Вацлав Нижинский

Вацлав НИЖИНСКИЙ // Человек-кукла

Двадцать девять лет своей жизни Вацлав Нижинский принадлежал этому миру. В нем были дорога с Моховой на Театральную в Императорское Театральное училище. Гранитный спуск к Неве, на ступенях которого он плакал, когда его уволили из Мариинки. Париж, Лондон и Ницца, где он танцевал в Дягилевских сезонах. Сам Дягилев, забравший его любовь и свободу, но приведший к всемирной славе. Три постановки, положившие начало балету ХХ века.

Потом было тридцать лет жизни в своем собственном мире грез и фантазий...

Двадцать девять лет своей жизни Вацлав Нижинский принадлежал этому миру. В нем были дорога с Моховой на Театральную в Императорское Театральное училище. Гранитный спуск к Неве, на ступенях которого он плакал, когда его уволили из Мариинки. Париж, Лондон и Ницца, где он танцевал в Дягилевских сезонах. Сам Дягилев, забравший его любовь и свободу, но приведший к всемирной славе. Три постановки, положившие начало балету ХХ века.

Потом было тридцать лет жизни в своем собственном мире грез и фантазий, о котором мы почти ничего не знаем. Потому что у каждого шизофреника он свой.

Самой его выстраданной ролью, пожалуй, был Петрушка в балете Стравинского. Трагедию тряпичной куклы с человеческой душой прочувствовал по-настоящему лишь ХХ век. Люди постепенно обретали свободу, освобождаясь от пут иллюзорного и реального мира, в котором жили еще их родители. Но это освобождение несло страшное одиночество, потому что человек теперь сам отвечал за свою жизнь.

Тема карнавала, театра, балагана, ярмарки оказалась востребована в художественной жизни России начала ХХ века. Куклы, страдающие как люди. Люди, превращающиеся в кукол. И те, и другие в масках.

В 1905 г. Александр Блок написал стихотворение "Балаганчик".

Вот открыт балаганчик Для веселых и славных детей. Смотрят девочка и мальчик На дам, королей и чертей.

Как славно все начиналось, какая добрая сказка могла получиться из этой жизни.

Пробуждение Спящей красавицы

В 1890 г. на сцене Мариинского театра с триумфом прошла премьера "Спящей красавицы". Это была знаковая постановка. Для многих современников царствование Александра III ассоциировалось с золотой порой Российской империи. Значительно расширилась ее территория. Развивались промышленность и торговля. К 1893 г. окончательно оформился франко-русский союз.

Случайно или нет, все это нашло свое выражение в новом балете. В основу либретто была положена старая французская сказка Шарля Перро. Принц Дезире (Мечта) будит поцелуем прелестную Аврору - Россию, которую погрузили в многовековой сон недоброжелатели и завистники в лице феи Карабос. Чары рушатся, растопленные силой любви. Сказочные герои и посланцы экзотических стран приносят свои дары - танцы. Апофеоз.

"Спящая красавица" была, пожалуй, последним "прости" эпохе классицизма в балете. Торжественная музыка Чайковского и помпезные декорации Левота со товарищи, изысканная постановка Петипа, сочетающая в себе лучшее из французской, итальянской и русской школ балета. Это была очередная мечта о сильной и богатой России, возрождающейся наперекор врагам. Это был призыв к наследнику престола (должен же быть у Мечты и Утренней Зари наследник) продолжать дело отца. Это был призыв к подданным почитать и прославлять своих королей.

Но все это - в Императорском театре. За его стенами ни 32, ни даже 64 фуэте, "скрученные" солисткой балета, не могли помочь делу. За стенами шла совсем другая жизнь, которую балетный театр должен был увидеть и принять.

Это стало возможным в 1903 г., когда Петипа ушел с поста главного балетмейстера Мариинки. Он отдал театру более полувека. Но к началу ХХ столетия балет оставался, пожалуй, единственным видом искусства, не имеющим отношения к реальной жизни. Он представлял собой засушенный цветок или бабочку на булавке в коллекции чудака, который в век электричества и авто носит камзол и пудреный парик.

В мире балета происходило то же, как если бы в мире архитектуры Бог дал долгую жизнь Карлу Росси. Тогда в Петербурге к началу ХХ века не было бы ни единого здания в стиле эклектики или модерн, но сплошные улицы Зодчего Росси. Поэтому с уходом Петипа балет десятимильными шагами стал нагонять свое время.

