Торквато Тассо

Биография "Самые знаменитые влюбленные"

Иллюзии - вот что губит умных и талантливых. Великая ошибка - возомнить себя равным принцу, вести себя подобно помазаннику Божьему, рассчитывать на взаимность принцессы. Он считал себя сыном богов, а его объявили сумасшедшим. Не наказание ли это за обуявшую его гордыню?

Дорога пролегала среди апельсиновых и оливковых рощ, петляя по дну живописной долины. Солнце нещадно палило, в застывшем воздухе висел пронзительный звон цикад. Голова кружилась, казалось, еще немного, и Тассо рухнет в придорожную пыль. Он закрыл глаза и несколько шагов шел как слепой, опираясь на посох. Неожиданно лица коснулось ласкающее дыхание ветерка, донесшего пахучие запахи водорослей. Тассо понял, что вышел к морю. Открыв глаза, он увидел впереди огромный залив, на синей равнине которого мелькали белые палатки рыбачьих парусов, и снежными хлопьями казалась на солнце пена волн.

Тассо снова зажмурился, будто не верил, что достиг желанной цели. Идти оставалось совсем немного, и он остаток пути до Сорренто решил одолеть берегом. Ветер играл полой рубища, в которое он обрядился несколько дней назад еще в монастыре святого Франциска. Посох, ряса с капюшоном, подпоясанная вервием, - таков его костюм. Он никогда не любил пышных одеяний. Предпочитал одежду из простых черных тканей. Впрочем, сейчас его облачение объяснялось другой причиной, заставившей совершить столь долгое путешествие, - пешком пересечь чуть ли не всю Италию с востока на запад, от Адриатики до Неаполитанского залива...

Несколько дней, как покинул он Феррару, где прожил не один год при дворе герцога Альфонса II и где жизнь его протекала в сказочном великолепии, под звуки виол, в утонченных беседах, среди благосклонных женских улыбок. Одну из них он выделял с особым пристрастием - чарующую улыбку принцессы Леоноры, младшей сестры герцога из старинного рода д'Эсте.

Феррарские прелестницы любили проводить время в его компании, где он блистал остроумием и стихотворными экспромтами. Их нежные взгляды заставляли все его существо дрожать от радости и гордости. От такого внимания он хмелел, как от золотистого кипрского вина, тщеславие его расцветало. У этого человека на первом месте слава. Порой кажется, что это - ребенок, испорченный блистательным окружением, вниманием и роскошью дворцовой жизни.

Впрочем, что до роскоши, то ему не доведется насладиться ею. А между тем он не был создан, чтобы питаться куском черного хлеба и жить где-нибудь под небом в мансарде. Напротив, у него был вкус к богатству, удовольствиям, увеселениям. До самой смерти сохранит он страсть к драгоценным камням, украшениям, дорогой посуде. Скудость существования - убогий стол, стесненность в средствах - омрачала его воображение. И когда ему приходилось довольствоваться, скажем, тыквенным супом, из-под его пера выходили злые и большей частью малоудачные стихи.

Он считал, что живет в раю и окружен ангелами. Но было ошибкой думать, что можно вести себя при дворе так, как ему заблагорассудится, плыть, куда он захочет. Этого не мог потерпеть не только сам герцог, но и его окружение. А он, Торквато Тассо, погруженный в свои химеры, не обращающий внимания на условности, не поддающийся никаким тормозящим рефлексам, позволяющий себе вольности, которые раздражали и озлобляли, казалось, не желал знать про интриги и наветы, не хотел замечать очевидных завистников и недругов. И напрасно. Рай в любую минуту готов был стать адом, а ангелы обернуться демонами. Тем более не думал он об опасностях плавания в водах любви...

Леонора являла собой яркий тип женщины эпохи Возрождения. Прекрасно образованная, увлекающаяся научными занятиями и философскими спорами, она к тому же была изысканна в чувствах, чиста душой и сердцем. Такая женщина, казалось Тассо, способна распознать интеллект и полюбить его, как и оценить талант. Беда заключалась в том, что она никогда не проявляла своих чувств внешне. Сдержанная, несколько, быть может, даже меланхоличная, Леонора знавала лишь наслаждения духа. Тассо был в этом смысле идеальным партнером.

