, и уносят эту часть со мной. Когда ребята произносят где-то добрые слова в мой адрес, это лучшая награда для меня. Мне большего и не надо. Значит, я на правильном пути.
