Уильям Стейг

Уильям Стейг, папа Шрека

Всегда следует помнить, что пишешь для детей, иначе может кончиться тем, что напишешь "Войну и мир".
/У. Стейг/

Не стоит задумываться о возрасте. Лучше давайте упакуем "два чемодана: один с едой, второй - преимущественно с едой" и отправимся в путь. Такой совет дает Зик, одаренный молодой поросенок, который среди ночи бежит из дома: он просто угнетен тем, что его игра на гармонике повергает всю его семью в сон независимо от того, веселую или грустную мелодию он наигрывает. Эта история рассказывается в детской книжке "Зик Пиппин", вышедшей в свет 14 ноября 1995 года, в тот день, когда ее автору, писателю и художнику Уильяму Стейгу исполнилось 87 лет. История о Зике Пиппине стала его 25-й книгой для детей, и почти все из них, появлявшиеся на протяжении почти четверти века, по-прежнему активно переиздаются, а отдельные книги вдруг оказываются переведенными на самые неожиданные языки, на гавайский, к примеру. Стоит ли удивляться, что именно стейговский герой и его книга послужили прототипом для знаменитого "Шрека", великолепного мульфильма о зеленом великане по имени Шрек?

Стейг-художник свой первый рисунок подал в журнал The New Yorker еще в 1930 году. Всего же на страницах The New Yorker было опубликовано более 1650 рисунков Стейга, а 170 попали на обложку. Вероятно, самой известной серией рисунков (можно ли их назвать комиксами?) является серия "Малыши", которая повествует о хулиганствах и развлечениях изобретательных и драчливых мальчишек и девчонок. Они - уличные подростки, похожие друг на друга и на своего создателя Стейга: у всех них коренастые фигурки, горящие глаза, носы картошкой, плотные щечки. А самым известным рисунком на обложке, кажется, стал тот, что появился 9 мая 1953 года v портрет шестилетнего художника с кистью в руке, облокотившегося на только что нарисованное им дерево, листва которого утопает в сиянии желтого солнышка, даже Ван Гог залюбовался бы!

И все же большая часть творчества Стейга предназначена для взрослых. На этих рисунках мы видим мужчин и женщин, орущих и ссорящихся друг с другом, шлепающих своих детей, с подозрительностью и холодностью разглядывающих друг друга, утопая в мякоти кресел. На одном из рисунков перед нами предстает женщина, стоящая у могилы своего покойного мужа: ее рот открыт, палец застыл в воздухе, она продолжает неоконченный при его жизни спор.

Стиль Стейга сложно описать каким-то одним словом, ибо он беспрестанно менялся, порой каждую неделю. Об ухаживаниях, любви и страсти Стейг предпочитает "говорить" в классической манере: пышнобедрые нимфы, рыцари, сатиры, мужчины в образе петухов, цари в образе львов. Все его герои одеты очень забавно v вероятно, так, как человеческую одежду изобразил бы ребенок. На его рисунках много животных и масок, правда, в основном печальных.

В большинстве его книг действующие персонажи v это мальчики и девочки в образе животных: поросят, мышат, щенят, гусят, ослят и лягушат, одетых в пиджачки и брючки, шляпки и платьица. Эта подмена, которая на первый взгляд кажется всего лишь очаровательным приемом, преследует более глубокую цель. "В какой-то момент я понял, что с животными я могу обращаться вольнее, чем с людьми, и заставлять их делать странные вещи, - признался недавно Стейг. Я просто одел их так же, как это делали до меня и другие писатели".

Герои и героини Стейга, молодые и невинные, наталкиваются на непреодолимые препятствия, с ними случаются страшные беды. Так, поросенка по имени Роланд ("Роланд-музыкант") сначала чуть не задушили, потом его чуть не придавил огромный валун, а затем он повис на сучке. Осленок Сильвестр превратился в скалу. Амос, мышонок из истории "Амос и Борис", упал за борт посреди океана, а кита по имени Борис выбросило на берег во время урагана. Эйбел, мышонок из рассказа "Остров Эйбела", проводит год на необитаемом острове, а Перл, очень маленькую свинку из истории "Необыкновенная косточка", чуть не сварила, приправив листьями зеленого салата, лисица. Несмотря на жуткие испытания, все эти маленькие герои сохраняют мужество и стойко переносят неприятности. И тут мы начинаем понимать, что выживание v вот суть этих историй. Эти зверушки не только милые и забавные. Им свойственны такие качества, как твердость духа, инициативность и оптимизм. Им нравится вечное движение. Они -прирожденные бойцы.