Очень скоро между ними обнаружилось интеллектуальное родство. Она любила проводить время в его обществе, владела искусством беседы, умела ценить прекрасное, была внимательной слушательницей и критиком его стихов. Тем более что поэт посвящал ей свои сонеты и канцоны. Не проходило ни одного вечера, чтобы Тассо не пригласили в салон принцессы. И с каждым разом он все более уверялся, что она идеал женщины, о котором можно лишь мечтать. В его воображении родился безумный план женитьбы, пылкая фантазия рисовала сладостные картины семейной жизни. Эти настроения нашли отражение в трактатах "Разговор о любви" и "Отец семейства", но прежде всего в стихах. В них - история сердца Тассо, лучшая иллюстрация и доказательство той страсти, которая захватила его.

Первые стихи, посвященные Леоноре, появились года два спустя, как он прибыл в Феррару. Один из сонетов сопровожден таким примечанием: "Написано в честь благороднейшей госпожи Леоноры д'Эсте, которой медики из-за легкого недомогания запретили петь". Тогда же создана канцона "В то время, как почитание движет людьми" - еще одно несомненное свидетельство страсти, захватившей поэта.

Ты прекрасна, как стыдливая фиалка,

Я так увлечен, что не посовещусь заковаться в узы...

Однажды вечером под звуки певучей цитры он исполнил эту канцону в салоне принцессы. Выслушав, Леонора улыбнулась своей меланхолической улыбкой, однако ответного порыва он не прочел в ее глазах.

И вот наступил день, когда Тассо наконец убедился, что феррарский рай имеет оборотную сторону, а ангелы, обитающие в нем, - придворные льстецы и прихлебатели, напялившие на себя благопристойные маски. Понял он и то, что там, где правит деспот, ни о какой свободе ему, художнику, нечего и мечтать. Правитель Феррары, этот с виду поклонник прекрасного и меценат, имеет заметную, как скажет Тассо, склонность к злодейству...

Положение Тассо при дворе становилось сложным. И даже то, что он, закончив "Освобожденный Иерусалим" - поэму о первом крестовом походе, посвятил рукопись герцогу, не качнуло весов в его сторону. Прежнего благорасположения он не обрел. К тому же, на свою беду, Тассо, разуверившись и разочаровавшись в Ферраре, замыслил напечатать поэму за ее пределами. Он начал переговоры - и с кем! - с главным врагом Альфонса, великим герцогом Тосканы.

Если бы переговоры завершились успешно, то поэма, которой он поначалу предполагал прославить род д'Эсте, стала бы добычей дома Медичи. Ясно: в Ферраре ему тогда больше не жить. Так сам Тассо вложил оружие в руки своих врагов. Каким-то образом до герцога доходят слухи о его переговорах с Тосканой. Чтобы убедиться в их достоверности, к поэту посылают воров. Они взламывают замок ящика, где хранится его переписка. Часть ее похищают.

Теперь настает очередь поэта гневаться. Его буквально охватывает бешенство, он становится подозрительным, всюду ему мерещатся подосланные шпионы. И однажды, заподозрив некоего придворного в похищении писем, награждает того пощечиной. О последствиях он не думает. А между тем они не замедляют сказаться. Месть была обычным делом, и ее следовало ожидать.

Поэту устраивают засаду. Один против четверых, бесстрашно бьется Тассо, защищая собственную жизнь. Он дерется как лев, обращает в бегство своих врагов, а вся Феррара после этого происшествия распевает куплет:

Ни в шпаге, ни в пере

Нет равного тебе!

Увы, триумф эфемерен. Тассо вновь попадает в плен к своим душевным тайным травмам, которые не излечить ударами шпаги. К реальным невзгодам и несчастьям добавляются мнимые. Поэт часто впадает в состояние экзальтации. Его воображение заставляет верить, будто вся вселенная враждебна ему.

Во время очередного припадка ярости против всех и вся Тассо в присутствии герцога ударяет кинжалом слугу, подозревая его в наушничестве. Поэта на несколько дней заключают в монастырь святого Франциска - своего рода тюрьму для привилегированных. По городу распространился слух, что герцог поместил Тассо в монастырь исключительно для лечения. У него же самого на этот счет иное мнение - это повод избавиться от него. Ночью он перелез через монастырскую стену и исчез в предрассветном тумане. Верховые, посланные вдогонку, вернулись ни с чем.

