Валентин Смирнитский

Валентин Смирнитский (интервью)

Многие дамы, положив нежную ручку на сердце, должны признаться, что не отказались бы очутиться на месте героинь Дюма. Но при одном условии - что на месте Портоса будет именно он - Валентин Смирнитский - галантный, обаятельный, вальяжный и ужасно пахучий (в смысле восхитительного аромата табака, по которому присутствие артиста вычисляют в кулуарах Театра Луны). Да, черт побери, мушкетеры не стареют, а лишь добавляют шарма...

Родился 10 июня 1944 года в Москве. В 1965 году окончил Театральное училище им. Б.Щукина. Работал у Анатолия Эфроса в "Ленкоме" и в Театре на Малой Бронной. В кино дебютировал в картине М.Богина "Двое". За 35 лет снялся почти в пятидесяти картинах, в том числе в "Семь стариков и одна девушка" (1968), "Щит и меч" (1968), "Преждевременный человек" (1971), "Д'Артаньян и три мушкетера" (1978), "Однажды двадцать лет спустя" (1980), "Отцы и деды" (1982), "Прохиндиада, или Бег на месте" (1984), "Визит к Минотавру" (1987), "Мушкетеры двадцать лет спустя" (1992), "Дон Кихот возвращается" (1997), "Любовь зла..." (1998) и др. В настоящее время актер Театра Луны ("Путешествие дилетантов", "Ночь нежна"). Был трижды женат, имеет сына и дочь.

КАК МОЛОДЫ МЫ БЫЛИ

- Валентин Георгиевич, вы ведь оказались в Щуке в очень хорошей компании?

- Да. Но не на одном курсе, а одновременно со мной учились и Андрей Миронов, и сестры Вертинские, и Валя Малявина, и Инна Гулая, и Никита Михалков - он был младше меня (его, правда, выгнали за плохое поведение, и он поступил потом во ВГИК и стал режиссером). В общем, талантов хватало...

- А ваш курс?

- Оказался не очень счастливый. Профессию продолжили очень немногие. Самый известный актер с нашего курса - Саша Калягин. А ведь наши педагоги были легендарными личностями - ученики второй студии МХАТа, основатели Театра Вахтангова - Русинова, Мансурова, Андреева, Рапопорт, Кольцов, Львова, Шехматов, Этуш - тогда просто молодой педагог, сейчас ректор.

- Вы поступили с первого захода?

- На удивление легко.

- Имелся опыт?

- В школе меня привлекли в драматический кружок. Я там успешно дебютировал в роли Хлестакова. И закралась шальная мысль: а не стать ли мне артистом? И я стал заниматься в полусамодеятельной студии вместе с Сережей Шакуровым, Васей Бочкаревым. Настроился, пошел и достаточно легко поступил. Хотя в то время все стремились в творческие вузы, особенно в Щуку. Там был колоссальный конкурс - чуть ли не тысяча человек на одно место.

- А что читали?

- Я, такой худой, смешной, читал ни больше ни меньше как Маяковского - "Облако в штанах", что вызвало у принимающей комиссии такую смешливую реакцию. Все на сопротивлении материала. Я все делал очень серьезно - читал прозу, по-моему, Гоголя, басню Крылова, естественно.

- Сниматься начали во время учебы?

- В конце.

- Это ведь не приветствовалось?

- Ну, запрещалось. Но у нас стипендии были очень маленькие, и мы везде подрабатывали. Либо на сцену театра выходили за три рубля в массовках, либо подрабатывали в массовках в кино. А как же? Жить-то надо было.

- Никита Михалков тогда предложил роль "по знакомству?"

- По дружбе. И я уже был актером. Мы с ним одно время тесно общались, и он предложил мне, молодому тогда Леве Дурову и еще нескольким актерам сняться у него в дипломной картине "Последний день в конце войны". Мы как друзья с удовольствием согласились и поехали с ним в экспедицию в село Вознесенское на Оке под Тарусой.

- Сегодня хотели бы у него сняться?

