Татьяна Кузовлева

Татьяна Кузовлева: поэзия наполняет время и жизнь своими ритмами...

У Маяковского есть стихотворение «Разговор с фининспектором о поэзии»… Татьяна Кузовлева — известный российский поэт, и говорили мы с ней и о финансах, и о поэзии, и о политике — словом, обо всём понемногу…

— Таня, вы окончили Литературный институт или другое высшее учебное заведение?

— Замечательная Фаина Раневская как-то заметила, что высшее образование без «низшего» — беда. Мне повезло с «низшим» благодаря двум людям — отцу, который, несмотря на свой технический склад, прекрасно знал историю, архитектуру, музыку, живопись (что характерно для категории «бывших»), и соседке по коммунальной квартире, которую я считаю своей второй матерью, тоже из «бывших», отдавшей мне в первые десять лет моей жизни столько доброты и любви, что я и поныне живу её светом.

А что касается высшего, то я училась в Московском государственном педагогическом институте (истфак). А уже будучи членом Союза писателей, окончила Высшие литературные курсы. С Литературным институтом отношения у меня не сложились: на экзамене по советской литературе меня «завалил» некто Пухов за то, что я неправильно назвала цвет обложки (!) книги поэм советского классика Василия Федорова, — откровенно признававшийся впоследствии, что из-за темных волос принял меня за еврейку. Никогда не жалела о непоступлении туда.

— Когда и где впервые напечатаны ваши стихи? Помните тот день, свои ощущения?

Первые мои стихи были опубликованы в «Комсомольской правде» в начале шестидесятых, благодаря участию Евгении Самойловны Ласкиной, заведовавшей отделом литературы в «Комсомолке» тех лет. В тот день с рассвета я топталась у газетного киоска, скупила охапку газет. Потом позвонили из редакции: оказалось, что за это еще и деньги платят. Была потрясена.

Первым «живым» поэтом, принявшим участие в моей судьбе, был Михаил Аркадьевич Светлов. Одно из важных тогда для меня стихотворений «Мастер» посвящено ему. Где-то сохранилась даже страница «Литературной газеты» тех лет, где в рубрике «Мастера учат…» (кажется, так) был помещен снимок, сделанный известным фотографом Михаилом Трахманом: рядом с сидящим за письменным столом Светловым робко маячит мой силуэт…

— Ваши родители приветствовали ваш выбор? У вас, кажется, есть дочь. Какую она выбрала специальность? Если бы выбрала поэзию — как бы вы реагировали?

— Отец хотел, чтобы я получила инженерный диплом. Отношение родителей к моему выбору начало меняться после нескольких публикаций и успешных выступлений на крупных вечерах в ЦДЛ и в Концертном зале имени Чайковского.

Моя дочь Ольга Савельева пишет стихи, в юности переводила молодых поэтов — своих сверстников, довольно много печаталась, была участницей одного из последних Всесоюзных совещаний молодых писателей (1984), но увлеклась газетной публицистикой, окончила журфак МГУ, работала в «Комсомолке», «Новой газете», в других изданиях. Сейчас она — выпускающий редактор в «Кольце А». Тринадцатилетний внук Артемий занят алгеброй, физикой, программированием. В последнее время, несколько остыв от «Гарри Поттера», открыл для себя Булгакова и Ильфа и Петрова. Чему я очень рада.

По собственному опыту знаю, что не стоит вмешиваться в профессиональный выбор младших поколений слишком категорически. Разве что на уровне житейских советов. Но и они должны быть востребованы и не назойливы. В конце концов, характер формируется в результате проб и ошибок тоже.

