Татьяна Пельтцер

Татьяна Пельтцер (биография)

В 1930 году немецкий коммунист и философ Ганс Тейблер привёз в Берлин из Москвы молодую жену Татьяну. Он с удовольствием представил её своим друзьям и соратникам, помог устроиться на должность машинистки в советском торгпредстве и похлопотал о принятии жены в компартию Германии. Казалось, что фамилию Пельтцер она забудет навсегда...

В 1930 году немецкий коммунист и философ Ганс Тейблер привёз в Берлин из Москвы молодую жену Татьяну. Он с удовольствием представил её своим друзьям и соратникам, помог устроиться на должность машинистки в советском торгпредстве и похлопотал о принятии жены в компартию Германии. Казалось, что фамилию Пельтцер она забудет навсегда...

Узнав, что Татьяна Тейблер - в прошлом театральная актриса, известнейший режиссёр Эрвин Пискатор пригласил её в свою постановку "Инта" по пьесе Глебова. Но при всём благополучии заграничной жизни, при всей любви к мужу и даже несмотря на собственные немецкие корни, не смогла Татьяна долго оставаться вне родины. Не клеилась её судьба вдали от дома. Прожив с Гансом в общей сложности четыре года, она уговорила его расстаться.

В 1931 году Татьяна возвращается в Советский Союз и вновь берёт фамилию отца - Пельтцер. Вскоре её выгонят из театра имени Моссовета, она опять сядет за пишущую машинку, только теперь уже на машиностроительном заводе, где главным конструктором работал её брат Александр. Потом будет пробовать свои силы в жанре миниатюры, конферировать, её первая большая кинороль ляжет на полку на долгих одиннадцать лет. Будет много слёз и разочарований, прежде чем придёт всенародное признание и любовь нескольких поколений зрителей. Правда, Татьяне Пельтцер к тому моменту исполнится сорок семь лет.

Каким было начало? Светлым и многообещающим. На сцену Таня вышла в девять лет в роли Авдия в спектакле "Камо грядеше". А за работу в следующей постановке - "Дворянское гнездо" - она впервые получила гонорар. В одиннадцать лет Таня Пельтцер играла Серёжу Каренина, и впечатлительных дам выносили из зала без чувств: так на них действовала сцена прощания Анны с сыном. Все спектакли ставил Иван Романович Пельтцер. Он стал для дочери первым и единственным учителем. А творческими университетами служили подмостки провинциальных сцен от Киева до Нахичевани.

От отца Татьяна Ивановна унаследовала бесценный дар живого видения мира, необычного и всегда неожиданного восприятия самой жизни. Говорят, что она вообще была очень похожа на него, особенно по темпераменту. Один из первых заслуженных артистов Республики, Иван Пельтцер много снимался в кино: "Белеет парус одинокий", "Медведь", "Большая жизнь", до революции сам ставил фильмы. Он был не только знаменитым актёром, но и деятельным антрепренером, педагогом. Одним словом, мог бы хорошо пристроить свою дочь-актрису, да и сам с возрастом найти "тёплое местечко". Но всё было не так просто. Что-то мешало творческому благополучию Татьяны Пельтцер.

Может, сказывалась её необразованность. Может, мешало её нескрываемое купеческое происхождение или столь необычное замужество. А может быть долгая неустроенность обоих Пельтцеров связана с судьбой Александра - любимого брата Татьяны Ивановны. Не закончив МАДИ, он был осуждён по статье 58 (за контрреволюционную деятельность) и отсидел два года. Это тёмная история, и теперь, за давностью лет, её никто не прояснит. Со временем Александр Пельтцер увлёкся разработкой первых советских гоночных автомобилей "Звезда", сам испытывал их, стал трижды рекордсменом Советского Союза. Но в 1936 году он оставил пост главного инженера АМО (ныне - завод имени Лихачёва), как написано в архивах, "по причине выезда из Москвы". Чем была вызвана эта причина, и куда Александр Иванович уехал, теперь тоже неизвестно. Но 36-й год - время, которое говорит само за себя. Вместе с ним с завода ушла и Татьяна Ивановна, нашедшая там пристанище после того, как в театре её признали профнепригодной. Она уехала в Ярославль в старейший российский драмтеатр имени Ф.Волкова.