- Я бы с удовольствием. Он исповедует свою школу, у него свои актеры. Он очень силен, талантлив, замечательный художник, совершенно оригинальный, отличающийся от всех, исповедующий свои принципы, свое искусство. Вообще режиссер замечательный, и актерский, как мне кажется.

ШКОЛА ГЕНИЯ

- Как вы оказались в театре Эфроса?

- Я показывался. Меня после училища брали в три московских театра и еще в Ленсовет к Владимирову (он прислал на меня заявку). Но ехать в Ленинград мне, коренному москвичу, не было смысла. А вот Эфрос - это казалось заманчивым...

- Почему?

- Мне нравились его спектакли, мне казалось, что это то, что мне надо. И я был очень рад, когда меня пригласили в "Ленком". Моя первая роль была достаточно серьезная - я играл Треплева в "Чайке" - нашумевшем, скандальном в то время спектакле, поставленном в пику всем классическим канонам... Затем был Андреем Прозоровым в "Трех сестрах" -- спектакль прошел 30 раз, его запретили за искажение русской классики. Играл мольеровского Дон Жуана, Кассио в "Отелло", Меркуцио в "Ромео и Джульетте", Кочкарева в "Женитьбе", во многих пьесах Арбузова... Чего перечислять? Много ролей было. Театральная биография у меня достаточно богатая.

- Эфрос был строг, но справедлив?

- Да, достаточно. Требователен. Главное - он был режиссер-педагог. Он воспитывал артистов своего вероисповедания, понимаете? У него играли Николай Волков, Лев Круглый, Александр Ширвиндт, Валентин Гафт, Плеяда артистов. В то время можно было отличить актеров театра "Современник" от артистов Эфроса или Таганки.

- А почему тогда ушли?

- В 86-м театр уже развалился. Эфрос в то время ушел на Таганку.

- Он вас туда не звал?

- Нет, на Таганку он никого не звал - взял одну Яковлеву. А в оставленном театре начался разлад. Это ведь как живой организм - детство, отрочество, старость и умирание. Все это и с театром происходит. Об этом можно прочитать в записях Немировича. С уходом Эфроса театр стал валиться в пропасть, собственно, и продолжает поступательно туда падать. Сейчас уже от него ничего и не осталось - одни воспоминания и легенды.

ПОДВЕСКИ КОРОЛЕВЫ ПРОТИВ ДЕТЕКТИВА

- О съемках "Трех мушкетеров" во Львове в 78-м году до сих пор ходят легенды. Что, действительно там царил мушкетерский беспредел?

- Эту атмосферу мы сами создали. Наша дружба, которая сохранилась до сих пор, завязалась во время съемок. И наши веселые задорные отношения со взаимными подколами автоматически переносились на экран. И наверное, это и заражало зрителя: было видно - все делается очень искренне.

- А вы не удивились, когда Юнгвальд-Хилькевич предложил вам стать Портосом?

- Удивился. Очень. Я не ожидал. Когда у меня раздался звонок из Одессы и мне предложили приехать попробоваться, то мне даже конкретно не сказали, на кого. А я в то время сломал ногу и был два месяца на бюллетене. И мне нечего было делать. Хотя уже был подписан контракт с Рижской киностудией - режиссер Алоиз Бренч

собирался снимать очень интересный двухсерийный детектив, все съемки должны были проходить в Германии и Польше. И вот я с удовольствием полетел в Одессу. Там выяснилось, что он меня пробует на Портоса. Я удивился и как бы несерьезно к этому отнесся. Сказал Хилькевичу: мол, видишь, я в таком состоянии... Он: ничего, поправишься, мы оденем тебя...

- Вы ведь не очень соответствовали и комплекцией...

- Не не очень, а совсем. Но у него были какие-то свои режиссерские аргументы, что-то ему во мне "показалось". И вот меня сняли по пояс, я говорил какой-то текст, он стал за камерой, отвечал мне, и затем я уехал.

Затем, как ни странно, меня утвердили на самом высшем идеологическом телевизионном уровне - этот телефильм делался по заказу Гостелерадио. И мне пришлось отказаться от контракта с Бренчем - совпадали съемки.

