Первый русский философ-спинозист.
Родилась в дворянской семье в Москве в 1877 (девичья фамилия - Симановская). Первая её публикация – перевод с французского книги Ж.Б. Ламарка «Анализ сознательной деятельности человека», выполненный совместно с Валерианом Викторовичем Половцовым. Книга вышла под редакцией П.Ф. Лесгафта в Санкт-Петер
бурге в 1899 году. Хотя на титульном листе книги указана фамилия Симановская, к тому времени Варвара Николаевна была уже замужем за Половцовым. Они познакомились на курсах Лесгафта и поженились в марте 1898 года. Эти данные приведены в биографии В.В. Половцова, написанной к сорокалетию со дня его с
мерти его преданным учеником академиком Б.Е. Райковым.
Валериан Викторович был пятнадцатью годами старше своей жены. Известный биолог, друг и сотрудник Лесгафта, он много публиковался и преподавал в нескольких столичных учебных заведениях, в том числе и в Петербургском университете. В совместной
редакции Половцовых выйдут русские переводы книг Отто Шмейля «Человек. Основы учения о человеке и его здоровье» и «Животные. Основы учения о жизни и строении животных» (Санкт-Петербург: Тенишевское училище, 1900 и 1904). В те же годы появится на свет их собственное сочиненьице – «Ботанические весенн
ие прогулки в окрестностях Петербурга» (Санкт-Петербург: Общественная польза, 1900). По свидетельству Райкова, многое из него впоследствии вошло в советские учебники по ботанике.
«Эта небольшая книга была первой печатной работой Половцова, вышедшей в виде отдельного издания раньше всех других его
методических работ. Он только что женился тогда на В.Н. Симановской, которая и приняла деятельное участие в составлении книжки. Прелесть этой совместной работы над таким чудесным сюжетом, как весенняя флора, отразилась на содержании книжки, которая написана с энтузиазмом, очень живо и интересно» (Б
.Е. Райков).
Первой самостоятельной публикацией В.Н. Половцовой стала статья «Половой вопрос в жизни ребёнка» (Вестник воспитания, 9, 1903), напечатанная вскоре и отдельной брошюрой (Москва: Товарищество Кушнерев и Кº, 1903, 16 стр.). Половцова предлагала ввести объяснение полового вопроса в
школьную программу по естествознанию, что по тем временам выглядело более чем смелой инициативой. Совместно с мужем они написали главу «Половой вопрос в школе» для печатного издания курса лекций В.В. Половцова «Основы общей методики естествознания» (Москва: Товарищество И.Д. Сытина, 1907). Сказанно
е там остаётся вполне справедливым и сегодня, а кроме того, даёт яркое представление о человеческих качествах авторов – причём в большей степени о бескомпромиссном характере Варвары Николаевны, поскольку из следующего издания (1914) глава эта была исключена её мужем-соавтором, как «преждевременная п
ри наших школьных и общественных нравах». Позволю себе привести один отрывок:
«Половое влечение всячески трактуется в произведениях искусства, а воспитатели набрасывают на эту область полупрозрачный флёр, направляющий пытливость детей в ту сторону, которая вносит развращение и извращение в процес
сы величайшей важности. В нашем, так называемом, образованном обществе почти невозможен серьёзный разговор о половом вопросе, – настолько с самых ранних лет он ассоциируется неразрывной связью с чем-то неприличным и постыдным, с одной стороны, с другой же, с представлениями о запретном, но привлекат
ельном ряде эмоций.
Такое отношение к вопросу указывает лишь на известную развращенность нашего интеллигентного общества, которое в величайшем процессе природы сумело подметить лишь элементы разврата и таким образом набросило покров пошлости на собственное своё происхождение. С этим направлением
должно всячески бороться, как с воззрениями, унижающими человеческую личность и извращающими сущность естественного явления».
Раскрытие полового вопроса, по убеждению Половцовых, должно ориентироваться на эволюцию самой природы, начиная с процессов размножения растений, затем животных, и уже в бо
лее старших классах переходя к проблеме половых отношений в человеческом обществе – непременно разъясняя, наряду с биологической и медицинской сторонами дела, особенности общественного отношения полов.