А вскоре открылся знаменитый Театр миниатюр, где Пельтцер вышла на сцену в замечательной компании Рины Зелёной, Марии Мироновой, Александра Менакера, Натальи Нурм, Юрия Хржановского. Это было весело и сложно - новый жанр, репертуара почти не было. Энтузиастам приходилось действовать методом проб и ошибок. Там Татьяна Пельтцер перешла на бытовые роли в маленьких пьесках: управдом, молочница, банщица... Актриса смеялась над своими героинями и в то же время любила их. "У них крепкие руки и доброе сердце", - говорила она. Но и здесь Татьяне Ивановне приходилось нелегко. Её затмевали звёзды Мироновой и Зелёной, и переиграть их было не так-то просто. Тем не менее, у актрисы появились первые поклонники, ей начали писать письма, режиссёры стали приглашать на эпизодики в кино.

В сентябре 1947 года Пельтцер приходит в Театр сатиры. Постепенно она начинает понимать, что это и есть её театр, её дом, её стихия. Она играет много и увлечённо и, наконец, получает роль Лукерьи Похлёбкиной в спектакле "Свадьба с приданым". Спектакль снимают на плёнку и пускают по кинотеатрам. Следом выходит "Солдат Иван Бровкин", и Пельтцер становится знаменитой. Она пока ещё этого не знает.

Труппа Театра сатиры отправляется в Германию обслуживать советские войска. На первом же КПП какой-то строгий майор начинает придираться ко всяким мелочам. "Товарищ майор, мы же артистов везём!" Майор обходит машину, заглядывает в кузов и первое, что он видит - лицо Татьяны Пельтцер. Он мгновенно расплывается в улыбке: "Ой, кого я вижу! ТОВАРИЩ ПИЗНЕР!" С этой минуты Татьяна Ивановна поняла, что она знаменита.

Её тут же окрестили "матерью русского солдата". Предложения от кинорежиссёров посыпались, как из рога изобилия. Пельтцер получает звание заслуженной артистки и становится примой Театра сатиры. Теперь пришла пора налаживать быт. Пока она живёт в общежитии театра. При ней - Иван Романович, которого выставила из дома молодая жена. Числится он в Театре-студии киноактёра. Узнав, что на улице Черняховского, что возле станции метро "Аэропорт", строится кооперативный дом от этого театра, Пельтцеры вносят необходимую сумму и вскоре получают квартиру. Их соседями становятся Рыбников и Ларионова, Юматов и Крепкогорская, Гайдай и Гребешкова, Шагалова и Шумский, Булгакова, Соколова, Румянцева, Виноградова, Кубацкий... Каждое утро Иван Романович спускался во двор со своим любимцем - огромным попугаем на плече. Он чинно заводил беседу с кем-нибудь из соседей, а попугай, нетерпеливо раскачиваясь из стороны в сторону, пытался переключить внимание хозяина на себя: "Ваня! Ваня! Ваня!" Не находя отклика, птица взрывалась: "Пельтцер, мать твою!!!" Попугай пользовался в доме большой популярностью.

Конец 60-х и начало 70-х были для Татьяны Ивановны победны и радостны. Именно тогда она часто повторяла сказанную на своём 70-летнем юбилее фразу "Я - счастливая старуха!" В театре она сыграла Прасковью в "Старой деве", мадам Ксидиас в "Интервенции", Марселину в "Безумном дне, или Женитьбе Фигаро", мамашу Кураж, фрекен Бок, блистала в спектаклях "Темп 1929" и "Маленькие комедии большого дома". Наконец, бенефисной ролью стала для актрисы тётя Тони в фееричной постановке Марка Захарова и Александра Ширвиндта "Проснись и пой!". Слава Богу, что спектакль был снят на плёнку, поэтому мы и теперь можем наблюдать этот безупречный комедийный стиль, вихрь эмоций, заразительный темперамент, танцы, песни, феерические взлёты по лестницам, стремительные проходы по сцене, полную раскованность и свободу.

Зрителям казалось, что такой, какой она была на сцене, она оставалась и в жизни - своей, близкой, понятной, что всё давалось ей легко и просто. Но это всё от мастерства. Именно мастерство, отточенное, отшлифованное годами создавало ощущение её пребывания на сцене сплошной импровизацией - настолько она была жизненна, легка, заразительна. Творческая же индивидуальность Пельтцер была сложной и противоречивой. Когда её партнёр менял мизансцену, пропускал реплики, словом, отступал от установленного рисунка, Татьяна Ивановна выбивалась из привычного состояния, не могла произнести ни слова. У неё делались, по словам коллег, "несчастные собачьи глаза". Пельтцер чувствовала себя свободно лишь в железно установленных привычных рамках. Связи, которые укреплялись внутри спектакля между нею и партнёрами, должны были быть так же прочны, как и всё в её жизни.