Я - отец четверых детей разного возраста, и когда в середине 70-х мы с женой читали вслух нашему младшему сыну истории "Сильвестр и волшебный камень", "Амос и Борис", "Калеб и Кейт" и другие, меня охватывала жалость, что мои старшие дочери, которым в то время было чуть больше двадцати, появились на свет так рано и не смогут оценить эти литературные сокровища детским взглядом.

Я обнаружил, что книги Стейга есть на книжных полках многих моих друзей. Стоило только напомнить им название одной из его книг или имя героя, и их лица светлели.

Уоррен Миллер, молодой коллега Стейга, помнит, каким тот был много лет назад. "Я тогда играл на трубе в разных джазовых клубах, а он приходил, садился в угол и внимательно слушал, - рассказывает Миллер. v Знаете, он всегда был таким внимательным. Мне нравятся его книги, его рисунки. Есть одна фраза, которую я никогда не забуду (из "Амоса и Бориса", когда кита выбрасывает на песчаный берег): "Кит в песочной панировке". По словам Фрэнка Моуделла, художника The New Yorker и детского писателя, Стейг всегда носил одежду темных тонов и теннисные туфли. "Даже по меркам художников он выглядел очень неформально. Мне всегда казалось, что он стоит где-то в стороне и наблюдает за нами. Мы жили неподалеку друг от друга. Однажды он ни с того, ни с сего заявил мне, что его квартира нравится ему гораздо больше, чем моя. Я удивился: у меня была квартира на девятом этаже, с террасой и отличным видом из окна, а у него второй этаж, сами понимаете. Тогда он подвел меня к своему окну. И тут я увидел то, что видит он: мимо двигались потоки мужчин, женщин, детей, собак и машин. Это был как будто телевизор, который показывал ему весь мир".

"Он такой наблюдательный художник!- отмечает Моуделл. - Все почему-то думают, что талантливые художники могут изобразить все что угодно, но это не так. Невозможно нарисовать собаку, если ты не знаешь собак. Его картины полны таких деталей, которых нет у других художников. Все эти лошади, собаки, скалы- Он изучил их досконально. Можно сказать наверняка, что Стейгу не грозит остаться в одиночестве".

"Я не знаю, как у него это получается, - замечает Ли Лоуренс, художественный редактор The New Yorker. Мне кажется, что романтика у него выражается только в цвете. Все настолько продумано! Его подход настолько своеобразен, что у него нельзя учиться или что-то заимствовать. Им можно только восхищаться".

Незадолго до этого я беседовал с Мэри Поуп Осборн, детской писательницей, из-под пера которой вышло более 30 книг. Когда я сказал ей, что пишу статью о Стейге, она не удержалась: "А знаете, ведь он был героем писателей моего поколения. Ему удавалось писать в странной манере, которую можно понять только интуитивно. Я никогда не знала, как это у него получается".

Уильям Стейг и его жена Джин в 1992 году переехали из Коннектикута в Бостон. и мы договорились о встрече. Билл и Джин женаты с 1968 года. Их сын Джереми - известный джазовый флейтист. У Стейга две дочки от первого брака: Люси, психолог, и Мэгги, актриса. Все они обожают рисовать, и у них это неплохо получается. А уж внуков и правнуков Стейга на пальцах не перечесть! Все книги Стейг посвящает своим многочисленным потомкам.

Джин тоже художник, автор примечательной коллекции фигурок в римском стиле, которые она создала из кусочков дерева и металла, найденных на улице. Жилище Стейгов кажется до краев наполненным искусством, однако на стенах не так уж много работ самого Стейга. "Он этого не любит v чувствует себя не в своей тарелке", - поделилась Джин. Впрочем, бывают и исключения. Джин показывает мне пару небольших ярких гобеленов, в которых чувствуется знакомый почерк: оказывается, пока по телевизору показывали разбирательства Уотергейтского дела, Уильям просто не мог позволить себе сидеть сложа руки и по ходу выучился вышивать.

В молодости Стейг посещал Национальную академию дизайна, но утверждает, что ничего там не почерпнул. "Мне больше нравилось играть в футбол во дворе", - признается мастер.

Он невысок, коренаст, у него голубые глаза. Спокойный трудолюбивый профессионал. Он поседел, но волосы по-прежнему топорщатся, как у мальчишки. Ему сложно дать 80 лет, да и вообще, сложно сказать, сколько ему, потому что больше всего он похож на студента. Говорит спокойно, размеренно, в его голосе до сих слышится специфический выговор, типичный для Бронкса, где он вырос. Время от времени Стейг нет-нет да и ввернет какой-нибудь неожиданный вопрос или выскажет свежую идею, которая придает беседе новый и неожиданный поворот.

