Тивайн МакКи

Кобе круче Джордана

Новобранец люберецкого «Триумфа» Тивайн МакКи в интервью Sports.ru выразил уверенность, что сможет заиграть в НБА, рассказал, что в Белоруссии зарплаты баскетболистов выше, чем в Австралии, вспомнил детство на улицах Филадельфии и полную приключений юность и объяснил, почему Аллен Айверсон не может быть примером для подражания.

Уже в своем первом матче за «Триумф» вы показали хорошую статистику. Насколько вам удалось приспособиться к стилю игры команды, партнерам? И чего в первую очередь требует от вас тренер?

– Еще не полностью приспособился, стараюсь получше узнать своих партнеров, понять взаимодействия. Уверен, что в следующем матче сыграю увереннее. Тренер хочет, чтобы я контролировал игру, действовал агрессивно, обострял нападение пасами, использовал малейшую возможность для атаки, для выведения игрока на бросок.

В «Минске» вы были талантливым юношей, в «Триумфе» вы едва ли не самый возрастной игрок команды. «Минск» доминирует в белорусском чемпионате, а здесь вам приходится решать совсем другие задачи. Чувствуете разницу?

– Да, действительно, в «Триумфе» я один из самых возрастных игроков. В «Минске» было гораздо проще играть в чемпионате. В России большинство матчей непредсказуемы, все решается зачастую в концовке, победа зависит иногда от пары удачных бросков.

За то время, что вы провели в России, вас что-то удивило? Как на площадке, так и за ее пределами.

– Удивило? Наверно, только язык. Мне показалось, что в Белоруссии мне встречалось больше людей, которые знают английский. Когда, к примеру, я выхожу куда-то перекусить (готовить я не умею и не люблю), то довольно сложно найти меню на английском языке или встретить англоязычного официанта.

На тренировках бывают ситуации, когда тренер что-то объясняет лично какому-то игроку, я не понимаю, о чем идет разговор между ними, и тогда мне переводят – Егор или кто-то из ребят. Разумеется, общие указания и задания даются на двух языках.

А когда увидели Патрика Беверли, вместе с которым вы пытались попасть в «Вашингтон», в форме «Спартака», сильно удивились?

– Мы не поддерживали связь с давних пор, не общались. Конечно, я знал, что он играет в «Спартаке», это не было для меня сюрпризом. Мне нужно было просто выйти против него и сыграть.

Вы не раз говорили, что вас все устраивает в Белоруссии. Как решились на переезд?

– Решился, потому что в России больше возможностей проявить себя, это хороший шаг для карьерного роста. В Белоруссии у «Минска» нет конкурентов. В России играть гораздо интересней и сложней.

Селекционная стратегия вас не удивила? Вы приехали в Москву на матч с ЦСКА и сразу же оказались в «Триумфе»…

Конечно, я не ожидал, что все получится так быстро. Когда мне сообщили о предложении, то я был шокирован, спросил, сколько у меня есть времени. Решать нужно было буквально за несколько часов. Я посоветовался с моими агентами и принял решение. Они все поддержали переход. Я не звонил маме – в этих делах она мне не может помочь. Решать только мне.

Сейчас уже начинаете думать о том, где предпочтительнее оказаться в следующем году?

– Нет. Моя мечта – играть в НБА, об этом я думаю постоянно. Поэтому сейчас полностью сосредоточен только на тренировках и играх за «Триумф».

В России скептически относятся к лиге ВТБ, называя ее товарищеским турниром. Вы не раз отмечали, что это очень достойное соревнование. Вам, правда, понравилось выступать в этом турнире?

– Да, мне очень нравилось. В своем первом европейском сезоне мне удалось сыграть против таких мощных российских команд, как ЦСКА, УНИКС…. Это был настоящий вызов для меня.

Как так получилось, что вы оказались в Белоруссии? Довольно необычайный выбор для американского спортсмена и со спортивной, и политической точки зрения. Насколько тяжело было решиться на переезд в Минск? Белоруссия считается очень бедной страной. Неужели там платят больше, чем в D-лиге или Австралии?

– В позапрошлом сезоне я получил травму спины, и агент подыскал мне команду, чтобы я не терял игровую практику, мог выдерживать нагрузки и постепенно выходить на свой уровень. Мне было несложно решиться на переезд, ведь баскетбол – это баскетбол. Для меня самое важное – играть.

