Станислав Кондрашов

Человек, пропитанный историей

Станислав КОНДРАШОВ известен нашим читателям как журналист-международник (и писатель). Он всегда оставался самим собой, несмотря на смену главных редакторов, президентов и эпох.

Случай на полвека

— СТАНИСЛАВ Николаевич, вы окончили Институт международных отношений. Впереди маячило тепленькое местечко в МИДе и, на худой конец, место посла в какой-нибудь заштатной стране. И вдруг вместо этого — беспокойная судьба журналиста.

— Автозаводской паренек из Горького, в МГИМО я поступил без экзамена в первый послевоенный год благодаря школьной cеребряной медали. Окончил с красным дипломом, но в МИД не попал — не было блата. В «Известиях» оказался случайно в августе 1951 года. Редактор иностранного отдела Владимир Леонтьевич Кудрявцев спросил про мой журналистский опыт. Не было никакого. Школьные сочинения признавались лучшими, но какое это имеет отношение к газете? Все-таки взяли с испытательным сроком. Почти на полвека, до июня 2000-го.

— Первый свой опубликованный материал помните?

— А как же! Разоблачительная заметка о Батисте, проамериканском докастровском правителе Кубы. В начале 1952 года замредактора ИНО Борис Петрович Вронский, зачеркивая строчку за строчкой, переписал ее всю, дал свой заголовок: «Разгул реакции на Кубе», но фамилию мою оставил.

Боевое крещение

— КОГДА вас впервые отправили в загранкомандировку?

— В июле 1956 г. президент Египта Насер объявил о национализации Суэцкого канала, который был колониальной собственностью Англии и Франции. Разразился острейший международный кризис, Кудрявцев усадил меня писать комментарий, который был опубликован под псевдонимом А. Петров. И пошло-поехало: второй комментарий, третий, четвертый… Уже за своей подписью. Я стал специалистом по Суэцкому кризису и в октябре 1956 года был отправлен в Каир спецкором на месяц. Кризис к тому времени вроде бы утих. И вдруг кульминация: Лондон и Париж высадили своих солдат в зоне канала, израильтяне заняли Синайский полуостров. Египетский департамент информации предложил группе иностранных журналистов поездку в Порт-Саид, северный вход в канал, оккупированный англичанами. Доставили нас до озера Мензала, а там, пожалуйста, катер и — на собственный страх и риск. Англичане нас обстреляли на подходе к Порт-Саиду, затем высадили и задержали, хотели даже отправить на Кипр, но получили из Лондона указание — выслать обратно.

Это было мое боевое крещение: международная драма не в сообщениях газет и агентств, а перед собственными глазами. Вот отчаливает от песчаной косы лодка с беженцами-египтянами, вот стреляет по ней английский солдат, и на лодке стенания и проклятия: убита женщина. Вот предрассветную тишину на берегу озера Манзала разрывает отчаянный крик пожилого араба. Он показывает нам убитую девушку, и в крике его вопрос: вы видите это? Вы не можете не написать об этом! И я вдруг понимаю: моя работа не в том, чтобы утешать несчастного, а в том, чтобы поведать об этом своей стране и миру. Вернувшись в Каир, потрясенный, писал (и плакал!), и репортаж «Один день в Порт-Саиде» появился на первой полосе «Известий». Первую загранкомандировку продлили на 3 месяца, а в ноябре того же 1957 года меня, уже с семьей, отправили в Каир постоянным корреспондентом в Египте и на Ближнем Востоке.

Открытие Америки

— ВСЛЕД за Египтом у вас была Америка?