В партнёров Татьяна Ивановна влюблялась. Но не дай Бог было попасться к ней на язык. Точный насмешливый взгляд, неприязнь к фальши, естество пёрло, как трава сквозь асфальт. В душе многие её не любили, и не потому, что она была ведущей актрисой - это само собой. Не любили за прямолинейность, за то, что резала правду-матку в глаза, за кажущийся вздорным характер. Замечательный актёр Борис Новиков, которого однажды "обсуждали" на собрании труппы за пристрастие к спиртному, после нелестного выступления Татьяны Ивановны, обидевшись, сказал: "А Вы, Татьяна Ивановна, помолчали бы. Вас никто не любит, кроме народа!" Новиков-то её любил, да и она журила его ехидно, по-матерински. Но что ж поделать, если Пельтцер никогда не кривила душой и говорила только правду даже близким и дорогим.

Те, кому она покровительствовала, не чаяли в ней души. Татьяна Ивановна обожала свою парикмахершу, которой везла подарки отовсюду. Боготворила Андрея Миронова, которого считала своим сыном и была неразлучна с ним с первых дней его жизни, поэтому всем надоела своими тостами за здоровье любимца и рассказами о его появлении на свет 8 марта. Обожала смачные анекдоты, чуть ли не солдатского пошиба, и сама мастерски рассказывала их. Память у актрисы была превосходной, на детали, на эмоциональные штрихи, на людей. При всей простоватости большинства своих героинь, она превосходно владела такими деталями, которые почти утратились в то время - как держать веер, как им играть, как выставлять ножку в реверансе... Вспомните "Женитьбу Фигаро"! Как же это всё могло сочетаться в одном человеке?

После вечера, посвящённого 80-летию Георгия Тусузова, на банкете в Доме актёра присутствовал патриарх эстрады Алексей Алексеев, который постоянно обращался к Татьяне Ивановне: "Танюша, а помните, в Харькове, когда Ваша семья переехала в новый большой дом, Иван Романович устроил большой приём? Сидели за столом знаменитые артисты, а Вы с тоненькими косичками вертелись вокруг нас и всё старались обратить внимание на то, что, верно, тогда Вас потрясло несказанно: Вы убегали из комнаты, и вскоре раздавался шум, бульканье, страшные звуки, как-будто начинал извергаться водопад - это Вы приводили в действие чудо техники, унитаз! И хотели обратить наше внимание на эту новинку века." При этом сама Татьяна Ивановна сидела на столе, болтая ногами, и с упоением откусывала бутерброд с колбасой. В другой руке она держала рюмку, смотрела на Алексеева смеющимися озорными глазами и вновь была той озорной девчонкой.

Впрочем, не вновь. Она оставалась ею всегда. И в жизни, и на сцене, и в кино.

Татьяна Ивановна была необычайно активна, и распространялось это не только на театр и кино, но и на общественную сторону жизни. Будучи депутатом Моссовета и райсовета, она вносила в эту свою деятельность темперамент и необычность своей личности. Людям помогала легко и напористо. Всё это, однако, не значит, что у Пельтцер был ровный и спокойный характер. Она бывала резка, эксцентрична, её раздражала неточность, неорганизованность, топтание на месте. Она не любила сидеть без работы, без новых ролей. И не молчала об этом, а высказывалась, придираясь по любому поводу. Татьяна Ивановна много снималась в кино - ей казалось, что иначе её скоро забудут, и она в конце концов умрёт с голоду. Поэтому друзья нередко заставали её дома пакующей вещи и складывающей неизменный коврик для ежеутренней зарядки - согласилась сниматься где-то в глуши у неизвестного дебютанта: "Он, кажется, талантлив. Надо помочь..." Причём к своим работам Пельтцер относилась очень трепетно, хотя иногда и кокетничала, что, мол, плохо сыграла. Однако, вот же любопытно: если мы посмотрим на список её киноработ, фамилий прославленных и ведущих режиссёров мы там не найдём! Кроме Надежды Кошеверовой и Ильи Фрэза по нескольку раз её никто не снимал. Не знали, как использовать? Не было подходящих ролей?

