Василий Тредьяковский

Биография

Тредьяковский (Василий Кириллович) - выдающийся русский ученый XVIII в. и неудачный поэт, имя которого сделалось нарицательным для обозначения бездарных стихотворцев. Родился 9 февраля 1703 года в Астрахани, в семье приходского священника.

Первоначальное образование получил из духовных книг в Троицкой школе, но словесным наукам учился у капуцинских монахов, на латинском языке. Существует известие, что отец предназначал юношу к духовному званию и намеревался женить его против воли, но последний бежал за день до свадьбы в Москву и там поступил в славяно-греко-латинскую академию. По другим сведениям, он выказал в астраханской школе отличные способности к учению и был отправлен в 1723 году в академию в качестве лучшего ученика. Ко времени пребывания в академии относятся первые стихотворные попытки Тредьяковского в силлабическом роде и первые же драмы, впоследствии им затерянные. В 1726 году Тредьяковский отправился за границу, не кончив курса в академии. В Голландии Тредьяковский жил у посланника графа И.Г. Головина и выучился здесь французскому языку, в Париже - у посланника князя А.Б. Куракина . Тем не менее, ему приходилось бедствовать за границей: просьба его в Синод "определить годовое жалованье" для окончания богословских и философских наук не была уважена, потому что он числился бежавшим из академии. В Париже, куда он явился "шедши пеш за крайней уже своей бедностью", он учился в университете математическим и философским наукам, слушал богословие, принимал участие в публичных диспутах. Светскую жизнь французского общества, с ее вычурно-пасторальными стремлениями, Тредьяковский воспел в многочисленных русских и французских стихах. Последние сплошь посвящены любви и значительно превосходят русские благозвучием и даже известного рода изяществом. Кроме основательного знания французского языка, Тредьяковский приобрел в Париже обширные сведения в области теории словесности и классических литератур; он изучал и итальянский язык. Вернувшись в 1730 году в Россию, он явился одним из наиболее образованных людей тогдашнего русского общества. В это время на смену талантливому Феофану Прокоповичу , который сделался не в меру сдержан и осторожен после кончины Петра Великого , шел не менее талантливый князь Антиох Кантемир , метко изобразивший убогое состояние просветительной русской мысли. Среди молодого поколения было немало приверженцев Петровских идей; частью это были люди знатного круга, имевшие возможность получить воспитание при исключительных для того времени условиях, частью - лица, путешествовавшие за границей и на личном опыте узнавшие благие стороны западной культуры. Но их влияние еще не распространялось на широкие общественные круги, и человеку незнатному, как Тредьяковскому, приходилось делать ученую карьеру при обстоятельствах чрезвычайно трудных, требовавших от человека больших сделок с самолюбием и даже самопожертвования. Он должен был искать покровителей и защитников среди знати. Такой покровитель нашелся у Тредьяковского в лице того же князя А.Б. Куракина, у которого он жил в Париже. Ему было посвящено первое печатное произведение Тредьяковского, изданное на счет покровителя: "Езда в остров любви" (1730). Это - перевод старинной книги Поля Тальмана. Переводить на русский язык в то время было очень трудно; не существовало ни образцов, ни комментированных изданий, ни словарей; но если и принять в соображение все эти трудности, нельзя назвать перевод Тредьяковского удовлетворительным по отношению к благозвучию и чувству художественной меры; он был только точен и добросовестно верен подлиннику. Ему доставило успех самое содержание книги, посвященное изображению чувств изящной любви и уважения к женщине, новых в то время для русских читателей. В той же книге Тредьяковский поместил несколько стихотворений своей "работы" и предисловие, в котором впервые высказал мысль об употреблении в литературных произведениях русского, а не славянского языка, как было до того времени. Есть известие, что много лет спустя Тредьяковский собрал все, сколько мог достать, экземпляры этой книги и сжег. Во всем нуждавшегося Тредьяковского приютил у себя сначала академический студент Ададуров с целью научиться от него французскому языку. В 1731 году Тредьяковский жил в Москве, в доме Семена Кирилловича Нарышкина , и переписывался с Шумахером , который принимал уже по отношению