— Да, и тоже неожиданно. В июле 1961 года, на четвертом году каирской работы, вдруг звонок из редакции: «Есть предложение направить вас собкором в Нью-Йорк». Явное повышение, лестное. Была тоска по Родине, но желание попробовать себя за океаном перевесило. И вот, простившись с Каиром, добравшись до Москвы, являюсь на прием к главному редактору — с 1959 года им был Алексей Аджубей. Не принимает, занят. Вторая попытка — то же самое. Третья… Четвертая… Это была манера легендарного редактора и зятя Хрущева: то дружески любезен, то снисходительно пренебрежителен. Что делать? Договорившись с Сашей Сильченко, нашим кадровиком, уехал в отпуск к родителям в Горький. Вернувшись, на прием к Аджубею попал. Он: «Вы прибыли из Каира 43 дня назад. Почему до сих пор не пришли?» Объяснил, как было дело. Он: «Думаю, достаточно ли вы серьезны, чтобы быть собкором в таком серьезном месте?» Я молча развел руками: воля ваша, барин. Он сменил гнев на милость, и в ноябре я таки отправился с семьей в Нью-Йорк.

С ноября 1961-го по июнь 1968-го — мой первый американский срок, шесть с половиной лет познания Нью-Йорка и Америки. Затем три года Москвы, родной страны и… второй американский, уже вашингтонский срок — с октября 1971-го по декабрь 1976-го. Саркастическое кредо международника-профессионала: служить Отечеству без отрыва от заграницы. Расшифровка в дневнике: между-народник, т. е. между народами. И там, и тут по роду занятий. И опасность: ни там, ни тут.

Нью-йоркские годы считаю жизнеобразующими. Изъездил и излетал Штаты вдоль и поперек, за исключением закрытых для совграждан зон, преимущественно в одиночку.

Какими драматическими были 60-е годы! Октябрь 62-го — Карибский кризис, как никогда близко СССР и США подошли к грани ракетно-ядерной войны. Ноябрь 63-го — убийство президента Джона Кеннеди в Далласе, а через два дня и подозреваемого убийцы Ли Харви Освальда, который — какая редкая интрига! — оказывается, пытался прижиться, но не смог в СССР, в Минске, и вернулся в Штаты с женой Мариной Прусаковой-Освальд. Октябрь 64-го — Хрущев смещен соратниками по Политбюро, превращен из вождя в пенсионера, и я узнаю об этом раньше соотечественников из сообщений иностранных корреспондентов. И Аджубей смещен в тот же день. Редакция в шоке, но по телефону слышу: все нормально, ждем ваш материал.

И все 60-е — тема вьетнамской войны. Американские потери исчислялись тысячами, а потом и десятками тысяч.

Американцы готовы воевать при одном условии: не расплачиваясь по-крупному. Отказавшись в марте 1968 года «бежать» на второй президентский срок, Джонсон признал и военное, и внутриполитическое поражение. В борьбу за Белый дом вступил сенатор Роберт Кеннеди и, одержав победу на первичных выборах в Калифорнии, был убит в тот же июньский вечер 1968 года в Лос-Анджелесе арабом, мстившим за поддержку сенатором Израиля в «шестидневной войне» 1967 года. Двумя месяцами раньше, в начале апреля 68-го, был убит Мартин Лютер Кинг, великий американец, чернокожий пророк, лидер движения за гражданские права американских негров.

Когда убили Роберта Кеннеди, я был в той же Калифорнии, но в Сан-Франциско, у телеэкрана, и незадолго до отплытия на Родину чувствовал, что накопил критическую массу впечатлений, которая требовала своеобразного взрыва — написания книг. Ради этого по возвращении в Москву я отказался от предложения стать редактором иностранного отдела и членом редколлегии.

Я — американист

МЕЖДУ тем в Москве кипели свои страсти: решался вопрос о подавлении «Пражской весны». И 20 августа, в день ввода в Чехословакию наших войск, главный редактор Лев Николаевич Толкунов предложил мне написать об этом нечто «публицистическое» и, разумеется, одобрительное. Я уклонился, сказал, что это не моя тема, что я — американист.

— Станислав Николаевич, я знаю, что позже вы отказались приветствовать и ввод советских войск в Афганистан?

