…Не было больше ни страны, из которой он уходил в последний рейс, ни почти сорока лет жизни, истаявших в плену. Только женщина продолжала ждать на берегу.
НА ОСТРОВЕ Тайвань их оставалось двое — последних свидетелей трагедии 1954-го. Танкер «Туапсе», в середине прошлого века вставший на вечный прикол в порту Гаосюн, и судовой кок Сева Лопатюк, живой памятник холодной войне. Железный танкер залили цементом в порту, замуровали навечно. Одесситу Лопатюку была уготована та же судьба. Ведь о нём, казалось, забыли и на родине, и в плену. Только в одном сердце он был всегда жив, даже если по всем законам ему полагалось давно умереть.
В ГОРОДЕ самого синего моря, городе моряков и корабельных жён играли послевоенную свадьбу, бедную и счастливую. Их расписали в загсе на Молдаванке, и на первую годовщину моряк Лопатюк и его Эля в четыре руки испекли свои первые пасхальные куличи. Куличи удались, а значит, впереди было счастье, обещала народная мудрость… Он ходил под флагом между Одессой и Варной, она ждала на берегу. На бортах кораблей в порту белой краской были выведены имена партийных вождей. Из Румынии он привёз любимой патефон и пластинку Петра Лещенко. И иногда брал жену с собой в рейс — с разрешения капитана… Так начиналась длинная жизнь, которой им на двоих было отпущено всего пять лет «до» и пять лет «после». Кто тогда мог представить, что между юностью и старостью впишутся в их судьбу тридцать девять лет тайваньского плена, проглотившего весь короткий человеческий век?
«На Китай 24 мая 1954 г.» — осталась в архиве пароходства карандашная приписка над списком из 49 фамилий моряков, ушедших в тот день на Шанхай с грузом осветительного керосина на борту. Элеонора Лопатюк провожала мужа в порту… Ровно через 2 месяца Всесоюзное радио объявило, что в нейтральных водах танкер «Туапсе» захвачен военным корветом гоминьдановцев, экипаж арестован, красный флаг сорван с мачты. Элеонора приглушила приёмник… Они дрались за тот красный флаг. Их били прикладами. Судовой повар Всеволод Лопатюк нёс своему капитану миску похлёбки, и в него стреляли. В этот день его дочери Елене исполнялось 4 года. Отца она увидела снова, уже выйдя на пенсию.
Корабельные жёны сбивались в стаю и осаждали Одесское пароходство, но и высокие чины не знали, что происходит
с 49 моряками в лапах пиратов XX века. Маленький остров играл с Большой землей в холодную войну, переставляя как пешки моряков по камерам тайваньского застенка. Иглы под ногти. Голодный паёк. Яма с пленниками, над которой, расстегнув штаны, вставали в круг офицеры чанкайшистской разведки. Изолированным от мира «туапсинцам» говорили, что началась третья мировая война и никто не придёт им на помощь. Пленники могли выкупить свою будущую жизнь ценой отказа от старой. Нужно было только подписать заявление о невозвращении в СССР. В. Лопатюк не подписывал его 39 лет. Советский Союз перестал существовать первым.
КТО-ТО из «туапсинцев» отрекался и уезжал в Америку. Одни оседали там, другие рвались домой, возвращались и попадали за колючую проволоку уже на родине. Кто-то погиб на Тайване. Кто-то жил в бессрочном плену… А на родине полным ходом шли съёмки фильма «ЧП — чрезвычайное происшествие» о подвиге экипажа танкера. Вячеслав Тихонов, ещё не сыгравший Штирлица, уже сыграл Лопатюка, и во всех одесских подворотнях мальчишки играли в «ЧП». Элеонора выключала телевизор, когда на экране шёл этот фильм. Её мужа забыли в настоящем плену.
Дочка Лена закончила школу. За всё это время не было ни одной весточки с того конца материка. Элеонора не могла даже с уверенностью сказать, что тот человек, которого она ждёт, ещё живёт на свете. На этот вопрос никто не мог ответить: между ними были не километры — между ними была история. Ей, корабельной жене, оставалось одно — ждать у синего моря. Когда-нибудь эта одиссея должна была закончиться…
Дочка родила сына, а Всеволод Лопатюк, и не знавший, что стал дедом, жил в каморке на правах домашнего животного у семьи тайваньцев. Ему кидали кость, следили, чтобы не выходил за ограду, и давали подышать. Никто уже и не задавался вопросом: зачем? Из тех вещей, что кок взял с собой в рейс, уходя на Шанхай в 1954-м, у него оставался только песенник с пожелтевшими страницами. Поёт ли страна песни с той пластинки Петра Лещенко? Слушает ли Эля мой патефон? Любит ли? Ждёт? Он даже не знал, жива ли она.
Ещё сильнее он сомневался, что сам ещё жив.
Внук, которог
Всеволод Лопатюк никогда не видел, пошёл в 1-й класс, когда деда разбил инсульт. Он лежал недвижно в каморке, куда изредка заходил маленький узкоглазый человечек с костями, и мечтал только о глотке свежего воздуха. Или о полосочке света. И об Эле… Он оставался на острове один, один из 49 человек экипажа. И ещё — танкер, залитый бетоном в порту Гаосюн. Второй инсульт случился, когда внук пошёл в 4-й класс, а высокая причёска Элеоноры вся стала белой. Недвижный, с уходящим рассудком, он боялся одного — «уйти в горшок», как товарищи, умершие на Тайване, от которых остались только урны с прахом. Таким его и нашли, когда вдруг закончилась долгая партия, в которой играли живыми фигурами.
— В 1993 позвонили китайцы и сказали: «Ваш муж жив. Мы везём его домой. Вы примете его такого?» Я даже не спросила, какого…
Родной порт показался на горизонте — и он его не узнал. Бывшие тюремщики, возвращавшие пленника на родину, спустили трап. Не было больше нужды сторожить заложника эпохи, канувшей в Лету.
Элеонора сбежала в домашнем платьице на морозную улицу — будто не было прожитых лет, — где у подъезда в инвалидной коляске сидел её Сева. Такой, которого ей пришлось заново учить ходить, говорить. И он её увидел такой, какой она и была, — седой Пенелопой, корабельной женой. «Ты дождалась меня, как жена Одиссея, — говорил он. — Я ведь жил только мыслью о доме».
39 лет плена корабельному коку Лопатюку, которого, как и весь экипаж «Туапсе», страна забыла в чанкайшистском плену, принесли 20 долларов. Он от них отказался. Державы больше не было, и некому было предъявлять счета.
Лишь любовь корабельных жён длилась дольше истории стран.
Им осталось прожить вдвоём пять лет. Рассказать друг другу целую жизнь. Один раз сделать фото на память… Последний инсульт разбил Всеволода Лопатюка, когда его внук уже сам плавал на корабле.
— Я держала Севу за руку и слышала, как уходит пульс. Я говорила: «Сейчас, сейчас всё будет хорошо», но он был уже в забытьи… Нам слишком мало было отпущено времени на земле. Но на небе мы будем вместе. Я уже и место приготовила… Пусть теперь он меня чуть-чуть подождёт