Я начал сниматься в этой картине, о чем не жалею. Время как бы расставило все по своим местам. Фильм популярен до сих пор, как это ни парадоксально и ни смешно...

- А кем видели себя в детстве, когда читали книгу?

- Прежде всего Д'Артаньяном... В крайнем случае- Атосом. Арамисом? Ну, он немножко попротивнее... А вот Портосом совсем себя не видел.

- Как все-таки появилась эта приятная вальяжность?

- Мне делали искусственно всякие накладки. Вообще было сложно. Мне впервые в кино пришлось сыграть характерную роль - то, что в театре часто вытягивается за счет грима. Но в кино это всегда очень опасно. Более реалистичный экран "продает" грим, накладки. Если не играть убедительно, можно сразу себя разоблачить.

- Гедонистическая философия Портоса повлияла на ваши взгляды?

- Вообще-то моя жизненная философия во многих вещах соприкасалась с его. Поэтому мне было, наверное, не трудно...

- Вам не обидно, что многие зрители до сих пор видят в вас Портоса?

- Что делать? Это не только моя такая судьба, а многих очень хороших актеров, которые попали под пресс сериальной популярности. И не только. Потрясающий, гениальный артист Борис Иванович Бабочкин всю жизнь проходил как Чапаев! Серьезнейший артист, великолепный педагог. Надо философски относиться...

- Но роли-то потом предлагали "мушкетерские"?

- Ну, пытались по проторенной дорожке, но я отказывался. Кстати, когда режиссеры видели меня воочию, сильно разочаровывались. Я в картине их обманул...

- И вы радовались?

- А я радовался.

- Сейчас по-другому сыграли бы Портоса?

- Наверное. Конечно. Я же играл его совсем в другие, молодые годы... Сейчас уже с позиций своих лет и своего возраста я бы по-другому что-то интерпретировал. Кстати, Депардье именно это пытается делать в фильме "Железная маска" - я недавно его дублировал. Там есть несколько забавных находок. И получился яркий блокбастер.

СЛЕДУЕТ ПИ ПРОДОЛЖЕНИЕ?

- А вот почему "Двадцать лет спустя" называли "Двадцать лет спустя рукава"?

- Я вам объясню. К сожалению, фильм не получился. Во-первых, слабый сценарий. Первый сценарий писал Марк Розовский, принимал участие Марк Захаров. Второй сценарий Хилькевич писал с каким-то Николаевым. Во-вторых, сам роман вообще скучнее сам по себе. Там такая вяло развивающаяся интрига. Мы с Мишей Боярским - он всюду ходил с фолиантом - пытались как-то ее обострить. В этом фильме много сцен, которые мы сами придумали и вставили, и Хилькевич с нами согласился. Но все равно спасти общее положение дел мы не смогли. Потом там были сложности с финансированием, и так далее. Многое было против. Но главное - изначально это не совсем удачно.

- Есть ли тогда смысл в идее Боярского о продолжении "Мушкетеров"?

- Я, между прочим, тоже был одним из инициаторов этой идеи. Не буду вам раскрывать секрет. Идея вообще хорошая...

Мы взяли за основу, что у Дюма почти все мушкетеры погибают - кроме Арамиса. А дальше уже привлечены всякие исторические материалы...

- И что же?

- Этот дефолт в 98-м нас и подкосил. А у нас был продюсер и очень хорошие перспективы.

- А сейчас есть надежда?

- Не знаю... Миша это все взял на себя и с этим носится... Но мы же люди такие немножко творчески разбросанные, не можем сосредоточиться, а этим надо заниматься. Нужен продюсер, который бы стал серьезно толкать идею. А Миша человек творческий, у него помимо этого масса дел, свой театр, концерты, фильмы... Это сложно.

- Смогут мушкетеры собраться вместе? Вот Смехов, говорят, сейчас в Америке живет?