Вообще-то, дикая перепалка с кинорежиссёром перед съёмкой была своеобразным допингом для Татьяны Пельтцер - через пять минут она выпархивала на площадку и обезоруживала всех своим неповторимым искусством. Ей всё прощалось, так как все видели уникальную актрису, способную вытянуть любую не выписанную ни драматургически, ни режиссёрски роль. Даже постановщик "Ивана Бровкина" Иван Лукинский сам признался, что роли Евдокии Бровкиной не придавалось особого значения. Лишь когда стало ясно, что фильм получился во многом благодаря актёрам, когда посыпались письма, а критики восхитились работой актрисы Пельтцер, в следующей картине "Иван Бровкин на целине" роль матери писалась уже специально под неё и с большим количеством сцен.

А сколько у неё было таких мам ("Укротительница тигров", "Одиножды один", "Морозко"), бабушек ("Чудак из пятого "Б"", "Вам и не снилось", "Карантин"), жён, тёть, соседок, учительниц, медсестёр, просто старух ("Деревенский детектив", "Ты - мне, я - тебе", "Личное дело судьи Ивановой", "Медовый месяц", "Журавушка")! Это мизерный перечень наиболее известных фильмов, которые можно назвать более-менее удачными. Но ведь картин с её участием гораздо больше, а поди-ка, вспомни! Чем памятны нам детские ленты "Приключения жёлтого чемоданчика" и "Руки вверх!" - только бабушками в исполнении Татьяны Пельтцер. Кто ещё из наших актрис мог бы в семьдесят лет танцевать на крыше, прыгать с забора, бегать с песнями по мостовым, кататься, стоя на крыше троллейбуса?

1972 год. Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Т.И.Пельтцер почётного звания "народной артистки СССР".

Первая народная в театре Сатиры за 48 лет его существования!

Дня за два до опубликования приказа в театре стала известна эта новость. Заведующая литературной частью театра Марта Линецкая в своих дневниках описывала данное событие так: "На четвёртом этаже двери лифта с грохотом распахнулись, и оттуда высыпались возбуждённые Марк Захаров, Клеон Протасов и Татьяна Пельтцер - в холщовой юбке, тапочках - прямо с репетиции "Мамаши Кураж".

- Правда? Или это вы здесь придумали? - спросила Татьяна Ивановна как всегда насмешливо. В голосе - надежда и сомнение.

- Конечно, правда! - все понеслись в кабинет директора. А на другой день Татьяна Ивановна пригласила всех в "Будапешт" на Петровских линиях. Вот это оперативность! Оказалось, что у неё - день рождения. 68 лет. И она, по традиции, устраивает его в этом ресторане, только на этот раз семейный круг несколько расширился. Тосты, цветы, всеобщая любовь...

Потом поехали к ней пить кофе. Набилось много народа в её квартире на "Аэропорту". Татьяна Ивановна с темпераментом готовила стол, развлекала гостей, отчитывала нерасторопную жену брата. В маленькой прихожей тесно. У зеркала - гора телеграмм. И от Ганса - тоже длинная телеграмма на немецком языке. На стенке - множество значков. Кухня настоящей хозяйки с миллионом хитрых приспособлений, машинок, кофеварок, чайничков, самовар, наборы ножей и разной кухонной утвари.

В 11 вечера Татьяна Ивановна укатила в Ленинград на пробу в каком-то новом фильме..."

Через 5 лет произошло совершенно неожиданное событие. Пельтцер оставила родной Театр сатиры. Она уже давно была "влюблена" в Марка Захарова. Он поставил пять спектаклей и все с Пельтцер в главной роли. С его уходом Татьяне Ивановне стало чего-то не доставать. Между ней и Плучеком словно кошка пробежала. В конце концов во время одной из репетиций "Горя от ума" разразился страшный скандал. И Татьяна Пельтцер ушла с этой сцены. Навсегда.

Переход в "Ленком" воспринимался тогда многими как поступок безрассудный. После тридцати лет работы в популярнейшем столичном театре, где рядом с другими любимцами публики она оставалась лидером, вдруг поменять всё на свете и начать жизнь сначала - для этого нужен особый характер. У Татьяны Ивановны он был. Азартный, рискованный.