— В советские времена быть профессиональным поэтом было легче (в материальном отношении), правда? Сейчас, по-моему, даже успешный поэт-песенник не может себя прокормить…

— Не совсем так. И тогда прожить на одни гонорары поэту было невозможно. Поэтические книги, как правило, даже у более-менее успешных авторов выходили один раз в три-пять лет… Но существовала целая система подработок: платные (в общем, грошовые) выступления, ответы на письма в той или иной редакции, переводы. Мы с мужем, поэтом Владимиром Савельевым, пережив крайнюю нужду в первый год совместной жизни, поначалу брались за всё: родилась дочка, а мы могли себе позволить тратить на питание и остальные нужды не больше рубля в день (на эти деньги покупали обычно в «Кулинарии» килограмм гречневой каши и килограмм отварного сердца или вымени). Помню, пришло извещение на посылку от Володиной мамы из поволжского села Верхняя Грязнуха. Размечтались, что в посылке — сало. На последние 90 копеек купили десяток яиц, предвкушая королевскую яичницу. А в посылке оказалось около сотни яиц, каждое из которых было любовно обернуто клочком газеты… Сюжет в духе О‘Генри.

В итоге наша «поэтическая» семья выжила благодаря переводам. Они дали нам не только материальную свободу, но помогли обрести друзей на всю жизнь. Работали всегда много, но труд этот увлекателен и благодарен. Сейчас, после пятнадцатилетнего «мертвого сезона», начинает возрождаться взаимный (пока хрупкий) интерес к переводам на русский язык стихов наших зарубежных соседей. Старые связи разрушены по естественным причинам, новые налаживаются почти вслепую. Тем не менее, в «Кольце А» мы опубликовали подборки современных румынских и болгарских поэтов. Есть договоренность о публикации молодых белорусских, словацких и польских авторов.

Новое время более жестко расставляет на свои места и тех поэтов, кто вписывается в систему коммерческого спроса, и тех, кто находится вне его. Но никто и сегодня, как и прежде, не рассчитывает прожить на гонорары. Что касается поэтов-песенников, их гонорары могут составлять 500-1000 долларов за текст.

— Кажется, Александр Межиров сказал: «Почетно быть до 30 поэтом, и срам кромешный — после 30». Как бы вы прокомментировали эти строки?

— Лукавые строки. Как быть с Тютчевым, Гёте, Шекспиром, а в двадцатом веке — с Ахматовой, Цветаевой, Пастернаком, Мартыновым, Тарковским… Список можно продолжить.

— Сколько сборников у вас вышло? Какой вы считаете самым удачным и почему?

— Пятнадцать, включая худлитовский однотомник «Избранное» (1985). Самый удачный всегда тот, что готовится последним. Его я надеюсь напечатать в этом году. Хотя, конечно, хотелось бы из суеверия считать его предпоследним.

— Кто из поэтов старшего поколения или ваших современников вам близок?

— Леонид Мартынов, Борис Слуцкий, Давид Самойлов, Арсений Тарковский; ранние Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина; последние стихи Роберта Рождественского и Владимира Корнилова; Римма Казакова, Александр Городницкий. Ну и, конечно же, — песни Булата Окуджавы.

— Существует ли память на стихи? Вы сколько примерно своих и чужих стихотворений знаете наизусть?

— Существует. Как доказательство — феноменальная память Владимира Савельева — он, на зависть мне, мог читать любимые стихи наизусть в больших количествах и не перевирая строк. Моя «антология» любимых стихов на порядок скромнее. Время от времени она претерпевает ротацию. В памяти — «Перед зеркалом» Ходасевича, «Выбор» Гумилева, «Лёгкой жизни я просил у Бога» Тхоржевского, «Баллада о прокуренном вагоне» («С любимыми не расставайтесь…») Александра Кочеткова, «Качели» Сологуба, некоторые стихи Пастернака, ахматовские и цветаевские строки …. Но и то, что знала когда-то, никуда не делось. Свои стихи стараюсь читать наизусть.

— Вы являетесь главным редактором журнала «Кольцо «А». Кто его субсидирует? Он пользуется популярностью среди читателей? Можете ли вы проследить это?