Вначале это пытались делать Николай Горский и Николай Легат. Потом появился молодой танцовщик и балетмейстер Михаил Фокин. Кажется, он и стал тем настоящим принцем Дезире (Бог с ними, с французами), который разбудил балетную Красавицу. Все было готово к постановке новой пьесы под названием "Русские сезоны" в Париже. Господа актеры съезжались на репетицию. Шел 1907 г.

Действующие лица и исполнители

Михаил Михайлович Фокин, 27 лет, танцовщик Мариинского театра, преподаватель Театрального училища, балетмейстер. Не одобрял "нафталинный" балет и постоянно искал выхода кипучей энергии на стороне. Много читал, увлекался живописью, музицировал. Часами бродил по Эрмитажу, мечтая оживить на театральной сцене картины, статуи, рисунки на краснофигурных вазах.

Мечта осуществилась, когда в 1906-1907 гг. Фокиным были созданы "Виноградная лоза", "Евника", "Шопениана", "Египетские ночи", "Лебедь" (более известный в качестве "Умирающего") и "Павильон Армиды". Так балетный театр вошел в пору эклектики, когда на сцене появились герои и сюжеты всех времен и народов.

Единомышленниками Фокина стали художники Александр Бенуа и Лев Бакст, балерины Анна Павлова и Тамара Карсавина, танцовщик Вацлав Нижинский.

Сергей Павлович Дягилев, 35 лет, барин, меценат, первооткрыватель талантов, автор дерзких проектов и в этом смысле - борец, игрок. В 1898 г. начинает издавать первый в России художественный журнал "Мир искусства". В 1905 г. организует грандиозную историко-художественную выставку портретов ХVIII-ХIХ веков. Для этого объезжает всю Россию вдоль и поперек, собирая по отдаленным имениям портреты предков. По сути, Дягилев открыл своим современникам русский ХVIII век.

Затем он организует на Осеннем салоне в Париже выставку "Русское искусство от иконописи до начала ХХ века". Вскоре следуют концерты русской музыки, познакомившие Европу с Глинкой, Мусоргским, Бородиным, Рахманиновым, Римским-Корсаковым. Еще через год - оперный сезон. Париж услышал Федора Шаляпина.

В это же время возникла идея сценического синтеза в балете - объединения сил танцоров, музыкантов, хореографов и художников. Возникло то, что впоследствии было названо "Дягилевскими сезонами".

Тамара Платоновна Карсавина, 22 года, пока еще не в ранге балерины Императорских театров, хотя балеринские партии уже танцует. Талантлива, красива и умна. Идеальная модель для исторических постановок Фокина. Именно в это время страстно влюбленный Фокин получает от нее отказ, и Карсавина остается для него призрачной мечтой.

Вацлав Фомич Нижинский, 17 лет. Только что окончил Театральное училище и принят в труппу Мариинского театра. В жизни - неуклюжий и некрасивый молодой человек с отсутствующим взглядом и часто с полуоткрытым ртом. На сцене - грациозный красавец с лучистыми глазами, поражающий отточенностью прыжков и поз, "элевацией и баллоном", как писали в рецензиях. Кукла Пиноккио, становящаяся человеком при первых звуках увертюры.

И звучит эта адская музыка, Завывает унылый смычок. Страшный черт ухватил карапузика, И стекает клюквенный сок.

Вечный раб

В первый свой сезон в Мариинке Нижинский перетанцевал практически во всех балетах. Как классических, так и новых, поставленных Фокиным. Он был партнером Матильды Кшесинской, Анны Павловой, Ольги Преображенской. Он был романтическим юношей в "Шопениане", рабом Клеопатры в "Египетских ночах", пажом волшебницы Армиды в "Павильоне Армиды".

Как-то вполне естественно амплуа раба и пажа перешло за ним в реальную жизнь. Вначале его господином и любовником стал представитель "другого Петербурга" - князь Павел Дмитриевич Львов. В жизни Нижинского появились лихачи, меховые шубы, ночные рестораны, дорогие подарки. И оставшееся навсегда чувство использованного, а затем брошенного Петрушки.

Потом был Дягилев, спасший его из лап циничной богемы, окруживший заботой и вниманием, но при этом отгородивший от жизни стеклянными стенами. Потому что Дягилев всегда лучше знал, чего хочет Нижинский.

Потом была жена Ромола, которая тоже все лучше знала и к 1918 г. вполне успешно "спасла" мужа от бессердечного мира, вогнав в кошмар безумия.

