Владимир Панков

«Я не могу играть, когда зрители выпивают»

На Владимира Панкова театральная общественность возлагает большие надежды. Михаил Швыдкой называет его «открытием» последних сезонов, Александр Калягин предоставляет для его театральных экспериментов сцену своего театра, выдающиеся деятели культуры вручают ему премию «Триумф». Скромный молодой человек на суету вокруг своего имени взирает с легкой иронией. И не перестает удивляться, когда его в который раз называют «первооткрывателем» нового жанра. Хотя саунд-драму изобрел именно он.

– Музыка для вас – это хобби или профессия?

– Музыка есть все. К ней неприменимы понятия хобби, профессия. Я не разделяю себя на профессионального актера, режиссера, музыканта. Артист – это жонглер, клоун, танцор, режиссер.

– Но с чего вы все-таки начали?

– Вначале появился фольклор и обрядовое пение в деревнях. Началось все с традиционной музыки, экспедиций и общения с бабушками и дедушками. В школьные годы я был то на сцене, то на дискотеках, то занимался модным тогда брейк-дансом. Кроме того, папа отдал меня в школу дзюдо. Все это были разные способы самовыражения.

– На каких инструментах вы умеете играть?

– Если я сейчас начну перечислять, это будет нескромно. Я не могу сказать, что я умею играть на этих инструментах. Просто у меня есть тяга к ним, и я могу извлекать из них звуки. Я за последнее время задумывался, что мы теряем, когда даем интервью, пытаемся появиться на радио, ТВ. Я понимаю, что артист – это зависимая профессия и надо торговать собой. Но тут же возникает вопрос: где твоя скромность? Где твоя деликатность, которая была присуща таким актерам, как Леонов, Смоктуновский?

– В ваших спектаклях участвуют и драматические актеры и оперные певцы. С кем вам проще работать?

– Проще с талантливым человеком. Опыт говорит, что мне не нужен суперголос. Например, у Андрея Миронова не было голоса, но он был дико музыкальный человек.

– Выступать в клубах планируете?

– Категорически нет. Я всегда был настроен против клубов. Я сомневаюсь, что музыку можно слушать в клубе, потому что изначальные условия, которые предлагает клуб, не годятся для музыкантов. Я не могу играть, когда зрители выпивают. Мне нравятся условия игры в театре, когда зал молчит, потому что он пришел именно на спектакль и его ничто не отвлекает.

– Что входит в понятие саунд-драмы?

– В саунд-драму входят все жанры: опера, мюзикл, оперетта. Мы можем в саунд-драме играть жанр. Можно столько попробовать, что глаза разбегаются. На сегодняшний момент выпущена трилогия по современной драматургии: «Красной ниткой», «Доктор», «Переход». У меня есть несколько идей, сейчас работаем над Гоголем «Вечера на хуторе близ Диканьки».

– Вы учились на курсе у Олега Кудряшова. Хотели быть актером мюзикла?

– Мюзикл никогда не приживется в этой стране – в том качестве, в котором он существует на Бродвее. Есть менталитет, есть другая энергетика. Мюзикл – это туристический бизнес. Наши мюзиклы напоминают новогодние елки, еще должны в конце подарки выдавать.

– Но в принципе вы музыкальные спектакли смотрите? Вам что-нибудь нравится?

– Я редко хожу в театр. В основном хожу к друзьям, которых хочу поддержать. Когда я смотрю спектакль, то начинаю дергаться. Когда я вижу талантливое, то заражаюсь, и мне хочется самому что-то сделать. Когда вижу, плохое, то расстраиваюсь. И потом я боюсь что-то свое убить. Вообще я очень суеверный человек. Я считаю, что все должно само находить тебя. Например, «Красной ниткой» я не искал сам, также как и «Доктора» – Елена Исаева, драматург, мне позвонила. «Морфий» сам меня нашел.

– Вы собираетесь снимать кино…

– Да, вначале я планирую снимать фильм с опытным режиссером. Самонадеянно? Да. Но я считаю, что это может получиться. Кино даст новые возможности. Не буду лукавить, хочется, чтобы твою работу увидело много людей. Хотя кто его знает…В нашей стране можно снять кино, и его никто не увидит. Это будет не просто кино, а «саунд-драма фильм». Для меня актер – музыкальный инструмент. Спектакль – это оркестр. Каждый может играть соло, а может в группе. А я режиссер-дирижер.

– А хотели бы быть поп-звездой? Издаваться миллионными тиражами?

– Каждому дано то, что дано. Музыкальные каналы вряд ли предложили бы мне выступать, я ведь «неформат». Формат – это мнение, что будет продаваемо, а что нет.

– Хорошее искусство не может быть продаваемо?

– Наверное, может. Но применительно к себе, я понимаю, что это очень сложно сделать. Когда приезжаешь на Запад с «Красной ниткой», – зал забит. Говорят, что это новый взгляд на театр. А у нас, в России, когда играли «Нитку» в зале на 200 человек сидело максимум 50-60 человек.

– Может, не хватает пресловутого пиара?

– Не знаю…Есть разные пути, например путь Петра Фоменко или Анатолия Васильева. Им не стыдно за свою популярность. Можно, как угодно к этому относиться, но это ЕСТЬ, и это достойно, и это не с протянутой рукой, в этом есть порода.

– Вы хотите уже где-то обосноваться? Найти свою постоянную площадку?

– Разумеется, если бы мне дали такую возможность. Это сейчас для меня сама больная тема. Саунд-драма сейчас дико выросла. Спасибо, конечно Жене Миронову и театру «Наций», что нас не выгнали. У нас там студия. Но даже этого мало стало. Я сейчас столкнулся с тем, что мы не можем выпустить постановку, потому что у нас нет своего помещения. Единственный способ выжить – это выращивать своих артистов, своих музыкантов, своих продюсеров, своих художников. Новый репертуарный театр. Сделать свой театр – это сейчас для меня самое главное. У меня нет времени. Мне надо сделать сейчас задел. Вот тут у меня как раз нет терпения. Я не знаю, к кому обращаться за помощью. Наверное, надо уехать заграницу, наполучать там призов, тогда здесь признают.

– Вы, в самом деле, не хотели бы уехать из России?

– Я слишком люблю место, где я живу. Есть такая пословица: «Где родился, там пригодился». С 12 лет я мотаюсь по провинции и не смогу без этих людей. Я был на долгих и далеких гастролях, но все равно возвращаюсь.