— «Кольцо А» было задумано как орган Союза писателей Москвы. Идея его создания основывалась на том, что «толстые» журналы несколько ушли в себя, а в письменных столах даже маститых писателей продолжают оставаться невостребованными хорошие вещи. Да и молодым в «толстые» журналы пробиться трудно. Мы не опускали планку профессионализма, и уровень публикуемого всегда старались выдерживать. Журнал сперва издавался при поддержке издательства «Московский рабочий», но лет семь назад, когда префектом Центрального административного округа (ЦАО) Москвы был Александр Музыкантский, демократ первой волны, бывший депутат горбачевского Верховного Совета, «Кольцо А» стало субсидироваться префектурой Центрального округа столицы, и хотя префекты с тех пор дважды менялись, в помощи нам пока не отказывают. Первый номер журнала вышел десять лет назад. Авторами журнала в разные годы были Булат Окуджава, Юрий Нагибин, Вячеслав Кондратьев, Борис Чичибабин, Юрий Давыдов, Александр Иванов, Роберт Рождественский, Владимир Корнилов, Борис Васильев, Римма Казакова, Леонид Жуховицкий, Борис Крутиер, Юрий Черниченко, Николай Шмелев, Григорий Свирский… Многие талантливые поэты и прозаики молодого и среднего возраста, однажды напечатавшись в «Кольце А», остаются по сей день нашими авторами, среди них — поэты Елена Исаева, Галина Нерпина, Лев Болдов, Дмитрий Веденяпин, Дмитрий Курилов, Евгений Лесин, прозаики Сергей Буртяк, Алексей Иванов, Емельян Марков, Роман Сенчин, Николай Устьянцев, Маргарита Шарапова, юная Наталья Щербина… Они образовали определенный круг, позволивший нам создать «Клуб «Кольца А», ежемесячно собирающий в Малом зале ЦДЛ полную аудиторию. Это представление книжных новинок наших авторов, вечера прозы, поэзии, юмора, авторской песни, обязательные выступления творческой молодежи; в начале года традиционно — праздничное подведение итогов с вручением нескольких премий за лучшие публикации. О популярности журнала могу судить не только по устным отзывам или газетным рецензиям, но и по нарастающему притоку рукописей, и по просьбам библиотек о приобретении новых экземпляров.

— Выходит ли сегодня газета «Московский литератор»? Какие у вас отношения с ее редакцией?

— Выходит. Ну какие могут быть отношения с явно шовинистской газетой, изданием Московского отделения Союза писателей России, кроме брезгливого и протестного, если в ней печатаются, например, такие стихи:

ВОЗМЕЗДИЕ

(11 сентября 2001г.)

С каким животным иудейским страхом

направить самолет на Белый дом…

Римма Казакова отправила по этому поводу в «ЛГ» резкую реплику, которая, однако, так и не была напечатана…

Или строки о Сталине: «Вождь, порожденный Космосом, \\Господом нам ниспосланный,\\ Верил по-православному\\В новый советский завет…»

Какие бы, например, у вас, Владимир, были отношения с такой газетой?..

— Кого вы поддерживали на последних выборах в Думу? Почему, по вашему мнению, «Яблоко» и СПС потерпели поражение?

— Я голосовала за СПС, надеясь, что он всё же переползёт за пятипроцентный рубеж. Этого не произошло. Думаю, его лидеры оказались «страшно далеки» от своих избирателей — российской демократической интеллигенции, мнениями и защитой интересов которой, к сожалению, пренебрегли, как и диалогом с ней. В результате, по Жванецкому, на сегодняшний день получается так: «Пройдя путь эволюционного развития по спирали вниз, мы вернулись туда, откуда вышли. Правда, уже без денег, без лучших мозгов и без мускулов… Я же говорил: или я буду жить хорошо, или мои произведения станут бессмертными. И жизнь опять повернулась в сторону произведений…».

— Расскажите, пожалуйста, о движении «Христиане России — в поддержку Израиля». В чем главный смысл его деятельности?

— Сначала краткая история вопроса о христианской поддержке народа Израиля вообще. Первопроходцами тут оказались протестанты, увидевшие в восстановлении Израиля исполнение пророчеств о Втором пришествии Спасителя. 23 года назад они организовали «Международное христианское посольство», и с тех пор ежегодно приезжают на Праздник Кущей, чтобы совершить паломничество на Святую Землю, принять участие в круглом столе и праздничном шествии и таким образом выразить христианскую любовь к библейскому народу, который, как сказано в священном писании, «весь спасется».