Но ни один из них не мог похвастать тем, что знает человека, находившегося рядом, - Вацлава Нижинского. Потому что самим собой Нижинский становился только в танце, и там он был один, даже если страстно обнимал в этот момент партнершу.

Наверное, потому он и мог так невероятно танцевать, что не растрачивал себя в обыденной жизни, но лишь заученно улыбался и кланялся, односложно отвечая на пышные комплименты. В чем-то и Дягилев, и Ромола были правы, считая, что Вацлав не способен позаботиться о себе. До сих пор заботились только о нем.

Родился он в 1889 г. в семье танцовщиков, которые с труппой бродячих актеров странствовали по России. На год младше была Бронислава, чуть старше - Станислав. Еще ребенком старший брат получил ушиб головы, вследствие чего развилось психическое заболевание. В семье помнили также о страшных вспышках ярости у отца. Так что вполне возможно, шизофрения Вацлава была наследственной.

Отец завел себе другую семью, и мать решила отдать Вацлава с Брониславой на казенное содержание в Петербургское балетное училище. Его взяли только потому, что он красиво прыгнул, в остальном данные были неважные.

С самого начала обучения балетных занимали в спектаклях. Они были и чертенятами, и оловянными солдатиками, и пасторальными пастушками. Однажды в танце "фавнят" они должны были разбежаться и прыгнуть. Когда все уже приземлились, оказалось, что один еще летит. Балетмейстер (а это был Фокин) поставил для прыгучего малыша (Нижинского) сольную партию. Это была их первая встреча.

В училище Нижинского дразнили "япончиком" за раскосые глаза, тормошили за нелюдимость, но сильно не обижали. Преподаватели сразу дали понять, кто тут главный талант. В старших классах он много читал, но для себя. Окружающие так и остались в неведении относительно его умственных способностей. То же было с музыкальными занятиями. Он музицировал один в пустом классе, выказывая непроходимую тупость на уроках. Любимым его романом был "Идиот". Потом самого Вацлава будут лечить в Сен-Морице, как князя Мышкина.

Мания Жизели

Первый сезон "Русского балета" 1909 г. в Париже был открыт вскоре после завершения сезона в Мариинском. Спектакли имели небывалый успех. Всех потрясли "Половецкие пляски" с главным лучником - Фокиным, "Клеопатра" с чудовищно обольстительной Идой Рубинштейн, "Сильфиды" ("Шопениана") с воздушной Анной Павловой и "Павильон Армиды", открывший миру Нижинского.

Балетная реформа Фокина состояла еще и в том, что он возродил мужской танец. До него танцы ставились исключительно на балерин, а партнеры были нужны только для того, чтобы поддержать их в нужную секунду, помочь проявить свой талант, красоту, изящество. Танцоров стали называть "костылями".

Фокин не собирался мириться с этим. Во-первых, он сам хотел танцевать, и роль "костыля" его никак не устраивала. Во-вторых, он чувствовал, чего лишился балет, практически убрав танцора со сцены. Балет стал приторным и фруктово-ягодным, абсолютно бесполым. Показать же характеры можно было, только противопоставив женскому танцу равный ему мужской.

В этом смысле Нижинский явился идеальным материалом для Фокина. Из его тела, великолепно вымуштрованного в Театральном училище, можно было слепить любую форму. Он мог станцевать все, что задумал балетмейстер. И при этом собственным талантом одухотворить каждое свое движение.

В балетах Фокина еще не было развития образов и характеров. Они были моментальными снимками вымышленных ситуаций. Но уж страсти и экспрессии, переданных в танце, - сколько угодно. Собственно, на этом все и строилось. Больше страсти, больше танца, сложнее движения, большая виртуозность.

Старый балет в значительной степени был основан на пантомиме. Вот как можно было на языке жестов передать, например, сообщение об измене Шехерезады. "Послушай (протянуть руку к шаху), только представь себе (постучать по своему лбу), что твоя королева (указать на нее и изобразить корону над головой) занималась любовью (обнять себя обеими руками) с негром (сделать свирепую гримасу и провести рукой перед лицом вниз, изображая черноту)".

В балете же Фокина правитель Персии, положив руку на рукоять меча, медленно подходил к поверженному сопернику и переворачивал ногой тело негра лицом вверх. А до этого они схватывались в смертельном танце, и Нижинский - "Золотой негр" - выражал в этом танце всю муку любви и отчаяния.

Да, он снова был рабом и невольно начал задумываться о мере ответственности, которую несет человек, делая другого своей игрушкой. Эти думы вылились в новую трактовку роли Альберта в балете "Жизель".