Имея уже немалый опыт научной работы, в возрасте примерно 25 лет Половцова отправляется в Герма
нию, где в течение трёх семестров изучает естественные науки в университете Гейдельберга, а в мае 1905 года подает прошение о стажировке в университете Тюбингена. Здесь десятью годами ранее в лаборатории профессора Фёхтинга (Hermann Vöchting) стажировался и надворный советник В.В. Половцов. Наш
а слушательница записывается на лекции Фёхтинга «Систематика фанерогамов» и «Экспериментальная физиология», и кроме того на лекции «Смысл жизни растений» (Rudolph Fitting) и «Современные химические и физико-химические проблемы» (Edgar Wedekind). Параллельно она желала работать в Ботаническом институ
те под руководством профессора Фёхтинга.
То ли вся эта обширная программа уместилась в один семестр, то ли что-то там не сложилось, но вскоре Половцова переехала в Бонн. Здесь она проучилась 5 семестров на философском факультете местного университета и 20 января 1909 получила ученую степень докто
ра, защитив диссертацию на тему: «Исследования в области явлений раздражимости у цветов» (Untersuchungen auf dem Gebiete der Reizerscheinungen bei den Pflanzen). Защита её получила наивысшую оценку – “eximium” (лат.: исключительный, превосходный), и спустя несколько месяцев диссертация была напечата
на в Иене под заглавием: «Экспериментальные исследования процесса раздражимости у цветов под воздействием раздражения газами». Почти одновременно в издательстве Фишера выходит и более объёмная книга Половцовой: «Исследования явлений раздражимости у цветов».
Как видим, Половцова занималась в то вр
емя по преимуществу проблемами биохимии. Философия, правда, значится, наряду с ботаникой и зоологией, в качестве предмета для финального устного экзамена (нечто вроде нынешнего кандидатского минимума), сданного ею за месяц до защиты с оценкой “summa cum laude” (лат.: наивысший балл с похвалой). И пе
рвая собственно философская публикация Половцовой появится все в том же плодоносном 1909 году. Это будет весьма пространная рецензия «По поводу автобиографии Фр. Ницше» в журнале «Вопросы философии и психологии» (1909, кн. 98, с. 501-520). По содержанию она представляла собой написанный с сочувствие
м и большой симпатией комментарий к ницшевскому «Ecce homo». Эта последняя рукопись немецкого Антихриста – прощальный крик его угасающего разума – была впервые опубликована годом ранее, в 1908.
В 1910 году выходит русское издание лекций Бенно Эрдманна «Научные гипотезы о душе и теле». На титульно
м листе указано, что это «перевод с разрешения автора под редакцией и с предисловием Dr. Phil. В.Н. Половцовой, ассистента философского семинара Боннского университета».
Профессору Эрдманну в то время было без малого шестьдесят. Годом ранее он занял кафедру философии в Берлинском университете, а
год спустя состоится его избрание в члены Прусской Академии наук. В годы учебы Половцовой в Бонне Эрдманн в течение десяти лет вёл тот самый семинар, на котором она работала в должности ассистента. В течение двух лет (до своего отбытия в Берлин) занимал он и пост ректора Боннского университета.
редакторском Предисловии к книге Эрдманна она именует его «моим глубокоуважаемым учителем». В свою очередь, тот в Предисловии к русскому изданию выражает благодарность «доктору философии Варваре Николаевне Половцовой, моей ученице и другу», ниже прибавляя:
«Не только самый перевод носит следы её
духовного сотрудничества; уже во время обработки мною этих лекций некоторые отдельные пункты из них подвергались нашему совместному обсуждению».
В особенности отмечается ценность, какую имели для него исследования Половцовой в области физиологии растений и соображения, высказанные в методологиче
ской части её книги на эту тему.
Быть может, из-за Эрдманна она оставила прежде времени прославленный Тюбинген – alma mater Шеллинга и Гегеля, и перебралась в скромный Бонн? По свидетельству Половцовой, «в России имя Б. Эрдманна хорошо известно всем специально работающим в области философии» – ка
к издателя сочинений Канта и благодаря нашумевшей полемике с Гуссерлем. Любопытно, что в этом споре Половцова – что вполне естественно для спинозиста, но более чем странно для ассистента эрдманновского семинара, – примет сторону Гуссерля:
«Современные логики, в значительной мере под влиянием стре
мления не разойтись с современными естественнонаучными течениями, являются, почти без исключения, представителями психологически окрашенного релативизма, недавно так метко охарактеризованного Гуссерлем». Этим смешением логики с психологией они, по словам Половцовой, «закрывают доступ к пониманию...
