Теодор Шумовский

Под арабским парусом

Впервые он встретился с Кораном в 1934-м. В библиотеке филфака ЛГУ студент Шумовский рылся в книжных завалах, предназначенных к уничтожению, и наткнулся на уникальный экземпляр. Внимание привлекла арабская вязь, в которую он был влюблен с детства. Книга содержала 22 суры Корана на арабском языке и латыни. Теодор разыскал дату и ахнул: Рим, 1592 год, издатель Николай Панеций. В его руках оказалась библиографическая жемчужина! А библиотекарь хотел ее выбросить, чтобы «очистить фонды».

— А ведь Коран — это святыня для миллиарда человек, — объяснил кандидат филологических и доктор исторических наук, арабист Теодор Адамович ШУМОВСКИЙ, ласково поглаживая корешок солидного тома. Под красивой обложкой с восточным орнаментом — его стихотворный перевод священной книги мусульман. Первый перевод Корана с арабского на русский — в стихах! Шумовскому 90 лет, 18 из них он провел в лагерях и тюрьмах.

Коран без имени Аллаха

— Почему вы взялись за перевод Корана? И к тому же в стихах…

— Это самая великая книга на арабском языке. Все переводы Корана на русский язык несовершенны, включая наиболее известный — академика И.Ю. Крачковского. Еще в XVIII веке был известен перевод М. Веревкина, придворного чтеца Екатерины II. Он его делал не с арабского подлинника, а с французского перевода дю Рие, и им, кстати, пользовался Пушкин, когда сочинял свои «Подражания Корану».

Крачковский вел у нас спецкурс по Корану и считал: «Чтобы подготовить перевод к печати, мне нужно освободиться от других забот года на полтора…» Но у главы советской арабистики времени не нашлось, и его вдова опубликовала перевод, не сверенный с подлинником. Жаль, что у Крачковского перевод не стихотворный, а буквальный.

Коран не случайно был произнесен и записан стихами — пророк Мухаммад хотел, чтобы его понимали все. А у арабов и неграмотный бедуин может запросто сочинить несколько стихотворных строк! Поэзия у них в крови.

— Даже сами мусульмане спорят, как понимать ту или иную заповедь. Какова была ваша позиция при переводе?

— Исходил из подлинного арабского текста — ведь я не богослов, а работник науки. Старался ни на йоту не отступить от смысла. И главное — не спешить, не гнать строчки. Весь 1994 год я занимался переводом неотступно. На рабочем столе у меня слева лежал арабский подлинник, справа — перевод И.Ю. Крачковского, который я строго сличал с оригиналом: пришлось отметить в нем около полутысячи неточностей.

В моем переводе нет такого имени: «Аллах»! Заменял арабские формы имен: Ибрагим, Муса, Харун — на общепринятые Авраам, Моисей, Аарон и т.п. И вместо Аллаха у меня везде — Бог, чтобы было понятно каждому, кто читает текст по-русски. Кстати, слово «Аллах» даже не арабское, а вавилонское, очень древнее, и означает «господин, властелин».

— А как мусульмане приняли ваш перевод?

— Хорошо приняли. Директор и главный редактор петербургского издательства «Диля» (здесь вышло третье издание моего перевода Корана) — мусульмане. Об их отношении говорит сам факт, что они напечатали это шикарное издание. Недавно мне предложили заняться комментариями к Корану. Положительные отзывы пришли от президента Татарстана и из Уфы от Верховного муфтия.

— Ваше отношение к событиям вокруг Ирака?

— Я ученый и не вмешиваюсь в политику. Но, мне кажется, следовало бы вначале выяснить позиции. Да, Саддам Хусейн запятнал себя жестокостью — и когда напал на Кувейт, и в собственной стране: его хирурги отрубали руки, ноги и уши тем, кто уклонялся от воинской службы или дезертировал из армии!.. Но Буш не встретился с Саддамом после терактов в США, посчитав недостойным. Арабы такие же люди, понимают добро и зло. К сожалению, на Западе возобладало отношение к мусульманам, как к «черным», «азиатам». А ведь европейцы очень многим обязаны Востоку. Все мировые религии пришли отсюда, алфавит, цифры, знания в астрономии и медицине, которые на целые века опережали науку западную… Но Запад замыкается сам на себе, на кажущемся преимуществе перед Востоком, перед Азией, — и это может привести к катастрофе!

В Ираке есть города Неджеф, Кербела, Мавсур, священные для мусульман-шиитов. Багдад существует 1241 год, и эту древнюю столицу разрушили!.. Теперь многое будет зависеть от отношения победителей к побежденным. А у восточных людей характер такой, что они не простят агрессии. И могут подстроить что-то вроде 11 сентября — когда США ничего не будут ждать.