Раньше красавчик Альберт соблазнял молоденькую пейзанку, "разрывал" ей сердце, но был великодушно прощен. Альберт Нижинского искал не удовольствия, но красоты. Он не хотел гибели Жизели и не предполагал, как все выйдет. Альберт только-только сумел разглядеть в девушке Другого - иную, но родственную душу. Поэтому он в таком отчаянии, поэтому он готов наказать себя и последовать за виллисами (порождением его разума) в болото безумия.

Трактовка вполне соответствовала духу эпохи, запечатленному в стихах Блока или в образе "колдовского озера" из чеховской "Чайки". Но она не соответствовала духу рутины Императорского Мариинского театра. Поэтому, приехав в Петербург после парижского сезона 1910 г. и станцевав "Жизель", Нижинский оказался уволен из театра за выступление в неподобающем костюме. Неподобающим был сочтен костюм, выполненный по эскизу Бенуа: колет и трико без пышных штанишек, неотъемлемой принадлежности Альбертов на русской сцене последних десятилетий.

Теперь Нижинский попал в крепостную зависимость от Дягилева, у него был отнят Юрьев день возвращения на императорскую сцену.

Он спасется от черного гнева Мановением белой руки. Посмотри: огоньки Приближаются слева... Видишь факелы? видишь дымки? Это, верно, сама королева...

Голубой бог

Ходило много слухов, почему же все-таки Нижинский был уволен. Один из них связывал увольнение с интригами самого Дягилева, который таким образом приобрел себе постоянного артиста. Так или иначе, теперь Вацлав принадлежал только ему. (Дягилев сказал однажды Карсавиной: "Почему вы не вышли замуж за Фокина? Тогда бы вы оба принадлежали мне").

Можно было заводить постоянную труппу с единственной звездой - Нижинским. Все должно было работать на него: Карсавина (все не рвавшая с Мариинским), приглашенные "звезды" (переговоры с Павловой и Кшесинской), пара характерных танцовщиков, искусство Бакста и Бенуа, музыка известных композиторов.

Первый же спектакль 1911 г. опять потряс парижскую публику. Это был "Призрак розы" на музыку Карла фон Вебера "Приглашение к танцу". В основу легла строка из Теофиля Готье: "Я - призрак розы, которую ты вчера носила на балу".

Нижинскому пришлось станцевать не человека и даже не цветок, а аромат розы, который напоминает уснувшей девушке о вчерашнем бале. Жан Кокто, завсегдатай "Сезонов", восклицал, что отныне аромат розы будет у него ассоциироваться с последним прыжком Нижинского, исчезающего в окне. Наверное, именно этот балет (даже не балет, а развернутое pas de deux Карсавиной и Нижинского) позволил критикам соотнести увиденное на сцене с импрессионизмом в живописи.

Сезон 1911 г. можно было бы назвать самым удачным и плодотворным. Фокин подошел к пику своей деятельности балетмейстера. Кроме "Призрака розы", в программе были "Садко" Римского-Корсакова, "Нарцисс" Николая Черепнина, "Пери" Поля Дюка и "Петрушка" Игоря Стравинского. Балеты, как всегда, "из разной жизни": античность, Восток, русская экзотика.

Как-то все сошлось в "Петрушке": и время, и люди. ХХ век с его главной темой свободы и несвободы. "Вечная женственность" (Балерина Карсавиной), тупая мужественность (Арап Орлова), жажда власти (Фокусник Чекетти) и "маленький человек" (Петрушка Нижинского) делали свой выбор. Ярмарочный плясун, по словам Стравинского, "внезапно сорвавшийся с цепи", позволил заглянуть в свою душу. Душу ставшей человеком куклы, в которой так много боли, гнева и отчаяния.

Зал завороженно следил за трагедией куклы, но никто не сопоставил ее с трагедией самого Нижинского. После спектакля он сбежал от похвал в гримерную и снимал с лица слой за слоем грим, глядя мимо зеркала. Но пришел "Фокусник" Дягилев. Он сказал, что необходимо развеяться, и повез Нижинского ужинать в Булонский лес. Петрушка снова превратился в куклу.

Вскоре приступили к репетициям "Голубого бога", на этот раз из индийской жизни. Почти все страны были уже охвачены "сюжетами", скоро придется повторяться.

На всех представлениях "Сезонов" присутствовала молодая особа по имени Ромола Пульска.

Ах, нет, зачем ты дразнишь меня? Это - адская свита... Королева - та ходит средь белого дня, Вся гирляндами роз перевита...