Днем поэт прячется в полях, за живыми изгородями растущих вдоль дороги деревьев. Ночами продолжает путь в Болонью. Его принимают за бродячего монаха, ибо на нем та самая ряса, в которой он бежал. В таком виде предстает Торквато перед графом Чезаре Ламбертини в Поджио. Без утайки рассказывает о своем бегстве из монастыря и передает просьбу принцессы Леоноры оказать ему всяческую помощь и возможность продолжить путь.

Сохранилось письмо графа, адресованное Леоноре. В нем он писал: "Этим утром, почти днем, ко мне пришел синьор Тассо, который, судя по всему, нездоров. Сильно задыхаясь, он рассказал мне о своем побеге из Феррары и о том, что Ваше превосходительство поручило мне предоставить ему способ совершить безопасное путешествие в Болонью. Я, кому хорошо известно о его бедах и несчастиях, пытался удержать его, но не смог этого сделать, и он отправился в путь..."

О чем говорят эти строки, написанные 28 июля 1577 года? О том, что Леонора знала о побеге, мало того, содействовала этому! Эта хрупкая и слабая с виду женщина обладала, как и Софрония в поэме Тассо, незаурядным мужеством. За пособничество беглецу могло последовать серьезное наказание.

Что побудило Леонору помочь Тассо бежать? Что заставило ее рисковать? Сострадание? Преклонение перед талантом? Или, может быть, любовь и желание спасти его?

МЕЖДУ РАЗУМОМ И ВЕРОЙ

Берег круто изогнулся, и сразу за поворотом показался уходящий в море бурый скалистый выступ. Тассо остановился, вглядываясь. Там должен быть дом, куда он держит путь. Взгляд заскользил по склону, пока не наткнулся на знакомые стены. Теперь идти оставалось недолго, и, передохнув, он прибавил шагу.

Здесь, у своей сестры Корнелии, он наконец отдохнет душой. Правда, они не виделись много лет. Узнает ли она брата, не забыла ли? Любит ли все еще его, как когда-то?

Ему приходит мысль испытать сестру. Он вернется к родным пенатам, как когда-то Одиссей, - под видом странника. Прикрыв лицо капюшоном, переступает он порог и просит о приюте. Корнелия принимает его и ставит на стол нехитрое угощение. Монах говорит, что пришел сообщить печальную весть: ее брат Торквато отдал Богу душу. Сестра падает в обморок. Приходится приводить ее в чувство и признаваться, что брат жив - он стоит перед ней собственной персоной.

Скудная трапеза, сдобренная вином, вернула Тассо силы. После пережитых за эти дни мытарств и опасностей он наконец расслабился душой. И поведал о своих злоключениях. Говорил о том, что значит жить при дворе деспота, каково терпеть насмешки спесивых вельмож, подвергаться клевете. И переносить унижения, словно травлю осла бордоскими догами - потеху, которую сам видел в Париже. Как издевались над его чувствами и в конце концов разлучили с той, которую любил.

Выслушав печальный рассказ, Корнелия, сострадая брату, смиренно изрекла: на все, мол, воля Божья. Надо веровать, и его благодать никогда не оставит тебя.

Но Тассо, поэту и философу, трудно подчинить разум вере, трудно смирить свой интеллект перед богословами. Не то чтобы он сомневается в вере, нет. Ему было девять лет, когда он получил первое причастие, И искренне верил, что в облатке, протянутой ему священником, заключено Тело Господне. Под впечатлением торжественной обстановки, зачарованный таинством, он с величайшим благоговением принял в руки этот кусочек теста, испытав неизвестную дотоле радость.

С годами червь сомнения поселился в нем, разъедая душу. Порой его охватывал страх, и он останавливался на краю пропасти. В такие минуты ему хотелось умереть, ибо не было на свете человека более несчастного, разрывающегося между разумом и верой. Не лучше ли погибнуть, как гладиатор в цирке, - совершить грех самоубийства? Разве не соединены в нем достоинства поэта и философа, которых достало бы на многих? Разве не наделен он высоким разумом? А между тем ему присвоен титул несчастливца, фортуна обошла его. Если бы она благоволила ему, разве обрекла бы на эту трудную любовь?

