Петербурженке Софье Мстиславовне Толстой, племяннице "советского графа" писателя Алексея Толстого, недавно исполнилось 95 лет. Она говорит, что не чувствует возраста, что жить теперь легче, чем в советские времена. Эта потрясающая женщина сохранила хорошую память и любовь к жизни.
Ее отец, Мстислав, был братом автора "Хождений по мукам" и "Золотого ключика", но: познакомился с ним только за границей, где оба находились в эмиграции. А предыстория такова.
У графини Александры Толстой было трое детей, в том числе Мстислав. Беременная четвертым, Алексеем, она ушла от мужа к самарскому дворянину Бострому, бросив детей. Самому младшему тогда не исполнилось и трех лет. А впервые мамаша появилась среди оставленных детей на венчании Мстислава: стояла в церкви, спрятав лицо под вуалью. "Я тоже родилась в Самаре, отец тогда был предводителем местного дворянства, - рассказывает Софья Мстиславовна. - За два года до революции папа стал вице-губернатором Петрограда. Мы переехали, тем более что в Царском Селе жила бабушка, подарившая нам чудесный дом, который в революцию благополучно спалили. После октябрьского переворота мы с братом Николаем настаивали, чтобы папа эмигрировал, и он уехал, а мы с мамой остались.
Спустя годы пришел человек "оттуда" и сказал, что папа боится писать и просит у мамы (!) разрешения на женитьбу. Вот какие были нравы. Мама как женщина разумная передала благословение. Больше она ничего об отце не слышала". (Последний приют Анны Толстой - на Шуваловском кладбище рядом с церковью Св. Александра Невского. На могиле возвышается большой православный крест. Нынешним летом было 125 лет со дня ее рождения и 45 со дня смерти. - А. Р.)
- Когда грянула Первая мировая война, мне было 8 лет, но я сказала маме, что хочу ухаживать за ранеными. Сшили мне халатик, повязку с красным крестиком, косыночку. Поручили кормить-поить раненых, измерять температуру, работала я упоенно. С тех пор своей профессией выбрала медицину.
В 30-е годы я работала в Ялте в детском костнотуберкулезном санатории. Вдруг в газете появляется разоблачительная статья, что главврач взял на работу графиню Толстую. Прибыла комиссия, вызвали меня на ковер и спросили о происхождении. Ответила: "Мне не повезло, за свою жизнь ни одной дамы по фамилии Толстая и недворянки я не встретила. Давайте не будем играть в кошки-мышки, все равно вы меня "вычистите". Но я буду бороться, потому что есть указ Сталина, что дети "бывших", проявившие себя хорошо, не отвечают за родителей". К тому же я имела семь общественных нагрузок. Врачи не побоялись и написали отличные отзывы о моей работе, но вскоре все бумаги исчезли. И все-таки справку о восстановлении, спустя 11 месяцев, я получила. Подсобил дядюшка, писатель Толстой, к которому (кстати, тогда не знакомому с племянницей. - А. Р.) обратился один из врачей санатория. Когда я снова вышла на работу, это был самый счастливый день. Врачи мне аплодировали, повара устроили овацию ложками и поварешками. Сторож ручку поцеловал, а один сотрудник сказал: "Успокойся, никакая ты не графиня, ты наша!"
- В первые же дни войны меня мобилизовали, я переехала в Ленинград. Работала замначальника лаборатории в госпитале. Когда город бомбили, шептала молитву. Некоторые спрашивали, что я там шепчу. Отвечала: "Да чем-то мысли занять надо, вот и вспоминаю стихи". Всю жизнь поддерживала меня глубокая вера в то, что есть Господь - не бородатый дедушка, сидящий на облаках, а огромная сила, которая руководит миром. Никогда во мне эта вера не дрогнула. И ведь все здания вокруг были разрушены, а наше, переполненное ранеными, выстояло. Демобилизовалась в 45-м в звании старшего лейтенанта медслужбы. Награждена орденами Отечественной войны 2-й степени, Знаком Почета, медалями. После войны я совалась во всевозможные курсы усовершенствования. Много лет преподавала в Первом мединституте. Случалось, и профессора слушали мои лекции, даже сам Георгий Федорович Ланг - один из основоположников русской терапии. Я же прирожденный медик. 52 года была секретарем Ленинградского научного общества терапевтов им. Боткина.
- Своей семьи у меня так и не сложилось, но больше 40 лет назад из Парижа в Ленинград приехала моя родная сестра. Помните, папа же в Париже женился. Оля рассказала, что отец умер в 1949-м, он всегда мечтал, чтобы его русская семья приехала во Францию. Возможно, мама и желала этого, но у нас с братом (Николай умер во время войны) патриотические чувства были на высоте. Ольга тоже долгие годы хотела нас разыскать. Она устроилась воспитателем в семью, глава которой бывал в России, и однажды приехала с ним в Москву. Начались поиски через медицинские круги.
На Московском вокзале она меня как-то сразу узнала и кинулась на шею. А мама скончалась за полтора года до встречи. Она со своей светлой душой тоже приняла бы Олю как дочку, а Оля боялась: Сестра приезжает ко мне дважды в год. Обычно день мы говорим с ней по-русски, день - по-французски.
- Я всегда любила слушать церковное пение и сама 10 лет пела в церковном хоре. А вы знаете, что и Шаляпин начинал с церковного хора? Я дружила с его концертмейстером Верой Епанешниковой, мы жили в одной квартире. Когда Вера умерла, я решила отдать памятные вещи в Музей-квартиру Шаляпина на улице Графтио. Позвонила, и уже через полчаса прибежали посыльные. Два мешка унесли. А мне подарили сувенирную чашечку с профилем Шаляпина, они там продаются. Меня наши ругали: мол, гнилая интеллигенция, все отдала. Но чтобы я за такие вещи деньги брала? Боже сохрани. И золотым правилом считаю слова мамы: "Никогда не жалейте о том, что потеряли, жалейте о том, кого потеряли".