учений Декарта и Спинозы».
К числу упомянутых тут «современных логиков» относился, безусловно, и Бенно Эрдманн, отстаивавший в своей «Логике» (1892) относительность логических законов – зависимость их от субъективных «условий нашего мышления». За это, собственно, на него и обрушился Гуссерль.
В своих работах о Спинозе Половцова ни разу не ссылается на Эрдманна, и даже не упоминает имени своего «глубокоуважаемого учителя». Игнорирует и недавно напечатанную его работу о Спинозе. В тех лекциях, что вышли русским изданием под редакцией Половцовой, Эрдманн пытался на кантианский лад развить п
риписываемую им Спинозе мысль о «параллелизме» душевных и телесных явлений. На этом стоится весь замысел его книги. Какого же мнения на сей счёт держалась его русская «ученица и друг»? Интерпретациям учения Спинозы в духе «психофизического параллелизма» Половцова посвятила последний раздел своей кни
ги. Она категорически, начисто отвергает их правомерность. Но и тут про работы Эрдманна мы не находим ни слова.
Тем не менее, поскольку первые публикации Половцовой о Спинозе написаны во время её работы в боннском семинаре, резонно предположить, что именно Эрдманн побудил её к углубленным занятия
м спинозовской философией. Из его книги видно, что собственную «гипотезу о душе и теле» он считал дальнейшим развитием учения Спинозы. У Эрдманна нет и в помине типичного для кантианцев взгляда свысока на Спинозу, как замшелого догматика. Сколь бы ошибочной ни была его интерпретация психофизической
теории Спинозы, отношение к последнему у Эрдманна заинтересованное и в высшей мере уважительное. Наверняка и в боннском семинаре имела место быть та атмосфера почтения к Спинозе, которую читатель находит в книге Эрдманна и которая, по всей вероятности, заразила в итоге его «ученицу и друга» – в гора
здо большей мере, чем того желал её именитый наставник.
В самом конце Предисловия к «Научным гипотезам о душе и теле» Половцова высказывает своё кредо переводчика, которому вскоре суждено было осуществиться в переводе спинозовского TIE:
«Мне не представляется желательным во что бы то ни стало
избегать иностранных терминов... Изобретение русских слов может быть задачей перевода литературного произведения; научный же перевод требует прежде всего возможной точности... Всякий перевод должен служить только подготовкой к чтению оригиналов. Важно, чтобы термины, встречаясь снова в оригинале, мо
гли быть легко узнаваемы».
Решить эту задачу ей превосходно удалось. Остальные же русские переводчики Спинозы меньше всего заботились о том, чтобы подготовить читателя к изучению оригиналов. В трудных случаях точность перевода почти всякий раз приносится ими в жертву литературной стороне дела. Кр
оме того, по части познаний в области философии, и вообще научным дарованиям, Половцова далеко превосходит всех прочих переводчиков и редакторов русских переводов Спинозы.
Первыми печатными работами, посвящёнными спинозовской тематике, для Половцовой станут заметки на книгу католического священни
ка Станислауса фон Дунин-Борковского «Молодой де Спиноза. Жизнь и развитие в свете мировой философии». Одна заметка вышла в «Вопросах философии и психологии», другая годом позже в «Historische Zeitschrift».
В изображении Дунин-Борковского интеллектуальное развитие Спинозы предстает как сплошная ч
ереда влияний и заимствований, а сам он характеризуется как Analogiegeist (ум аналогического склада) и Sammelgenie (гений собирательства). Решительно возражая против подобного “освещения” спинозовской философии, Половцова выносит следующий вердикт:
«Лицам, мало знакомым с другими данными о Спиноз
е, книга Дунин-Борковского даст искажённый образ Спинозы как человека и как философа. С этой стороны, появление этой книги не может быть встречено с сочувствием».
Откровенно, что и говорить. С не меньшей прямотой Половцова впоследствии отзывалась и о сочинениях многих других авторитетных историко
в философии. Дерзость, чтобы не сказать нахальство, никому не известного «доктора философии» не осталась без отповеди.