К написанию детских книг Стейг пришел в середине 60-х благодаря художнику The New Yorker Бобу Краусу, который вдохновил на написание детских книг многих "звезд" в мире детской литературы. "Это Боб Краус заставил меня написать "Роланда", а мне чрезвычайно понравилось, потому что вырвало меня из мира рекламы, - рассказывает Стейг. - А ведь мне было уже почти 60".

В книгах Стейга постоянно звучит тема семьи: дети всегда возвращаются к своим родителям. "Я всегда считал, что семья это своего рода помеха. Мои родители очень зависели от меня, фактически я поддерживал их всю свою жизнь. Я был вынужден работать на семью, но делал это по доброй воле и с любовью, - говорит Уильям. Во время Великой депрессии мой отец (он был маляром) разорился. Старшие братья жили отдельно, младшему было 17. И тогда мой старик сказал мне: "Все зависит от тебя". Единственное, что я умел, это рисовать. Не прошло и года, как мои рисунки стал покупать The New Yorker".

В семье Стейгов было четверо сыновей, Уильям третий по счету. Его отец, социалист и человек твердых моральных правил, в немалой степени повлиявших на Стейга, был очень предприимчивым человеком. Написав книгу о песике по имени Доминик, который попадает в глубокую лисью нору и при виде облизывающихся лис начинает рыть землю и в итоге успешно выбирается на поверхность, Стейг вдруг понял, что этот энергичный, любящий приключения герой очень похож на его отца.

"Когда я был ребенком, вслух мне никогда не читали, - вспоминает художник-писатель. Но когда я подрос, полюбил читать сам. У нас не было радио, не было телевизора. Мы бегали в кино, в кинотеатр, куда пускали за пять центов- Ходили в библиотеку, где нам разрешали брать два романа и две нехудожественные книги за один раз. Иногда удавалось найти роман, обложка которого не была похожа на беллетристику, и тогда правило можно было обойти".

"Вы были уличным подростком?", - спрашиваю я. "Конечно, именно уличным и был, и бегал вместе с другими мальчишками нашего двора. В нашей компании были даже две девочки - Софи Козански и Перл Билмич".

Тут я замечаю, что все эти ребята кажутся мне знакомыми. Он сначала удивляется, а потом хлопает себя по лбу: "Ах, да! Конечно! "Малыши", Перл из "Необыкновенной косточки".

"А как вы относитесь к Пикассо?- вдруг спрашивает меня он. И недаром Пикассо с его любовью к переменам был кумиром Стейга, причем единственным. Когда-то Стейг навсегда разругался с давним другом, который усомнился в глубине таланта Мастера.

Стейг страдает от эмфиземы, которая поедает его энергию. "Иногда я прихожу в кабинет и не могу ничего делать, сижу и тупо разгадываю кроссворды", - жалуется он. Но, в целом, состоянием здоровья он доволен и считает, что своим долголетием обязан доктору Вильгельму Райху, "радикальному психологу" из Венеции, разработавшему теорию органотической энергии. По теории доктора Райха, человеческое тело окружено полем органотической энергии (оргон), диапазон которого определяется вегетативным оживлением организма. Влияя на это поле, можно корректировать здоровье. За много лет до встречи со Стейгом Райх излечил от рака мать Уильяма. А составной частью терапии Стейга стали ежедневные "органотические ванны" для этого нужно забираться в "аккумулятор оргона", металлический контейнер, напоминающий телефонную будку.

Наш разговор возвращается к его творчеству. "Рисование - это то, чем я, по моему ощущению, и должен заниматься, а вот потребности писать книги у меня нет, - признается Стейг. - Я и так сделал больше, чем изначально планирован. Это не вдохновение. Я отношусь к написанию книг для детей серьезно".

Я задаю ему обязательный вопрос: не является ли для него написание детских книг способом остаться ребенком?

Стейг отвечает очень прочувствованно: "Я думаю, что люблю детей больше, чем среднестатистический человек. С ними я расслабляюсь гораздо больше, чем со взрослыми. Я скромный - это моя пожизненная проблема. А дети очень искренние, у во взрослых это встречается не так часто. Когда нам исполняется 30, приходит время переставать быть ребенком. Не имеет смысла пытаться остаться молодым, это мгновенно превратит тебя в старика. Однако я думаю, что сохранил частичку детского простодушия. Не исключено, что я просто слишком туп, чтобы заниматься чем-то другим".