Кстати, про зарплаты. Удивительное дело, но в Белоруссии платили больше, чем в Австралии.

О политике вас часто спрашивают, когда возвращаетесь домой? Знаете, что белорусский президент один из основных оппонентов США?

– Мы никогда дома не говорим на тему политики, разговор об этом как-то никогда не заходил, и я только от вас узнал, что есть какая-то конфронтация между Белоруссией и США. Забавно, никогда бы не подумал. Теперь буду знать.

Насколько вам было интересно играть в белорусском чемпионате?

– Было очень просто. К примеру, после 10 минут игры мы могли нарастить преимущество до 40 очков. Это было очень похоже на некоторые матчи в старшей школе или университете.

Но, несмотря на отсутствие интриги в чемпионате, для меня это был не только шанс восстановиться, но также работать над собой еще больше. Мне нужно было интенсивнее тренироваться, чтобы вернуть себе прежнюю форму, чтобы вернуться в большой баскетбол. Я старался использовать любую возможность, чтобы совершенствоваться – отрабатывал отдельно бросок, другие элементы. Делаю это и сейчас. Мне еще очень многому предстоит научиться.

В каком возрасте пришло понимание того, что вы можете стать профессиональным спортсменом и воплотить свои детские мечты? Ваш колледж далеко не самый известный с точки зрения баскетбольной программы – не было мысли расстаться с оранжевым мячом и пойти работать?

– Наверно, где-то в 14 лет я осознал, что моей профессией будет баскетбол. Вообще, сколько я себя помню, я всегда мечтал играть в баскетбол, попасть в НБА. И хотя колледж наш был не очень известен с баскетбольной точки зрения, мы играли против очень сильных команд, я встречался на площадке с теми, кто сейчас играет в НБА. В наш колледж приезжали скауты, искали талантливых ребят. Я никогда не задумывался о том, чтобы сменить профессию, стать офисным работником.

Даже когда я получил травму спины, то не знал, насколько она серьезная, думал: все ок, обойдется, ничего страшного, через пару недель я выйду на площадку. У меня никогда не было мыслей, что по каким-то причинам я не смогу играть.

Как выбрали специальность в колледже?

– «Криминальное право», честно сказать, было одним из самых простых для изучения. Тем более, что профессия «адвокат» мне показалась довольно близкой, интересной – мне всегда было по душе затевать споры, дебаты, аргументировать свою точку зрения, к примеру, объяснять друзьям, кто лучше – Кобе или Джордан.

Кобе круче Джордана?

– Мне всегда нравился Кобе, поэтому он круче. Хотя очень многие близкие мне люди убьют меня за такое утверждение.

Говорят, что вы начали играть в баскетбол в 6 лет, один на один с матерью. В каком возрасте начали ее побеждать?

– Да, где-то в шесть. И только в 11-12 стал побеждать. А вскоре мы вообще перестали играть друг против друга, потому что я стал гораздо быстрее.

Расскажите о своей семье. Баскетбольная карьера помогла решить все прежние проблемы?

– Спорт решает многие проблемы, именно спорт помогает уйти с улиц. Все эти криминальные группировки, стрельба не приведут ни к чему хорошему. Поэтому мои мама и бабушка поддержали мое стремление к баскетболу, чтобы я мог избежать многих проблем. Мой младший брат последовал моему примеру.

Вы росли в проблемном районе, как очень многие известные игроки. Баскетбол – единственный способ вырваться оттуда, как это изображается в фильме «Hoops Dreams»? Вы же знакомы и со Скоттом Бруксом, который упоминает и вас в своей книге? Black men can’t shoot – насколько вы согласны с основными идеями этой работы?

– Думаю, что да. Чтобы вырваться, надо стать или баскетболистом, или рэпером, или, к примеру, танцором. Или игроком в американский футбол – но я был слишком хилым и маленьким для футбола.

Скотт Брукс? Тренер из НБА, мой тренер в летней лиге, отличный человек. Кажется, сейчас он работает в Калифорнии. Вы читали его книгу? Здорово. Мне казалось, об этой книге мало кто знает. Ее стоит почитать.

Многие ли из друзей детства стали баскетболистами?

– Только несколько человек.