к нему подобострастный тон. В Москве Тредьяковский мог убедиться еще раз в неприязни к нему духовенства, отказавшего ему в заграничной стипендии: его готовы были обвинить в атеизме, как изучавшего философию, по которой выходило, "якобы Бога нет". В 1733 году его принимает на службу академия с жалованьем в 360 рублей и с обязательством "вычищать язык русской пишучи как стихами, так и не стихами; давать лекции, ежели от него потребовано будет; окончить грамматику, которую он начал, и трудиться совокупно с прочими над дикционарием русским; переводить с французского на русский язык все что ему дастся". Ему пришлось также обучать русскому языку самого президента академии, Германа Кейзерлинга . В то же время Тредьяковский сочинял торжественные речи и стихи, проникнутые самой грубой лестью и самоунижением. Это были оды на восшествие на престол, на бракосочетания, на победы, на назначение нового президента академии и т. д. В 1734 году, по случаю взятия Данцига русскими войсками, Тредьяковский написал оду, посвященную, в лакейски-льстивых выражениях, Бирону , и в конце ее поместил "рассуждение об оде вообще", взятое им из "Discours. sur l'ode" Буало, прибавив от себя чрезмерные похвалы Феофану Прокоповичу. В исправленном и переделанном на тонический лад виде эта ода появилась, спустя несколько лет, уже без посвящения Бирону, находившемуся в опале, и без похвал Прокоповичу, тогда уже умершему. Путь Тредьяковского в качестве придворного стихотворца был испещрен разнообразными терниями. Рассказывают, например, что при поднесении императрице Анне Иоанновне своих од Тредьяковский должен был от самых дверей зала до трона ползти на коленях. У священника Алексея Васильева оказался список песни Тредьяковского, начинавшейся стихом: "Да здравствует днесь императрикс Анна". Слово "императрикс" показалось подозрительным писцу духовного правления Семену Косогорову, и он донес о том своему начальству. Загорелось дело: "в титуле ея императорского величества явилось напечатано не по форме". Священник Васильев и дьякон Савельев, доставивший песню, были отосланы в Москву в контору тайных розыскных дел. Тредьяковский должен был написать обширное разъяснение, причем не преминул коснуться свойств пентаметра. "Употребил я сие Латинское слово, Императрикс, для того, что мера стиха сего требовала, ибо лишней бы слог в слове императрица; но что чрез оное слово никакова нет урона в высочайшем титле Ея Императорского Величества, то не токмо Латианский язык довольно меня оправливает, но сверх того еще и стихотворная наука". Объяснения Тредьяковского были признаны резонными, и священник с дьяконом были освобождены без штрафа. 4 февраля 1740 года Волынский избил беззащитного писателя, получившего приказание сочинить вирши к "дурацкой" свадьбе шута князя Голицына с Бужаниновой. Долго и слезно молил Тредьяковский о вознаграждении его за бесчестье и увечье, но только после падения Волынского его просьба была услышана, и ему выдано из конфискованных средств обидчика триста шестьдесят рублей. Выполняя различные поручения академии и переводы, трудясь над самыми разнообразными видами литературных произведений, в роде "Силы любви и ненависти, драмы на музыке" (первая печатная на русском языке опера) или "Истинной политики", изданной им на собственные средства, Тредьяковский долго не получал в академии никакого повышения. Он сильно нуждался и страдал от долгов. В ряде жалобных прошений и писем, в которых чувствуется истинная нужда и горе, он говорить о своем жалком положении при котором, например, после пожара в 1738 году, ему не на что было купить дров и свеч. Академия туго исполняла просьбы Тредьяковского о вспомоществованиях и ссудах, хотя материальное положение его особенно осложнилось в 1742 году женитьбой. Только в 1745 году, когда Тредьяковский обратился с доношением в Сенат и изложил по пунктами свои права на звание академика и испытанные мытарства, императрица Елизавета пожаловала его, по докладу Сената, в профессоры "как латинския, так и российския элоквенции". С тех пор он стал получать 660 р. Одновременно был пожалован в академики и Ломоносов , с которы