Приручение дикого зверя

В 1912 г. Дягилев сказал, что Вацлав должен попробовать себя как хореограф. Он предложил подумать над симфонической прелюдией Дебюсси "Послеполуденный отдых фавна". Фокин поставить это не сможет. Он опять устроит вакхические пляски. Да еще потребует для пущей убедительности привести стадо баранов.

Нижинский попросил, чтобы ему сыграли Дебюсси. А потом повернул голову в профиль и развернул руку ладонью наружу. Человек исчез, появился зверь, который сам стал музыкой. Интересно, понял ли Дягилев, что отдает Нижинского на заклание? Таких балетов еще не было, они опережали свое время, тем более в Париже, еще не успевшем насладиться экзотикой "Русских сезонов".

Танец длился всего 12 минут и показал совершенно другую эстетику балетного театра. Где можно двигаться в двухмерном пространстве. Где можно забыть о выворотности ступней и ступать с пятки на носок. Где можно двигаться не в унисон с музыкой, а в паузах. Ведь главное - не это, а послеполуденный зной, которому подчиняются и юноша-фавн, и нимфы, как бы сошедшие с фриза храма. И покрывало, потерянное нимфой, и смутное желание, направляемое фавном на этот фетиш.

Балет освистали, после чего показали вторично. Освистали еще больше. Но были и те, кто приветствовал появление "новейшего" балета. Среди них - Огюст Роден, яростно защищавший Нижинского.

Следующей премьерой сезона 1912 г. были "Дафнис и Хлоя" Фокина. Невинный пастух отвергал притязания нелюбимой и соединялся со своей избранницей в апофеозе античной пляски. Через сцену шло стадо баранов.

Это был конец эпохи Фокина, которая длилась так недолго. Балет нагонял свое время семимильными шагами.

Потом появились "Игры", поставленные Нижинским в стилистике Гогена, которого он очень любил. Балет был о современных ему молодых людях, играющих в теннис, но таких же свободных, как островитяне Таити.

Потом в сезон 1913 г. для Нижинского настал черед "Весны священной" на музыку Стравинского и в декорациях Николая Рериха. В зал ворвался языческий праздник заклинания весны. Пляски - ворожба, мольба о пробуждении сил природы, жертвоприношение Избранницы. Зал не выдержал этой энергетики. Власть архетипов оказалась слишком тяжела для зрителей, не готовых к участию в ритуале. Балет несколько раз прерывали, силой выводили беснующихся зрителей и продолжали дальше. Это была слава, только не прижизненная, а посмертная.

А потом Нижинский смертельно устал и в таком состоянии отправился с труппой на гастроли в Южную Америку. На судне оказалась Ромола Пульска, но не было ни Дягилева, ни трезвомыслящей Карсавиной. Ромола повела атаку на предмет своей страсти столь энергично, что вскоре было объявлено о помолвке. Они обвенчались в Буэнос-Айресе.

Потом Ромола стала освобождать мужа от пут Дягилева, не понимая, что Дягилев, Балет и Жизнь для него синонимы. В Рио-де-Жанейро Нижинский отказался выступать в очередном балете, Дягилев счел контракт разорванным. Теперь Нижинский мог выступать только в мюзик-холлах, что он и делал некоторое время. Путь в Петербург был для него заказан как для лица, уклоняющегося от воинской службы.

Ромола не была виновата. Или была, но лишь как Альберт в "Жизели". Она не думала, что так выйдет. А когда поняла, что наделала, направила всю энергию на исправление ошибки. Она родила Вацлаву двух дочек, которых он очень любил... пока узнавал. Она пошла на поклон к Дягилеву, думая, что старые впечатления всколыхнут чувства в затерявшейся где-то душе мужа. Она лечила его инсулиновым шоком.

А он уходил все дальше и дальше, уже не писал свой "Дневник", но еще рисовал мандалы - символ Самости, Бога внутри себя.

Нижинский умер в 1950 г.

Заплакали девочка и мальчик, И закрылся веселый балаганчик

Последователи Нижинского делятся на два рода. Первые (и их большинство) наряжают танцоров в трико и под душераздирающую музыку заставляют выражать муки любви, тоски, отчаяния и пр. Вторые... Тут надо просто увидеть своими глазами постановки Марты Грэм, Ролана Пети или Мориса Бежара (особенно те, где танцует Хорхе Донн), чтобы понять тонкую нить преемственности, связывающую их с Нижинским, балансировавшим на грани безумия.