Многие вроде Рона Артеста любят рассказывать о тяжелом периоде в своей жизни, другие – нет. Джей Ар Холден вот говорит, что приличные парни хотят выглядеть гангстерами, а настоящие гангстеры никогда не будут хвастаться тяжелым детством. Вы вот всегда говорите о нем в общих чертах. Это болезненные воспоминания?

– Нет, не болезненные. Конечно, приходилось и драться, и иногда попадал в плохую компанию. Но это обычное дело, обычное детство. Для меня детство, в первую очередь, – это мои первые шаги в баскетболе, так что воспоминания скорее приятные.

История вроде той, что произошла с Аренасом и Критентоном в прошлом году, вас удивила? Или это все же что-то более-менее нормальное?

– Я был шокирован. Но все обернули в шутку. Насколько я знаю, там были замешаны азартные игры и немалые деньги. Это всегда приводит к разборкам. А вообще ничего подобного в раздевалках не было, по крайней мере, никогда с таким не сталкивался.

Какую роль в вашем становлении сыграл Рон Митчелл, и насколько повезло оказаться в колледже? Вы говорили, что он довольно жесткий тренер. Жестче, чем те, с кем вам приходилось работать в Европе?

– Я не знал своего родного отца, и Рон Митчелл стал для меня почти вторым отцом. К тому же он вырос в таком же, как я, районе, из такой же небогатой семьи, он словно жил по соседству. Он стал для меня примером, он знал, что нужно делать, чтобы сделать карьеру в баскетболе. Он очень многому меня научил, дал понять, что хорошо, что плохо в жизни. Давал важные советы, и я, следуя его указаниям, даже не переживал и не думал, что будет завтра и потом, смогу ли я играть где-то за рубежом и попаду ли в НБА. Я знал только, что, если буду делать так, как говорит тренер, то у меня все получится.

Да, он был очень жестким тренером. Самым жестким из тех, с кем я работал. Он старался контролировать игроков не только на площадке, но и решать их проблемы вне зала.

Кстати, Хомичус похож на Митчелла своей эмоциональностью, тем, что хочет многое донести до игроков, научить их пониманию баскетбола, и это важно, ведь «Триумф» – очень молодая команда.

Митчелл всегда мне говорил, что орет на игроков, потому что заботится, переживает о нас. И это было действительно так. Теперь, наверное, я смогу работать под давлением любого тренера, но более жесткого, строгого тренера, чем Рон Митчелл, я еще не встречал.

А в колледже вы насколько комфортно себя чувствовали? Рассказывают какие-то фантастические истории о вашей дисциплинированности…

– Первые полгода я привыкал, многое было необычно. К тому же я очень здорово уставал, поэтому иногда пропускал занятия, помню, что мне всегда хотелось спать. Но когда тренер узнавал о моих прогулах, то я за это расплачивался в зале – дополнительными нагрузками. Так что прогуливал я очень редко.

«Хоукс» не стали продлевать с вами соглашения из-за неких инцидентов, связанных с вождением. По-прежнему, любите погонять? Чувствуете, что это сильно повредило дальнейшей карьере и репутации?

– Было пару раз, когда я превышал скорость, особенно на поворотах, круговых разворотах, но я заплатил штраф, и это было мне уроком. Теперь я не гоняю, стараюсь ездить аккуратно.

Эти два эпизода произошли где-то в декабре. С «Хоукс» у меня подписан однолетний контракт, и где-то в марте, по окончании сезона, его просто решили не продлевать. Не думаю, что это было связано с нарушением скорости за рулем.

А вообще жалеете о чем-нибудь? Есть что-то, что вы бы хотели изменить в своей жизни?

– Только одно: в колледже я бы более серьезно качался, чтобы увеличить мышечную массу, стать сильнее, мощнее. Ведь в летней лиге я был не готов к тому, что меня будут проверять: сколько могу выжать, сколько могу поднять. И я провалил эти тесты.

Какой самый безумный поступок в вашей жизни?

– Наверное, когда я травмировал спину. В быстром отрыве я забросил мяч, но неудачно приземлился. Был простой, самый обычный бросок, но после матча спина дала о себе знать, стала болеть сильнее, но я не обращал внимания, считал, что это ерунда. Я отыграл два матча, принимая обезболивающее, и в принципе все было хорошо. Но боль не проходила, я прошел обследование, и доктора сообщили мне, что я не смогу играть полгода!