м у Тредьяковского шла уже полемика по поводу ямбов и хореев. Результатом этой полемики, в которой принял участие и Сумароков , сначала вместе с Тредьяковским, стоявший за хорей, а потом перешедший на сторону ямба, осталась любопытная брошюра, в которой писатели решились передать свой спор на суд читателей: "Три Оды парафрастические псалма 143, сочиненные чрез трех стихотворцев, из которых каждый одну сложил особливо" (1743). Позже эта полемика приняла ожесточенный характер и с принципиальной перешла на личную почву: один писатель старался унизить и осмеять другого. Сумароков написал комедию, в которой вывел Тредьяковского под видом пошляка-педанта Трессотиниуса. Тредьяковский в отместку жестоко критиковал сочинения Сумарокова, пытаясь доказать полнейшего отсутствие в них оригинальности и таланта. Ломоносов в своих эпиграммах на Тредьяковского выражался так: "Языка нашего небесна красота, Не будет никогда попрана от скота..." Тредьяковский говорил в ответной эпиграмме: "Когда по твоему сова и скот уж я, То сам ты нетопырь и подлинно свинья". Правописание Тредьяковского, изложенное им в "разговоре между чужестранным человеком и российским об Ортографии", отличалось от общепринятого в то время главным образом исключением некоторых букв нашей азбуки и писанием прилагательных множественных в именительном падеже на и, е, я, а не е, я. В примечаниях изложена история создания славянской азбуки и ее последующие судьбы в эпоху московской и позднейшей гражданской печати. Книга об ортографии была напечатана в сентябре 1748 года, на счет неизвестных благотворителей, которым она и посвящена. Она имеет и до сих пор значение в том отношении, что в ней впервые определенно высказана мысль о необходимости фонетического письма: "писать так надлежит, как звон требует" - мысль, занимающая умы наших филологов и педагогов поныне. Как профессор элоквенции, Тредьяковский сочинил "Слово о богатом, различном, искусном и несходственном витийстве". Здесь он указывал на важность изучения иностранных языков, особенно латинского, как "довольно и предовольно вычищенного", но при этом предостерегал от увлечения: "только да не называют его благороднейшим всех прочих, а особливо каждой своего природного, сие не знаю чем угрюмым дышет, и да не приписывают толь много чести Латинскому языку, дабы думать, что все на все учение токмо на нем состоит". Мнения и замечания Тредьяковского о русской истории, в связи с характеристикой свойств славянского и русского языков, изложены преимущественно в "Трех рассуждениях о трех главнейших древностей российских: a) о первенстве славянского языка пред тевтоническим, b) о первоначалии россов и c) о варягах руссах славянского звания, рода и языка". Это рассуждение, свидетельствующее о немалой начитанности автора и в этой области, написано с предвзятым намерением доказать преимущество русского языка и народа. Впервые высказанное здесь мнение о славянском происхождении варяжских князей Тредьяковский основывает на предположении, что варяги-русь были поморские (прибалтийские) славяне, и что Рюрик вышел с острова Рюгена. Стремясь доказать древность русского языка и отыскивать повсюду следы первобытного пребывания славян, Тредьяковский обращается к филологическим сближением и объяснениям, доходящими сплошь и рядом до комизма: слово "варяги" он понимает, как "предварятели" ("варяю" - предваряю), слово "скифы" производит от скиты ("скитаться"), "Париж" - от "парить", "Мадрид" - от "мудрить" и т. д. Важнейшие из переводных и оригинальных трудов Тредьяковского - несомненно те, которые относятся к теории словесности; здесь он стоял на высоте современной ему европейской науки. Особенно здравыми суждениями отличается его "Мнение о происхождении поэзии и стихов вообще". Изложив здесь различные взгляды на происхождение поэзии и стихотворство ("иное быть пиитом, а иное стихи писать"), автор предлагает деление поэтических произведений на разные роды и виды, которых насчитывает более 23. Он признает отличительным признаком поэзии творчество, вымысел, но вымысел "по разуму", естественный, правдоподобный, - и эта в настоящее время элементарно

-школьная мысль была тогда новостью для русского читателя. Первым стихотворением, написанным тоническим размером, введение и утверждение которого составляет большую заслугу Тредьяковского, было поздравление барону И.А. Корфу, назначенному в сентябре 1734 года начальником академии. Несвойственный русскому языку, но прежде господствовавший в нем силлабический размер не удовлетворял Тредьяковского, казался ему не совпадающим с музыкальным складом нашей стихотворной речи. Постепенно он напал на мысль о тоническом количестве слогов и из стоп прежде всего остановился на хореях. Свою теорию он изложил в 1735 году в руководстве "Новый и краткий способ к сложению российских стихов", и в 1755 году, в статье: "О древнем, среднем и новом стихотворении российском". Возражая некоторым оппонентам, полагавшим, что новое стихосложение взято им с французского, Тредьяковский указал на источник, откуда возникло его нововведение: это были народные песни. Столь же основательны его суждения о комедии, на основании исследований Брюмуа и Рапена, об оде; из переводов выдаются "Стихотворческая наука Буало" (L'art poetique) и "Эпистолы о стихотворстве" Горация. О трудолюбии Тредьяковского лучше всего свидетельствуют переводы таких капитальных и многотомных трудов, как "Древняя история" Роллена (13 томов), "Римская история" Роллена и Кревье, "История римских императоров" Кревье (оба сочинения - 16 томов), не говоря уже о множестве других переведенных им книг, в роде аллегорического романа Барклея "Argenis" или получившей печальную известность "Телемахиды", в 24 песнях. Трудолюбие и обширные познания Тредьяковского не были оценены по достоинству его современниками. У всех на виду было его неудачное стихотворство, и отзывы о нем долго страдали узкой односторонностью. Выйдя в отставку в 1759 году, но продолжая непрерывно трудиться и не переставая в то же время нуждаться, Тредьяковский умер непризнанным, среди глумления, насмешек и обид, 6 августа 1769 года. Лучшие деятели конца XVIII в., Новиков и Радищев , относились симпатично к деятельности неутомимого труженика, беззаветно преданного делу родного просвещения. Если он не был оценен Карамзиным , то отзыв Пушкина утвердил за ним репутацию "почтенного и порядочного человека". Шевырев находил проблеск поэтического вдохновения в стихах: Вонми, о небо, и реку, Земля да слышит уст глаголы; Как дождь я словом потеку, И снидут как роса к цветку, Мои вещания на долы. Находили у Тредьяковского хорошие стихи и Перевлесский , и Ир. Введенский , усердный панегирист нашего писателя, не смущавшийся тем, что эти стихи надо были выискивать, как жемчужины на дне морей. Историки литературы отнеслись к Тредьяковскому чрезвычайно внимательно и отвели ему почетное место среди деятелей русской науки XVIII в.