В театре имени Ленинского комсомола Пельтцер сыграла немного и не очень интересно. Бенефисной стала роль старухи Фёдоровны в пьесе Людмилы Петрушевской "Три девушки в голубом". Было очень странным и нелепым видеть актрису в образах Клары Цеткин ("Синие кони") и Надежды Крупской ("Диктатура совести"). Татьяна Ивановна постоянно забывала или путала чуждые ей тексты, переживала, плакалась подругам. Но что поделаешь, если достойных для неё ролей в молодёжном театре просто не было. От "Дорогой Памелы" она наотрез отказалась - не приняла ни трактовку пьесы, ни её постановщика: "Чего это я, сдуру, на сцене в ванну полезу?" Всё внимание актрисы сконцентрировалось на небольших ролях, а то и вовсе на эпизодах, где Пельтцер не только не затерялась, но порой "перетягивала на себя всё одеяло".

Татьяна Ивановна всегда с интересом смотрела спектакли молодых и, хотя нечасто разделяла их увлечения, с искренним уважением относилась к их поискам, восхищалась трудолюбием и самоотдачей. Она постоянно звала в гости молодых и "безнадёжных". Она умела дружить и ценить дружбу. С радостью бежала на встречу с Фаиной Георгиевной Раневской, в гости ли или на спектакль, не уставая восхищаться великой актрисой и повторять её остроты. С Валентиной Георгиевной Токарской могли ночи напролёт играть в преферанс на деньги и с удовольствием вспоминать, как на гастролях в Париже убегали от приставленных к труппе комитетчиков и "шатались" по ночным кабакам и стриптиз-клубам.

Долгие годы продолжались тёплые отношения и с Гансом Тейблером, её мужем. Ганс стал профессором, доктором философских наук, работал в институте Маркса-Энгельса. Когда его сын приезжал учиться в Москву, то гостил у Татьяны Ивановны по нескольку дней. Вторая жена Ганса, почему-то, страшно ревновала мужа к ней, устраивала скандалы, запрещала переписываться. Но бывшие супруги оставались привязанными друг к другу всю жизнь. Ольга Аросева однажды стала свидетельницей их встречи: "Мы как-то отдыхали в Карловых Варах, он приехал из Берлина повидаться с Татьяной Ивановной. Мы с Галей Волчек решили, что им хотелось бы побыть одним, вспомнить прошлое - и отошли. Они стояли вдвоём на балконе. Вначале тихо беседовали. Потом тонус беседы начал накаляться, голос Татьяны Ивановны, конечно же, лидировал. Из доносившихся обрывков фраз было понятно, что выяснялось, кто виноват в том, что они расстались... Но всё свелось к улыбкам и смеху. Пятьдесят лет прошло. Да каких лет! Их разлучила история, как сказала бы героиня Пельтцер тётя Тони Кралашевская".

Эффект разорвавшейся бомбы произвела в 1991 году небольшая заметка в центральной прессе под названием "В палате с душевнобольными". В ней говорилось о том, что всеми любимая артистка помещена в дешёвую клинику для сумасшедших в общую палату, где "местные психи не приняли её" и избили. Был скандал, после которого театр приложил-таки усилия для перевода Татьяны Ивановны в элитную больницу.

Для актрисы такое заболевание стало трагедией. В целом здоровый человек, она и в восемьдесят пять продолжала курить, пить крепчайший кофе и всё время бегать-бегать-бегать. Она же никогда не ходила пешком! А уж каким крепким был у неё сон - Валентина Токарская рассказывала, как однажды в гостинице к ним в открытое окно вошёл голубь и сел на голову спящей Татьяны Ивановны. Так та даже не пошевелилась!

И вдруг - потеря памяти. Пельтцер уже выводили в "Поминальной молитве" просто так, почти без слов. Лишь бы зрители лицезрели свою любимую актрису. Ей и не надо было ничего не говорить - мы видели её глаза, её движения и понимали всё, что она хотела нам сказать. Общение с великим искусством продолжалось... Пока однажды Татьяна Ивановна после нервного перенапряжения вновь не попала в больницу. Там, предоставленная самой себе, неуёмная и непоседливая, она упала и сломала шейку бедра. Для 88-летнего человека исход был один...

Москва простилась с Татьяной Ивановной Пельтцер. Театры - "Ленком" и Сатиры - были на гастролях, народу было немного. Какая-то представительница "Мосфильма" пролепетала что-то о том, как женщина - продавец цветов - отдала ей бесплатно два букета, узнав, что цветы - для Пельтцер. Зрители любили её всегда, со "Свадьбы с приданым". И будут любить всегда. За "Ивана Бровкина", за "Жёлтого чемоданчика", за "Проснись и пой!" и "Фигаро", за квартиры и телефоны, которые выбивала депутат Пельтцер для простых жителей столицы - за всё, что сделала она и в искусстве, и в жизни.