Я буквально рыдал, я не знал, куда деваться, ведь все, что я умею – это играть в баскетбол. Эти полгода – были самыми тяжелыми, я только и смотрел матчи НБА, играл на приставке в баскетбол – это единственное, что меня спасало. Я был самым счастливым человеком в мире, когда доктора разрешили мне тренироваться!

И сейчас я стараюсь использовать малейшую возможность, чтобы больше играть, больше тренироваться, получать больше удовольствия от баскетбола.

В Австралии у вас были какие-то очень веселые партнеры, которые размещали кучу разнообразных видео в интернете. Там было весело? Можете вспомнить какие-нибудь забавные случаи?

– О да, у нас была очень классная команда. Мне все очень нравилось – ребята, команда, условия. Мне очень повезло оказаться в такой атмосфере в своей первый профессиональный сезон.

Несмотря на неплохую статистику в колледже, все эксперты и ваш тренер всегда говорили, что в НБА вам дорога закрыта. Вот вы сами на каком этапе смирились с этим? Или до сих пор мечтаете о лиге?

– До сих пор моей мечтой остается НБА. Я читал материал в журнале ESPN о том, что у меня нет шансов попасть в НБА. Наверно, меня просто хотели расстроить. Но я-то знаю, что смогу этого добиться. Надо просто не останавливаться на середине пути. Так что я буду продолжать работать, учитывая свои ошибки, и идти к своей цели.

Я стал лучше за последние годы, стал сильнее, стал умнее.

У меня есть знакомые, которым понадобилось несколько сезонов в Европе, но они все же пробились в НБА. Это Гари Нил («Сперс»), Линн Грир («Милуоки»). Хотя Грир вернулся в Европу.

Чем НБА лучше?

– Тем, что это лучшее соревнование, легендарное, в котором играют сильнейшие игроки. Может быть, я чересчур переоцениваю значение НБА, но я хочу поиграть в лиге, где участвуют лучшие из лучших. Мне хочется быть одним из них.

Некоторые американцы подчеркивают, что игра в Европе дала им очень много в плане общего понимания жизни. Вы научились видеть какие-то плюсы в пребывании здесь, или для вас важнее сконцентрироваться исключительно на работе?

– Да, научился нескольким вещам. Например, более терпимым, простым, не требовать чересчур многого от окружающих. Даже стиль жизни – европейский – приучает к тому, чтобы вести себя скромно, научиться наслаждаться моментами жизни. И такое отношение к жизни переносится и на баскетбол, когда начинаешь лучше понимать партнеров.

Как предпочитаете отдыхать?

– Я больше домосед, наверно, этому способствует еще и график моего дня. Между двумя тренировками есть время только на пассивный отдых, на сон, а после вечерней хочется лишь вытянуть ноги и не шевелиться.

Люблю смотреть телешоу, фильмы, играть в компьютерные игры – баскетбол, Call of Duty, но стараюсь не увлекаться и ложиться спать вовремя.

Я не умею и не люблю готовить, поэтому чаще всего выхожу за тем, чтобы купить какую-то еду или перекусить где-то.

В Америке много играют, в Европе – тренируются. Легко ли удалось приспособиться?

– Легко. Мне нравится тренироваться, учиться чему-то новому, становиться лучше. Тренировка – это возможность для самосовершенствования.

А Айверсон говорил, что профессионалам не нужно тренироваться. Вы вот из Филадельфии, и часто говорите о своей любви к Кобе Брайанту. Но вроде бы главная легенда Филадельфии все же Айверсон? Так почему не он?

– Сейчас мне нравятся Кобе Брайант и Деррик Роуз. В детстве, да, я восхищался Айверсоном, но по мере взросления понимал, что этот игрок несерьезно относится к баскетболу, к тому же его стиль, его игра не становятся лучше за то время, что он на виду. Мне хочется быть таким, как Кобе.

Вы говорили, что не любите свое второе имя – Шон. Это еще почему?

– Мама назвала меня «Ла Шон», почему именно так – не спрашивал, но мне это имя кажется каким-то девчачьим. Звучит странно, словно французское, чем-то напоминает имена вроде «Миранда», «Летиция»… Может быть, мама хотела дочку, но у нее родилось два сына…

А прозвище у вас есть?

– В старших классах и в колледже меня называли «All Day», потому что я тренировался все дни подряд. Также было прозвище «Old School» из-за стиля моей игры.

Мне нравятся мои ники, потому что это часть моей жизни, это я сам.