Русский поэт, прозаик, переводчик, эмигрант "первой волны", основатель издательства "Вол" (Париж).
...Опираясь на подушки, горкой положенные за спиной заботливыми руками медсестры, он писал строчку за строчкой и улыбался про себя: так все это было непохоже, на его обычно ровный, безупречно - каллиграфический почерк... Строчки расползались по тетрадке вкривь и вкось, словно опьянели.
На лбу
выступил холодный пот, становилось трудно дышать, что-то резко кольнуло в боку. Доктор, смотревший его сегодня, ничего не сказал ему, улыбался, качал головой, похлопал по руке, потом что-то негромко медсестре. Та нахмурилась, кивнула, исчезла куда-то на мгновение, потом вернулась с пробирками, иголо
чками, стеклянными палочками... Все эти загадочные стекляшки забавно искривляли пальцы, ногти, делая их толстыми, похожими на сосиски... Сестра ловко уколола палец, он и охнуть не успел, прижала к нему какую-то стеклянную колбочку. "Мешают только!" - с неудовольствием нахмурился он... И так все в го
лове путается... Вот рифма ускользнула опять! Досада какая! Выписывали бы быстрее... все возятся с какими-то анализами. Простой аппендицит вроде бы... И как же там дальше:
Что на дорогу могу сказать?
Привет последний, привет прощальный!
Кто будет помнить, кто будет знать
Слово радости души п
ечальной?..
Немного неудачная, неточная рифма в конце строки... Ах, если бы не эта предательская слабость... Все как-то странно на него смотрят сегодня... А за окном опять дождь. Иногда, смотря в окно на серое небо, он забывает, что не в России... Плачущее дождем небо везде одинаково. С той то
лько разницей, что в России зимой не бывает дождя... Снег, его освежающий холод, заменяет мокроту и унылость... Как у него там было написано когда-то:
* * *
Так было в сказочной России:
Пушистый снег, холодный час,
О, вечера мои родные,
Сегодня вспоминаю Вас.
Несутся маленькие
санки
Березы белые бегут.
На молчаливом полустанке
Ищу от сумрака приют.
Под песню тонкую печурки
Для чая греется вода.
Я с памятью играю в жмурки:
Ловлю минувшие года.
Но на чужом, на незнакомом
На непонятном языке
Поет о чем-то перед домом
Ребенок с куклою в руке
И сразу боль в д
уше проснулась.
Погас опять мгновенный свет:
Глаза и сердце обманулись:
России нет, России нет.
1926 год
Он откинулся в изнеможении на подушки, зажмурился - лучше уж не вспоминать. Сестра что-то тихо спросила по-французски, и не дожидаясь ответа, убрала одну из подушек. Вместо горки полу
чилась яма, в которую он проваливался все сильнее... Что-то кружилось в голове, неустанно звенели молотки, выковывающие: "Ты кто - ты кто? Ты куда - ты куда?" Он пробормотал в ответ строчки из стихотворения:
Я - дерево, стоящее у края,
Где времени скудеет полоса.
Стою на грани, жизнь благосло
вляя,
И многих птиц я знаю голоса...
(Из стихотворения "Я - дерево". 1928).
Строчки, замирая, звенели где-то легким эхом, а он чувствовал, что без всяких усилий поднимается вверх, хотя дышать становилось все труднее. Он ощущал на ладонях какой-то холодок... непонятно. Дождь? Снежинки?.. Сл
езы? Чьи? Этой стройной медсестры с серо-зелеными глазами?.. Какой легкой оказалась эта "дорога к теням" (выражение из стихотворения Вл. Диксона), которую он как бы угадал раньше. Так все странно! Страннее не бывает. Он увидел, как на васильковое поле, огромное сине-зеленое, падает хлопьями мягкий и
чистый снег, и обрадовался: "Вот я и дома, наконец-то, в России, на этом бесконечно родном поле..."
Он с облегчением выдохнул: вот и окончен его путь звездного странника, жившего так долго без Родины.
Этот выдох был последним.
Владимир Диксон родился 16 марта 1900 года в г. Сор
мове Нижегородской губернии. Отец его, Вальтер-Франк Диксон, американский гражданин, приехал в Россию работать инженером-строителем на заводах Сормова в 1895. В 1898 году он женился на Людмиле Ивановне Биджевской. В 1900 году семья Диксонов, вместе с трехмесячным сыном Владимиром, переехала в Подоль
ск, Московской губернии, где отец работал инженером в компании "Зингер".
Воспитанием Владимира занималась мать и, позднее, гувернантка-француженка. В девять лет он, ученик Подольского реального училища, свободно владел французским языком, писал стихи на русском. В 1917 году он продолжил учебу в
Америке. Там в 1921 году окончил технологический институт (в штате Массачусетс), а в 1922 - Гарвардский университет со степенью магистра. Около года Владимир работал в компании "Зингер", а в 1923 году, приняв предложение компании, становится ведущим инженером в одном из ее крупнейших филиалов, в Па
риже.
В Париже он много писал и переводил стихи молодых русских поэтов-эмигрантов на английский язык. Ему много помогал советами литератор и переводчик князь Дм. Шаховской, один из его самых преданных и верных товарищей, оказавших на мировоззрение молодого писателя большое влияние. Он познакоми
л Владимира с обширным кругом писателей и литераторов, составлявших центр интеллектуальной среды "русского Парижа": Дм. Святополк-Мирским, Алексеем Ремизовым, Владимиром Набоковым, высоко ценившим талант Владимира Диксона как поэта - прозаика, "имевшего образный, чистый язык и поэтический голос" (В.