Подельники с Гумилевым

— Как началась 18-летняя неволя?

— 1937 год. Меня, пятикурсника ЛГУ, в Институте востоковедения брали в аспирантуру. Об этом узнал сокурсник и решил «подмогнуть»… Была опубликована статья об академике И.Ю. Крачковском. Он обвинялся в низкопоклонстве перед Западом и в том, что не упоминает классиков марксизма. Сокурсник публично спросил, как я отношусь к этой статье. И я ответил при всех: «Статья лжива от начала до конца! Облили грязью моего учителя…». Меня исключили из комсомола. Об аспирантуре можно было забыть, хотя в университете оставили. А в феврале 1938-го за мной пришли. В Большом доме на следствии узнал подробности: будто бы Гумилев возглавляет молодежное крыло «партии прогрессистов» (ни крыла, ни партии не существовало), которая хотела установить буржуазно-демократическую диктатуру.

— Вы хоть были знакомы с Гумилевым в то время?

— Да, с Левой Гумилевым меня познакомил в 1934 году профессор В.В. Струве. Лева учился на истфаке, курсом младше. Он был осужден, но мать написала письмо вождю. И Лева гордился тем, что его освободили по личному указанию Сталина.

А теперь нас свели в одно следственное дело, добавив еще пятикурсника Николая Ереховича, египтолога, которого Лева до этого не знал. Военный трибунал ЛенВО осудил меня и Ереховича на 8 лет, а Гумилева — на 10 лет… После приговора трибунала держали в пересыльной тюрьме. И несмотря на решение Верховного суда о пересмотре, собрались отправлять на этап. Сидели в одной камере, и Лева как-то позвал: «Залезем под нары…» Залезли. Он говорит: «Неизвестно, что будет. Может, не увидимся больше? Память у тебя хорошая, сохрани стихотворение отца…» И прочитал мне строки Николая Гумилева:

«Твой лоб в кудрях отлива бронзы.

В Тибете ставили костры…»

В пересылке мы, шесть осужденных студентов, создали Вольный университет. Читали друг другу лекции. Ерехович задумал работу «История лошади на Древнем Востоке» и рассказывал, как приручали, запрягали, ухаживали за лошадьми. Гумилев читал лекцию о хазарах, живших в древности между Волгой и Доном, я — об арабской картографии.

Попали на Беломорканал, где на пару с Гумилевым пилили бревна двуручной пилой. Потом было переследствие, всем дали по пять лет. Николай Ерехович попал на Колыму и сгинул в 1945-м. Гумилева отправили в Норильск, а меня в Красноярский лагерь. Освободился в 1944-м, выезжать не разрешили — работал «по вольному найму» в том же лагере инвентаризатором, пожарным сторожем, пишущей машинисткой…

— О своей теории этногенеза Гумилев вам рассказывал?

— О пассионариях он заговорил позже, а в юности увлекался хазарами. Гумилев был моим другом, и я не стану ругать его теорию. Но Лева, к сожалению, не чужд был фантазерству. И к его идее пассионарности я отношусь сдержанно. По-моему, она больше напоминает религию, а не науку — ведь ее нельзя проверить. Он говорит: Космос влияет на историю человечества, и поэтому появились Чингисхан, Христос, Наполеон, Петр Великий и другие пассионарии. А как это проверить?

— Сколько иностранных языков вы знаете?

— В своих работах пользуюсь 22 языками. И неволя в этом отношении мне помогла. В лагерях встречались представители разных национальностей. В Доме предварительного заключения в Ленинграде мне встретился преподаватель ЛГУ, знавший испанский язык. Запоминал слова с его губ. Финскому языку меня обучал нарком Карело-Финской ССР. Он был моим напарником — вместе валили лес в Котласе. По-грузински я начал разговаривать с местоблюстителем Патриарха всея Грузии, тоже в лагерях. А в «Крестах» я встретил китайца.

— Какой язык самый сложный?

— Пожалуй, китайский. Японский мне показался проще…

О вере и знании

— Живя в православной стране, вы перевели Коран, а еще раньше — гимны Кришне. Вы считаете себя верующим человеком?

— Не верующим, а знающим. Всю жизнь я интересовался тем, что можно проверить в опыте. Мне не надо верить в Бога — я просто знаю, что Он есть. Он един для всего, что создано Им… По церквам не хожу, Богу не нужны церкви. Богу нужно, чтобы те существа, которые Он создал, были способны помочь друг другу. Чтобы не лгали, не грабили, не убивали, не воевали, жили честно и трудолюбиво. Вот для чего Он нас создал! Наилучшее служение Богу — честность и трудолюбие.