«В специальной литературе, посвящённой Спинозе, ни одно произведение не выдерживает даже отдалённого сравнения с книгой “иезуитского патера”, как его презрительно называет В.Н. П
оловцова в своей рецензии, напечатанной в 105 книжке «Вопросов философии и психологии», – с раздражением писал профессор В.С. Шилкарский. – Резко отрицательный отзыв г. Половцовой представляет, насколько мы знаем, единственное исключение среди весьма многочисленных рецензий, заметок и статей, вызван
ных книгою Дунин-Борковского. Против себя г. Половцова имеет чуть ли не всех выдающихся знатоков Спинозы на Западе…»
А также, конечно, и почти всех наших доморощенных знатоков, ибо последователей и защитников Спинозы, кроме Половцовой и Л. Робинсона, среди них больше не нашлось.
К счастью, её
труды сумел до достоинству оценить редактор старейшего русского философского журнала «Вопросы философии и психологии» Лев Михайлович Лопатин. Он не только охотно печатал работы Половцовой, но также рекомендовал её к избранию в действительные члены Московского Психологического общества. Это случилось
сразу после появления в 1913 году длинной (более 180 тысяч знаков) статьи Половцовой «К методологии изучения философии Спинозы». В том же году работа вышла отдельной книжкой, где, по словам автора, были исправлены опечатки и добавлены кое-какие ссылки.
Наконец год спустя, в 1914, в том же москов
ском книгоиздательстве в серии «Труды Московского психологического общества» (выпуск VIII) выходит в свет комментированный перевод TIE. Как явствует из подписи в конце книги, Половцова проживала в Бонне и завершила работу ещё в 1913 году. В Предисловии она не раз упоминает о задуманном ею «специальн
ом исследовании», где она даст детальное изложение своих взглядов на учение Спинозы. Есть основания предполагать, что книга о Спинозе была уже готова или почти готова к печати: по собственным словам Половцовой, она должна была вскоре «появиться особым изданием». Этого, однако, не случилось – помешал
а начавшаяся мировая война. Дальнейшая судьба рукописи мне не известна.
Все годы, пока Половцова училась и работала в Германии, её муж занимался научной и преподавательской работой в Петербурге. В 1910 он уехал в Одессу, где занял кафедру ботаники в университете. Однако распри в профессорской сре
де и волнения среди студентов мешали ему нормально работать, вдобавок он серьёзно заболел, и вот, летом 1915 В.В. Половцов возвращается в Петроград и поселяется в пригороде, Петергофе. Там, по свидетельству его биографа Райкова,
«он жил в полном одиночестве, так как его жена – женщина-философ – н
е имела никакой склонности к семейной жизни и все время проводила за границей, преимущественно в Германии, где занималась научной работой». Райков описывает Варвару Николаевну как «женщину с большими умственными запросами, притом очень энергичного характера и красивой наружности».
Меж тем, с сент
ября 1915 года Половцова активно печатается в журнале «Трудовая помощь». Значит, она вернулась в Петроград примерно в одно время с мужем. То ли Райков располагал неточными данными, то ли Половцовы просто решили не жить вместе, а биограф об этом не знал либо умолчал. Однако в справочнике «Весь Петрог
рад на 1917 год» в качестве места жительства Половцовой указан тот же петергофский адрес, по которому проживал и В.В. Половцов...
На протяжении двух десятилетий «Трудовая помощь» издавалась в петроградской государственной типографии Комитетом попечительства, который курировала императрица Алексан
дра Федоровна. Идея трудовой помощи заключалась в том, чтобы предоставить работу и кров инвалидам, нищим, беспризорным подросткам. В годы войны, когда в журнал пришла Половцова, проблема эта обострилась до крайности. Ясное дело, пишет она теперь не о Спинозе. Изучая современную западную литературу п
о проблемам “призрения”, Половцова сочиняет рецензии для раздела «Литературное обозрение», а затем и довольно большие статьи о практике трудовой помощи в европейских странах. Год спустя она становится секретарем журнала.
После февральской революции журнал лихорадит. В мае 1917, сославшись на недо
статок времени, в отставку подал его бессменный главный редактор профессор Петроградского университета В.Ф. Дерюжинский. Перед уходом он внес в Комитет предложение
«образовать в составе редакции должность помощника редактора и ныне же назначить на эту должность секретаря редакции доктора философи
и Боннского университета В.Н. Половцеву... По объяснению В.Ф. Дерюжинского, В.Н. Половцева, приглашенная на должность секретаря в сентябре 1916 года, оказывала ему деятельную помощь по редактированию журнала, главным образом привлечением новых полезных сотрудников».