— Было такое — в декабре 1979 года. Предложение сделал другой главный редактор, Петр Федорович Алексеев. Моя мотивировка была той же — не моя тема. А внутренняя причина отказа — моральный и политический урок из войны США во Вьетнаме. Осуждая ту войну, я не мог приветствовать нашу.

— И вам это сошло с рук? Ведь если партия приказывала, хочешь не хочешь бери под козырек.

— В обоих случаях оргвыводов не последовало. Умный и человечный Толкунов относился ко мне с уважением. Алексеева я в чем-то не устраивал, раздражал, но выносить сор — и ссору с известным журналистом — из избы и он не хотел…

С августа 1977 года я работал политобозревателем «Известий», примкнув позднее и к числу ведущих «Международную панораму» на ТВ. Много было загранпоездок, старался расширить тематику. Разумеется, наведывался и за океан. И вот прекрасный Сан-Франциско как сцена для неожиданных сюжетов. Там 10 ноября 1982 г. меня застала весть о смерти Брежнева. Поторопившись в Вашингтон, я был в совпосольстве, когда выразить свое скупое соболезнование явился президент Рейган, при котором противостояние двух держав крайне обострилось. В марте 1985 года сопровождал от «Известий» советскую парламентскую делегацию во главе с членом Политбюро Щербицким. И опять именно в Сан-Франциско мы узнали о смерти Черненко. Скомкав программу, Щербицкий поспешил в Москву, чтобы выбирать нового генсека. Но уже в Нью-Йорке, где пересаживались с американского на советский правительственный самолет, посол Добрынин доложил, что спешить, собственно, нет смысла: новым генеральным секретарем ЦК КПСС избран Горбачев.

Утешение не утешает

ПОСЛЕ брежневского застоя наступала головокружительная эра горбачевского «ускорения». Новый лидер не знал, не ведал, что уже через шесть лет перестройка, превратившись в «катастройку», выбросит его из Кремля руками Ельцина, начинавшего под народные аплодисменты борцом с «привилегиями номенклатуры» и кончившего как основоположник антигосударственного воровского олигархического капитализма, возникшего в России на развалинах СССР.

Снова пришлось быть свидетелем стремительных событий.

Первые пробы стихийной демократии завершились беловежским междусобойчиком на троих, крахом общего Отечества. Конечно, можно утешать себя тем, что старая система настолько прогнила, что не могла породить других преобразователей. Но утешение не утешает. И отнюдь не случайно прошлогоднее декабрьское сокрушительное поражение российских «либералов». Они всегда были в меньшинстве, но десять лет навязывали свою волю большинству, которое теперь решительно их отвергло.

— Последний вопрос. Часто ли вам приходилось кривить душой за свои газетные полвека?

— В первые годы, по незнанию и действуя в жестких рамках советской пропаганды, бывало, нес дежурную, шаблонную чушь. Но потом на корреспондентской и обозревательской работе душой не кривил. Еще и потому, что был человеком, верящим в идеалы. Между тем в новую эпоху «Известия», став «рыночной» газетой, воспевали гайдаровскую «шоковую терапию», чубайсовскую ваучеризацию всея Руси, танковый расстрел Белого дома в октябре 1993 г., залоговые аукционы 1996 года, породившие нынешнюю «нефтянку». Я в этих оргиях не участвовал. Чтобы не кривить душой, иногда писал в иностранные газеты, в частности, в японскую «Майнити». Не мы, коренные «известинцы», стали блудными детьми, а… наш родной дом стал блудным. И в 2000 году я покинул «Известия». Сейчас мечтаю об итоговой книге, может быть, о двухтомнике, в который вошли бы и избранное из прежних книг, и газетные мазки о новом времени.

В отличие от многих своих коллег, которые мельче окружающего их времени и встают на цыпочки, чтобы дотянуться до него, С. Н. Кондрашову не нужны эти изнурительные и иссушающие душу усилия. Талант, личность ставят его вровень со временем, позволяют им говорить на равных. Александр БОВИН