В этом году в Иерусалим приехало пять тысяч христиан из 65 стран мира, среди которых оказалось более тридцати россиян. Наше паломничество на Святую Землю стало возможным благодаря инициативе Благотворительного фонда Михаила Черного — фонда, образованного после теракта на дискотеке в «Дельфинариуме» 1 июня 2001 года, в результате которого погибло и было покалечено несколько десятков детей русских евреев.

Пока еще рановато говорить о российском христианском движении, или обществе в поддержку Израиля как о сформировавшейся и четко структурированной организации. Всё только зарождается. Однако, насколько мне известно, существует разработанная в рамках Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ, возглавляемого Сергеем Филатовым, и такая программа: «Россия — Израиль: диалог двух культур», к осуществлению которой могли бы подключиться и Союз писателей Москвы, и выразивший такое желание музей Рерихов.

Израиль обещал моральную поддержку этому начинанию. Остается ни много, ни мало — найти финансирование, без которого даже при наличии энтузиастов работа может уйти в песок.

Мне видится смысл такого движения в формировании общественного мнения о народе Израиля как о самоотверженном труженике, каждодневно рискующем своими детьми во имя поддержания мира; в категорическом осуждении терроризма, представляющего главную угрозу цивилизации. К народу Израиля я отношу и евреев, и арабов, которые связывают жизнь и будущее своих детей с мирным, процветающим Израилем. Мне бы хотелось надеяться и на то, что поддержка Израиля христианами поможет многим средствам массовой информации рассказывать людям не только о взрывах в этой стране, но и более объемно и заинтересованно — о достижениях ее науки, культуры, литературы, искусства…

— Внутри православной церкви тоже, кажется, есть движение в поддержку Израиля?

— Я знаю лишь о личных инициативах некоторых православных священников. Но мне кажется, акции вроде той, в которой я принимала участие, могут умножить их число.

— Возможен ли в России всплеск антисемитизма?

— Кто даст гарантию, что нет? Это уродство проявляется независимо ни от образования, ни от уровня жизни, ни от гражданства, ни от вероисповедания, ни от государственного строя. Оно нередко предмет разного рода спекуляций, особенно политических. И всегда кем-то направляется. Общаясь с его волонтёрами, я, русская, чувствую себя неуютно и зябко. Отношу себя к космополитам, несмотря на родовую мету России в сердце и на то, что слово это было грубо скомпрометировано в нашей стране в конце сороковых. Определение «интернационалист» такого созвучия во мне не находит почему-то.

Кстати, в первых трех номерах «Кольца А» мы повторили анкету, составленную в начале первой мировой войны Леонидом Андреевым, Максимом Горьким и Федором Сологубом (тогда эта анкета оказалась в охранке после обыска в журнале «Отечество») — о причинах возникновения антисемитизма в России, о его влиянии на разные стороны российской жизни, о роли евреев в искусстве, науке, общественно-культурной жизни страны, о возможных мерах противодействия этому позорному явлению. У нас на вопросы анкеты ответили несколько десятков известных писателей: Михаил Рощин, Валентин Ерашов, Григорий Померанц, Булат Окуджава, Леонид Лиходеев, Владимир Вишневский, Василь Быков, Валентин Оскоцкий, Александр Иванов, многие другие.

— А вообще, нынешняя российская жизнь располагает к поэзии? Или — в самые жестокие времена поэзия жила…

— Нельзя противопоставлять жизнь и поэзию. Время и поэзию. Не жизнь или время располагают или не располагают к поэзии, а поэзия наполняет время и жизнь своими ритмами — начиная с древности, с первых колыбельных и первых боевых песен… Стихи врываются в жизнь часто не благодаря внешним условиям, а вопреки им. Они диктуются любовью, без которой у жизни нет продолжения.

— Бывали ли вы в Америке? Ваши впечатления о стране и наших эмигрантах…

— Нет, не бывала. Но сказать, что совсем не представляю себе американской жизни, будет неправдой. Всё-таки информация кое-какая существует… Смешно, наверное, но мои бывшие соотечественники (эмигранты в первом поколении) кажутся мне в Америке незащищенными. Боязно мне за всех вас, ребята. А защитить-то я вас и не могу! Самое главное, что вам это и не надо. Не исключаю, что вы испытываете нечто похожее к таким, как я. Может, пока живы, мы всегда будем друг за друга тревожиться…