- Да, он в основном живет за границей. Он в Германии, по Европе путешествует. Преподает, ставит спектакли со студентами... Но в принципе такая договоренность с ним была.

- А правда, что после второго фильма вы настолько обозлились на Хилькевича, что поклялись больше никогда с ним не работать?

- Ну нет... Хотя были у нас конфликты. Но в процессе съемок мало ли скандалов бывает? Творческий процесс. Но мы с Хилькевичем после фильма и общались, и встречались, и я даже умудрился сняться у него в одной дурацкой картине вместе с Сашей Панкратовым-Черным... Так что нет.

- Значит, снова Хилькевич?

- Там сложно. Миша хочет его. Кто-то из нас - другого. Ведь Хилькевич в свое время поставил условие: мне так жалко героев, я не могу снимать кино про то, как их убивают. У него какая-то своя принципиальная позиция на этот счет. Посмотрим.

РОЛЬ ИЛИ БОЛЬ?

- Любая роль для артиста (я говорю прописные истины) - когда он начинает работать, каким бы он ни был, заслуженным, опытным, с регалиями, - это для него экзамен. Никуда не денешься. Я получил роль, и со всем своим багажом - опытом, профессиональными навыками - для меня это все равно белый лист... Ну ничего не знаю, что из этого получится. Это все равно как экзамен на первом курсе. Ничего не сделаешь. Такая профессия. Она поэтому-то нервы и изматывает.

- Когда больше всего волнуетесь?

- А я не знаю. Я на каждой роли волнуюсь. Со временем, когда начинаешь играть, волнение, естественно, проходит, но только когда ты начинаешь работать. Это касается и кино, и телевидения, и театра, и даже встреч со зрителями...

- А как боретесь с этим?

-- Э

то мои профессиональные тайны. Опыт все равно есть, и никуда от этого не денешься. А потом, если не волнуешься - то, значит, тебе наплевать. Настоящий артист не может не волноваться. Все равно струнка в душе трепещет.

- Некоторые актеры прибегают к помощи алкоголя. Или наркотиков...

- Нет, это они снимают стресс... Ну были у меня проблемы с алкоголем. Ну и что? Пытался это победить и победил в какой-то степени. Все, о чем мы говорили, это дает свой осадок на психофизику. Для того чтобы разрядиться, снять напряжение, многие прибегают к алкоголю в нашей среде. К сожалению... Он действительно какое-то время помогает, несколько на Западе известных артистов - наркоманов... так они снимают стресс. А потом?

Недавно на встрече со зрителями одна женщина задала неожиданный вопрос: "Скажите, пожалуйста, вот вы много работаете... Как до сих пор не сошли с ума?" Я задумался. Действительно, серьезное дело. Как я не рехнулся до сих пор? Ведь не зря артисты сходят с ума. Если кого-то играть на сто процентов - это прямой путь к тому, что рассудок может помутиться.

Поэтому многие актеры сходили с ума. А актрисы-женщины? На них все это действует еще сильнее. И к старости лет психика напрягается очень сильно. Вообще женщина-актриса - тяжелый случай. У них, как говорят, более слабая в этом смысле психика, они более подвержены. Мне приходилось за этим наблюдать.

- Но сейчас как себя восстанавливаете?

- Сейчас я уже умею. К алкоголю не прибегаю. Потому что, как выяснилось, это не панацея, совсем наоборот... пытаюсь как-то восстанавливаться. Расслабляюсь природой, чтением, общением с друзьями...

- А спорт?

- Я спортом всю жизнь занимался. Если бы у меня не сложилась актерская судьба, я бы стал спортсменом. Я очень хорошо играл в футбол, у меня были перспективы.

- Сейчас?

- Сейчас почти ничего не осталось. Ну очень люблю плавание, стараюсь при первой возможности поплавать, поиграть в футбол, если удается. Потом на "Мушкетерах" особенно пристрастился к конному спорту. Это замечательно...

- У вас не было идеи самому заняться режиссурой?

- Нет, не было. Мне часто предлагали преподавать - я много снимался в дипломных картинах вгиковских - и предлагали поступить на режиссерский факультет ВГИКа. Бродила такая идея. Но я не решился.