В доме сестры он ведет тихую, размеренную жизнь. Помогает по хозяйству. Спускается к морю, беседует с рыбаками. С высокой скалы любуется голубой далью. Но вскоре ему опротивели все эти куры и козы, ослы и мулы, запахи пеньки, все эти люди, пропахшие табаком и рыбой, вся эта пьяная матросня. Пребывание в Сорренто - не жизнь, а жалкое прозябание. Невыносимо было думать, что кто-то пользуется в Ферраре почестями вместо него, что там спокойно переживают его отсутствие, забыли. И все чаще он обращает свои взоры туда, откуда недавно вынужден был бежать и где остались его рукописи - единственное достояние.

Вопреки советам сестры и друзей Торквато решает возвратиться в Феррару. Будто его влечет какая-то таинственная сила, и он не в силах пережить разлуку с Леонорой.

С того дня, как он решает вернуться, в него вселяется бес нетерпения. Он пишет герцогу письмо. Тот великодушно соглашается принять обратно блудного поэта, но при одном условии: Тассо должен признать, что в момент бегства находился в невменяемом состоянии. Мало того, злопамятный Альфонс унижает его еще и так: "Синьор Торквато, вам всегда было лестно жить у меня, служить, ничего не делая, кроме чтения своих стихов. Будучи добрым принцем, я пойду дальше ваших желаний. Не делайте ничего, абсолютно ничего, не сочиняйте даже стихов. Тем более что у меня больше нет настроения считать их хорошими".

Но это еще полбеды. Главный удар наносит Леонора, которой он тоже написал с просьбой посодействовать его возвращению. В своем сухом ответе она дает понять, что не может за него просить и вообще отныне лишает его своего благоволения.

Сказать, что Тассо обескуражен, значит ничего не сказать. Ему кажется - под ним разверзлась пропасть. Что произошло? Отчего так круто она обошлась с ним?

В его отсутствие Леоноре "раскрыли глаза", нашептали, якобы у него была связь с графиней Санвитале. Напрасно, мол, Леонора принимала за чистую монету возвышенные песнопения и страстные воздыхания, которые звучали в его стихах. Все эти восхваления и излияния любви ничего не стоят, так как адресованы другой, носящей тоже имя Леонора. Но об этом он узнает позже. А пока, взволнованный, в полном недоумении, Тассо возвращается...

Пешком по пыльным дорогам совершает он обратный путь в Феррару. Город встречает его пышным торжеством. Можно подумать, что это в его честь развешаны гирлянды, гремит музыка, на улицах бушует карнавал. Увы, это празднество по поводу очередного бракосочетания похотливого Альфонса.

Истощенный долгим путешествием, морально подавленный, с дурными предчувствиями в сердце, Торквато бродит среди пестрой толпы. Он чувствует себя здесь чужестранцем. Кажется, не только люди, даже стены не признают его. Не желает дать ему аудиенцию и герцог. Тассо обращается к нему с письмом: пусть он помилует его или хотя бы возвратит рукописи. Никакого ответа.

Не желает принимать его и Леонора. Дальше двери Тассо не пускают.

Но каким-то образом он все же проникает в дворцовый зал, где собрались герцог и вся придворная челядь. Улучив момент, Тассо начинает говорить. Укоряет в несправедливом к нему отношении, забвении его заслуг, просит вернуть рукописи. Не услышав ни слова в ответ, увидев лишь злобные взгляды, Торквато взрывается. Его ярость проливается руладой уничтожающих инвектив. Кому, как не ему, хорошо известна подноготная дворцовой жизни, кто, как не он, посвящен в интриги, являясь невольным хранителем секретов многих! При гробовой тишине под сводами зала раздаются гневные слова о разврате, прикрытом целомудрием, об альковных тайнах и показном благочестии. Он проклинает весь род д'Эсте, всех принцев и принцесс, которых когда-то славил, призывает на них месть неба и проклятие муз.

В гневе он походит на обезумевшего, лишившегося рассудка. Не щадит даже Леонору, обвиняет ее в бессердечии, себялюбии, высокомерии и жадности. Называет ханжой и притворой...

Тассо умолкает. Блуждающим, как у очнувшегося после обморока, взором оглядывается вокруг: он стоит посреди зала один, все остальные отступили от него, словно от прокаженного.

Первым приходит в себя герцог.

- Отведите этого безумца в сумасшедший дом, - приказывает он страже.

