Володя Богаткин и Людмила

Шарфик из Лондона

Они перешли на последний курс. В июне, после экзаменов, Володя провожал Людмилу домой. Она уезжала на практику в Белоруссию, а он оставался в Ленинграде на всё лето. Люда спросила, о чём Володя мечтает. Нетрудно догадаться, на что она намекала, но он сделал вид, что не понял. Сказал, что мечтает о шёлковом кашне, вошедшем тогда в моду, и кожаных перчатках к зиме. Люда засмеялась. Или сделала вид, что засмеялась. И уехала в Белоруссию.

Она ничего не забыла

С Володей Богаткиным мы не были близкими друзьями. Вернее, не были настолько близкими, чтобы делиться своими душевными тайнами: и разница в возрасте к тому не располагала, и знакомы-то были не напрямую, а через общего товарища, солиста балета Большого театра, да и встреча

лись редко. О жизни друг друга знали, успехам радовались, неудачи переживали, но не более того. Но как-то после очередной выставки его картин в ЦДРИ мы поднялись в буфет Дома, чтобы отметить успех выставки, ну и, само собой, приняли на грудь несколько больше, чем это полагалось, а потому завязалась

у нас беседа о том, о чём раньше мы не говорили.

До войны Володя учился в Ленинграде в художественном училище. Там и нашёл девушку, которую хотел назвать женой сразу же после окончания учёбы. Всё шло к этому, но поломалось по причинам, от ребят не зависящим.

Они перешли на последний курс.

В июне, после экзаменов, Володя провожал Людмилу домой. Она уезжала на практику в Белоруссию, а он оставался в Ленинграде на всё лето. Люда спросила, о чём Володя мечтает. Нетрудно догадаться, на что она намекала, но он сделал вид, что не понял. Сказал, что мечтает о шёлковом кашне, вошедшем тогда в

моду, и кожаных перчатках к зиме. Люда засмеялась. Или сделала вид, что засмеялась. И уехала в Белоруссию.

Через две недели началась война, немцы в первые дни пёрли так быстро, что девушка вскоре оказалась под оккупацией. Она прошла несколько концлагерей, работала в немецких частных хозяйствах,

а под конец войны оказалась в английской зоне. И вышла замуж за англичанина. Родив двух очаровательных малышей, перебралась с мужем и детьми в Лондон.

Володя с началом войны попал в студию батальной живописи имени Митрофана Борисовича Грекова. Хотя формально не воевал, приходилось всяко. Об этом

можно судить по его же картинам и рисункам, написанным по живым следам событий, свидетелем которых он был. Это только считалось, что Богаткин художник-баталист, правильнее было сказать – солдат, потому что немцы не разбирали, рисуешь ты или воюешь – бомбили и обстреливали всех одинаково. Так что Вол

одя не раз был ранен и имел при своей мирной профессии ордена, которые полагались настоящим фронтовикам.

Жизнь за границей у Людмилы поначалу не сложилась. Она осталась одна с двумя ребятишками на руках, но не сдавалась, работала, участвовала в выставках, возвращаться на Родину боялась. Ведь

она не просто оказалась за границей – вышла замуж за чужеземца, а такое, как она помнила по предвоенным годам, строго наказывалось. За себя она беспокоилась меньше всего, ибо к лагерной жизни привыкла: больше думала о детях, выдержат ли они.

Как ни странно, именно дети её и спасли. Так случилось,

что на одной из выставок, где она демонстрировала портреты своих детей, работы Людмилы были замечены и отмечены. Более того, английской королеве так понравились её картины, что она заказала Людмиле портреты своих детей, принцев крови. И опять получилось всё наилучшим образом. Работы понравились не

только заказчице – их похвалила пресса. Имя художницы стало популярным, известным, модным. От заказов не было отбоя. Росли заказы – росли и гонорары. Короче, всё складывалось отлично.

У Володи тоже получалось неплохо. Он женился на художнице, оброс друзьями, званиями, именными выставками. Казалос

ь бы, что ещё нужно? Но старую свою любовь он, оказывается, не забыл. Искал ли в последующие после расставания годы? Наверное, искал. Но время было такое, что не до поисков, к тому же таких рисковых. И где искать? Деревушка, где жила тётка Людмилы в Белоруссии, во время войны была сожжена, жители её

разлетелись кто куда, да и не помнили они ленинградку, которая задержалась у них на короткие сумасшедшие военные дни, а потом сгинула насовсем.

Конец этой истории так же неожидан, как всё в нашей жизни. С началом того периода, который назвали оттепелью, группа советских художников направилас

ь в Англию для налаживания связей с тамошними художниками, которых мы не особенно знали даже во время кровопролитной войны, когда были союзниками, а уж в годы войны "холодной" вовсе растеряли все свои знания. Короче, поехали восстанавливать то, чего никогда не было.

На одном из приёмов в честь со

ветской делегации к нашим подошла англичанка и спросила, знают ли они такого русского художника по имени Володя Богаткин?

– Знаем, – осторожно ответили наши.

– Тогда, – продолжила англичанка, – передайте ему вот этот пакет. Он, возможно, сам вспомнит, от кого.

И ушла.

Надо знать те време

на: передавать за рубеж и получать там любые письма, а тем более бандероли было строжайше запрещено. К чести наших художников, они выполнили заказ англичанки, пренебрегая всякими запретами.

Когда Володя развернул свёрток, он сразу всё понял: в бандероли лежали шёлковое кашне и кожаные перчатки.

Я спросил тогда Богаткина, что он предполагает делать.

– А что я могу сделать?

Действительно – что? Я знал жену Володи. Она была милой, приветливой женщиной. Его старая любовь была мне не знакома. Естественно, какой присоветовать выход в такой непростой ситуации, я не представлял. Поэтом