- Почему?

- Я столько проработал с разными режиссерами в театре и кино... В общем, наблюдал эту профессию с актерской стороны. Она очень ответственная, если всерьез в это дело идти - то это дело очень ответственное. Я на эту ответственность не решился...

- Скорее сойдешь с ума?

- Не знаю. Но понимаю - ты берешь на себя ответственность не только за свою судьбу, но и за судьбы людей, с которыми ты работаешь. Я в своей профессии отвечаю за себя и за своих партнеров. А тут ты отвечаешь за нечто большее. Это касается и режиссуры, и педагогики... Я не решился на эту ответственность...

- А у вас осталась роль-мечта?

- Да много... Например, очень жалею, что не сыграл доктора Астрова в чеховском "Дяде Ване". Очень хотел сыграть. И мы даже начинали на Малой Бронной с Эфросом репетировать... Но что-то порепетировали, отложили, потом начались всякие передряги, он ушел на Таганку, и идея повисла в воздухе. А вообще идея такая была, и я очень жалею, что не сыграл...

ДЫМ ОТЕЧЕСТВА

- Помимо работы что греет душу?

- Подмосковная природа.

- Вы охотник?

- Нет, просто люблю с друзьями отдыхать на природе. Шашлычки, тусовочка хорошая... Люблю московское лето. Это зимой хочется куда-то за границу уехать к пальмам и океану. Иногда позволяю себе - редко. А летом лучше Подмосковья ничего нет.

- Огородными работами не увлекаетесь?

- Ну если попросят меня - займусь. А еще люблю животных. У меня было много собак... Одно время собаками серьезно занимался. Сейчас все как-то печально - оставил у жены две собачки, а одна умерла, другая убежала.

- А какие породы предпочитаете?

- У меня были самые разные. Пудель, такса, мастин неаполитано, кавказская овчарка - кстати, она погибла недавно от инсульта. Оказывается, у собак бывают "человеческие" болезни.

- Вы вот много поездили по миру. А если бы остаться в каком-нибудь "лиловом Сингапуре"?

- Нет, я бы не согласился... Я ведь начал ездить за границу очень рано. Но всегда по делу - фестивали, съемки, гастроли театра... И объездил очень много стран... Общался с нашей эмиграцией. И психологически она производит на меня очень тяжелое впечатление...

- Почему?

- Все они чужие люди в той стране, в которой они живут. Это очень видно. Раньше их было немного, и они как-то растворялись незаметно. Сейчас куда ни приедешь, к тебе бросаются толпы эмигрантов - в Израиле, в Греции, в Германии, в Америке, в Австралии, везде... Наша последняя эмиграция - несчастные люди, они на меня чудовищное впечатление производят.

Может, я так устроен. Ведь есть люди, которым все равно где жить. Но меня связывают какие-то корни, от которых оторваться не могу. И потом, профессия. Я ничем другим заниматься не могу. Все потуги рушатся.

- А вы пробовали?

- В моменты отчаяния размышлял, по крайней мере, на эту тему... Но я понимаю, что несостоятелен в другом. И ведь все наши творческие люди, которые уехали и попытались что-то делать, - практически все потерпели крах. Кроме, может быть, нескольких выдающихся балерунов-музыкантов. И то они достаточно неудовлетворенные люди... При всем своем внешнем благополучии. Когда начинаешь с ними общаться, это проскальзывает. А уже те, которые не состоялись, - на них страшно смотреть... понимаете? Очень тяжелое впечатление.

- Но есть страна, куда хочется вернуться?

- Наверное, у каждого есть место, которое пришлась по душе. У меня - Италия. Я не знаю, что там за аура, но чувствуешь себя хорошо, хотя я не остался бы там жить... Но там хорошо... эти потрясающие сочетания сохраненной старинной красоты со всем современным. Там все гармонично. Нация, излучающая какое-то веселье и доброту. Все там по-другому... Но живем мы здесь и закончим свой век на этой земле.