ПОБЕДА НАД ПЛОТЬЮ

Клетка захлопнулась. Тассо в узкой, сырой келье госпиталя святой Анны. Скорее это карцер. Кормят плохо, постельного белья нет, как и врачебной помощи, в чем он явно нуждается. Запрещена и духовная пища, к которой Торквато стремится с яростью отчаявшегося. Только Библия.

Пройдет почти год, прежде чем его переведут в другое, более сносное помещение - "апартаменты", как он его назовет.

Неужели нет никого, кто бы мог протянуть ему спасительную руку?

Он сотрясает небо и землю своими жалобами и прошениями. На его мольбы высокомерный правитель Феррары отвечает лаконичной фразой: "Вам надо лечиться".

Тогда, скрепя сердце и смиряя гордыню, Тассо пишет Леоноре, умоляет ее о снисхождении и сострадании. Ему горько сознавать, что он утратил былое расположение, лишен ее общества, навсегда потерял возможность удовольствий, которыми наслаждался в былое время.

"Ах, бесспорно, я заслужил свое горе! - униженно восклицает он. - Не преуспел я, нет, сознаюсь в этом. Виной тому мой язык, но сердце невиновно. Раскаиваюсь и горько сожалею! Если вы не заступитесь за меня, - взывает он, словно тяжелораненый, брошенный на поле брани, - то кто же это сделает? Только вы можете смягчить непреклонного Альфонса и добавить ко всем его славным достоинствам еще и умение прощать".

Разве это не свидетельство того, что самолюбие его сломлено и дух повержен?! Тем обиднее, что мольба его остается без ответа. В отчаянии он готов проклясть свою сумасбродную страсть, которая довела его до той злой вспышки. Иллюзии - вот что губит умных и талантливых. Великая ошибка - возомнить себя равным принцу, вести себя подобно помазаннику Божьему, рассчитывать на взаимность принцессы. Он считал себя сыном богов, а его объявили сумасшедшим. Не наказание ли это за обуявшую его гордыню, не перст ли, карающий за пренебрежение верой, забвение им того, что Господь никогда не оставляет истинно верующего? Видно, права была сестра, когда усовещивала его, просила верить в Божью благодать. В порыве благочестия он жаждет обрести твердую веру, которую отнял у него заблуждающийся разум.

"Боже великий, - смиренно молит Тассо, - ведь ты прощаешь даже тех, которые не веровали в тебя, заблуждаясь!"

Так поэт любви становится аскетом. В надежде на милосердие творца искупает вину молитвами и постом, дает обет поклониться святыням, мечтает о монастыре - убежище избранных, откуда вступают в царство небесное. И кажется - душевное спокойствие близко.

В ночных видениях ему теперь является не чарующий, манящий лик Леоноры, а Святая Дева, укрепляя в борьбе с плотью. Пробуждаясь, он слагает в ее честь гимн:

Постится сердце, рвется и стремится

К раскаянью, хоть позднему, - и то влеченье

Сильнее всяких бед, и гроз, и мощных ливней

Своею силой застилает мое величие и славу.

Отныне Святая Дева направляет его перо. И сколько осталось ему пребывать в этом бренном мире, оно будет славить Богородицу. Отречется он и от своей богохульной поэмы, завещая сжечь ее, как отрекаются от незаконнорожденного дитя, зачатого в греховной любви.

Его освободили через семь лет. Было ему сорок два года, жить оставалось еще девять. Так закончился затянувшийся поединок поэта с герцогом. Какая жалкая картина! Великий художник на коленях перед титулованным ничтожеством! Мечтатель и фантазер, гордец и честолюбец, поклонник красоты повержен, лишен двух главных своих сокровищ - достоинства и гения.

Как дальше жить? Куда идти?

Не насладившись, он утомился жизнью. Силы физические и умственные иссякли, творческий огонь погас. Оставалось ждать, когда божество перестанет быть для него тайной и он познает его при непосредственном созерцании.

Впереди еще будут странствия, встреча с самим папой, монастырь и запоздалое воздаяние - венчание лаврами на римском Капитолии, торжество, на которое сам лауреат, увы, не сможет прибыть. В это время он будет умирать, готовясь принять венец небесный.

По выходе из темницы он узнает, что Леонора четыре года как скончалась. Известие это не исторгнет из его души ни звука сожаления, ни тем более оплакивающего ее сонета.

Больше взволнует то, что похищены его рукописи. А он так рассчитывал заработать на них несколько скудо...