Набоков. Из рецензии на сборник рассказов Вл. Диксона "Листья" 1927г.)
В журнале русской литературной культуры "Благонамеренный" (Брюссель 1926 г. No. 2), Диксон публикует статью о книге Дм. Святополк-Мирского "Современная русская литература", где впервые предстает перед публикой, как критик,
умеющий блестяще анализировать и обобщать. В этом же издании Дм. Шаховского публикует он и свои стихи.
В поэтическом мире Владимира Диксона, человека глубоко религиозного, значительную часть занимают стихотворения духовного плана, в которых отразились, прежде всего, мучительные поиски смысла жи
зни и нравственного пути самого автора. Много стихотворений посвящено России, родине его детства. Он взрастил и воспитал в душе своей какую-то особо трепетно-теплую любовь к этой покинутой земле и все, что не Россия, то для Диксона - духовная "чужбина", пустыня. Россия для него - это обетованная зем
ля, "земля вовек святая"...
Алексей Ремизов, один из близких по духу Диксону людей, вспоминал о своих встречах с ним в Париже, об их шестилетней дружбе: "Нас соединила Россия и книги. Все часы после службы он посвящал ученью. Бретонские легенды и Византия, мне близкое, занимали и его, и н
аши свидания заполнялись кельтами и византийскими веками. Пытливость и жажда знания меня трогали в нем, а еще и - сердце. В первый раз, когда он пришел ко мне, я подумал, глядя на его глаза: "Вестник с опущенными крыльями!" И за шесть лет нашей дружбы я понял его и благословил его приход" (Цитируетс
я по публикации журнала "Наше наследие" No.4. 1991 год). Ремизов связывает увлечение Диксона историей Бретонии и Ирландии, увлечение глубокое, почти научного характера - он обработал и переложил на современный русский язык цикл легенд, посвященных бретонским святым, - с историей рода Диксона: по отц
овской линии предки его были шотландцы, и один из них за верную службу королю Вильгельму III Оранскому был одарен землей в Ирландии!
Но самому поэту виделась во всем этом неуловимая духовная связь с Россией. "Эта связь идет не во времени и не в крови, - говорил он, - а как-то под временем и в д
ухе. Особенно эта связь сильна в понимании святости; в понимании жизненности веры; в какой-то неисчезающей, неизъяснимой надежде. И нечто совсем русское чувствуется мне в судьбах и страданиях Бретонских святых..." (Вл. Диксон. Стихи и проза. Париж 1930г). В 1924 году в Париже был издан сборник стихо
в "Ступени", очень благожелательно встреченный русскоязычными читателями, а в 1927 году - книга прозы, уже упомянутые "Листья".
Все они были выпущены издательством "Вол", основанным Владимиром при серьезной поддержке его друзей и родных.
У издательства и молодого автора было много блестящи
х планов: издавать переводы, ежемесячное литературное обозрение - журнал.
Сам Владимир задумал перевести на английский с юности обожаемого им Блока. Но всем этим планам не суждено было осуществиться. Поэта, "одаренного всем, что есть у Бога" (по словам А. Ремизова), Бог же и призвал к себе неож
иданно.
17 декабря 1929 года в Американском госпитале Парижского предместья Нейи-сюр-Сен Владимир Диксон умер на 10 день после операции аппендицита от эмболии (нарушение кроветворения ведущее к образованию тромбов в организме, отеку легких). Похоронили его в американском городе Пленфилд,
где жили родители. Парижская газета русских эмигрантов "Последние новости" поместила 22 декабря 1929 года некролог памяти Владимира Диксона, где назвала его "значительным, истинно русским поэтом с особым, глубоким даром проникновения"...
В 1930 году, стараниями близких и друзей Владимира, при у
частии А. Ремизова, Дж. Джойса и Макса Жакоба был выпущен сборник "Стихи и Проза", с предисловием Ремизова.
В сборник вошло все написанное Владимиром Диксоном в 1926-29 годах: сказки, цикл бретонских легенд, переложения жития святых, стихи, рассказы-миниатюры о детстве, живо воссоздающие уклад
той, далекой, прежней, до 17-го года, России... В книге, оформленной рисунками самого Владимира - у него были неплохие способности и в этой области, - бережно собраны все фотографии Диксона, дан указатель всех произведений из трех его сборников с датами и местом их написания.
В гроб его положил
и лепестки розы из смертного венка Александра Блока - любимейшего его поэта. И горсточку земли с материнской родины, где он родился, где была его тихая и счастливая пристань в таком недолгом путешествии по Земле.
Плакал холодный дождь, окутывая его мягкой пеленой невозвращения... Казалось, капл
и выстукивали ритм строчек, написанных им в порыве тоски, что всегда у настоящих поэтов сродни предчувствию и предвиденью:
А на земле останется за мною
Лишь слабый свет моих немногих слов,
Как снег, упавший тонкой пеленою
В прозрачной дали долгих вечеров...
1929 год.
В сумерках слаб
о виднелись сквозь разорванные ветром облака огоньки первых звезд. Они зажигались, как свечи, приветствуя гостя, "случайно задержавшегося в земных далях" и обретшего, наконец, свою "небесную родину" (выражения Диксона - автор). Навсегда. Звезды-свечи подмигивали ему, будто улыбаясь. Они-то знали, чт