В этой стенограмме впервые заг
адочным образом меняется буква (и соответственно, ударение смещается на первый слог) в фамилии Варвары Николаевны – теперь она «Половцева». Можно было бы счесть это за простую ошибку, если бы последняя статья её в июньском номере «Трудовой помощи» не была подписана «Половцева» (ранее она подписывала
сь «Половцова» или же просто инициалами). Так же, на новый лад, станет она позднее расписываться и в своих письмах. Это, вероятно, свидетельствует о том, что она рассталась с мужем, ибо тот написание своей фамилии не менял.
В новой должности помощника редактора Половцевой если и довелось работать
, то совсем недолго. В последних четырёх номерах «Трудовой помощи», выходивших с сентября 1917 без всякой регулярности, её публикаций нет. В августе Половцева ещё выступила с докладом «Об обязательной социальной помощи» на Всероссийском совещании по призрению детей, проведённом Министерством государ
ственного призрения. В докладе предлагалось создать «социальную инспекцию» для контроля за исполнением законов о детях.
В ноябре 1918 скончался Валериан Викторович Половцов. В это время Половцевой уже не было в стране. Как явствует из её письма профессору Хобхаузу от 25 сентября 1918, она занимал
ась делами русских кооперативных организаций и проживала в отеле «Капитолий» в районе Ланкастер Гейт в Лондоне. В письме упоминаются имена Набокова и Литвинова. В следующем году она работает в Русском обществе социально-экономической реконструкции и в течение нескольких месяцев хлопочет о въездной в
изе для некой «мисс В.Н. Огранович», которую называет своим личным секретарем и самым ценным помощником. Её не пускают в Англию, – жалуется Половцева редактору «Манчестер Гардиан» Чарльзу Скотту, –
«из-за того, что меня здесь подозревают в симпатиях к большевизму. Вы знаете, что это не так, но ещ
ё менее [чем большевики] мне симпатичны наши реакционеры, с их военной интервенцией и блокадой; [британское] военное ведомство не простит мне этого криминала».
Осенью 1919 Половцева уже секретарь Объединенного комитета русских кооперативных организаций в Лондоне. Его учредители – Московский народ
ный банк и несколько несоветских торговых компаний. В интервью газете «Обсервер» от 1 февраля 1920 Половцева рассказывает о том, как широко развито кооперативное движение в России, и отмечает, что советскому правительству, несмотря на все старания, не удалось взять под свой контроль крупнейшие коопе
ративные организации.
Очевидно, Половцова сумела поладить с советской властью, и уже в августе 1921 она участвует в 10-м конгрессе Международного Кооперативного Альянса, проводимом в швейцарском Базеле. При открытии конгресса поступило предложение не допускать на конгресс российских делегатов, на
том основании, что кооперативное движение в России контролируется властями страны, и делегаты представляют интересы правительства, а не свободных кооперативов. После двухчасовых дебатов двое делегатов от Центросоюза были все же допущены на конгресс – нарком внешней торговли Леонид Красин и д‑
р Варвара Половцева. Эти двое в заключительный день были избраны в состав Центрального комитета Альянса.
К декабрю 1923 года Половцева занимает должность представителя Российского Красного Креста в Великобритании; в 1925 она член исполнительного комитета британской секции Международной рабочей по
мощи; а в январе 1926 – представитель только что учреждённого Всесоюзного общества культурных связей с заграницей. Её имя впечатано в шапки официальных бланков РКК и ВОКС.
В последнем по времени уцелевшем письме, от 31 августа 1931 года, Ч. Скотт благодарит за присланную статью и желает мадам Пол
овцевой скорейшего выздоровления. Смерть настигла её пять лет спустя – 29 декабря 1936. В это время она проживала в городке Брентфорд, что расположен на северном берегу Темзы в графстве Миддлсекс.
В заключении о смерти сказано, что ей исполнился 61 год (на самом деле 59 лет – в этом вопросе немец
кие архивы, опиравшиеся на собственное свидетельство Половцовой, заслуживают большего доверия). В графе о роде занятий покойной указано: «вдова Валериана Половцева (Polovtsev), профессора естествознания». Это обстоятельство, а также её отъезд из Лондона в предместья, возможно, указывают, что Половцо