Этим летом в отечественный прокат вышла романтическая комедия «Париж-Манхэттен». Режиссер лично представила свою картину в Москве. В интервью «Новым Известиям» Софии ЛЕЛУШ рассказала о том, что вдохновило ее на эту работу и как киноискусство помогает в реальной жизни.
– Софи, в вашем фильме много явных и скрытых цитат из фильмов Вуди Аллена «Ханна и ее сестры», «Загадочное убийство в Манхэттене» и других. Но сама концепция напоминает в первую очередь его «Пурпурную розу Каира». Лента Алена вас вдохновила или какой-то личный опыт, знакомая история?
– Это было личное, но «Пурпурная роза Каира» меня вдохновила. Она помогла мне в создании героини, которая будет эволюционировать в обратном направлении. В том, как центральный персонаж будет жить в своих мечтах, а потом, в конце фильма, погрузится в реальность.
– Но, мне кажется, у вас совершенно противоположный посыл...
– Да, «Пурпурная роза Каира» показывает реальность гораздо более печально, а я как раз хотела сделать нечто противоположное.
– В начале просмотра сразу понимаешь, что ближе к концу должен появиться сам Вуди Аллен. Как вам с ним работалось? Он, кстати, уже видел готовый вариант?
– Нет, пока не видел. А было так: я просто послала ему сценарий и он... просто согласился. У нас был один съемочный день с Вуди, но я им не руководила. Его присутствие в фильме абсолютно сюрреалистично. Открывается дверь, и вот и он! Каждый раз, когда я смотрю ленту, меня ошеломляет его появление!
– А кто ваш любимый режиссер, помимо Аллена, конечно?
– Их много... Очень люблю Джеймса Грея, Кристофа Оноре, Мориса Пиало. Но последний погружается в реальность очень глубоко, он – моя противоположность. То, как он работает с выстроенной действительностью, реальной жизнью в своих картинах, очень мне симпатично, и я отталкивалась от этого, но для того чтобы сделать нечто обратное. Особенно среди его работ я люблю, помимо «Обнаженного детства» и «Под солнцем Сатаны», «За наших любимых» и, конечно, «Ван Гога».
– Сегодня наблюдается переизбыток схематичных романтических комедий, особенно американских. Порой даже кажется, что жанр себя изжил. Но «Париж-Манхэттен» пытается в определенной мере уйти от этого, работает с клише очень аккуратно... Почти как Аллен! Не боитесь, что ваш фильм затеряется среди других работ подобного жанра? Конкуренция ведь большая...
– Нет, потому что в «Париже-Манхэттене» как представителе жанра, конечно, происходит смешение двух элементов, двух кодов. Есть код смешного и необходимая история взросления: переход героини из состояния детства во взрослый период. Но она не всегда заметна, и я попыталась сделать акцент на этом. Есть еще одна отличительная черта – ожидаемый персонаж. Все действующие лица моего фильма просто находятся в романтических декорациях, но не являются романтическими героями, что лишает их стереотипности.
– Для вас «Париж-Манхэттен» – полнометражный дебют. И вы долго шли к нему, учитывая, что ваша первая короткометражная работа была снята в 1999 году. Вынашивали замысел или были какие-то другие трудности?
– Вообще-то 10 лет пролетает очень быстро! Вы и не заметите... Я немножко прикрывалась детьми, говорила себе «это не твое», «слишком сложно», «у тебя нет таланта», «нужно быть мамой». Но когда дети повзрослели, стали сами ходить в школу, у меня уже не было оправданий.
– В таком случае не расскажете ли о творческих планах?
– Обещаю, что 10 лет ждать не придется. Сейчас есть два варианта, две истории, но я пока не решила, что выберу.
– Что думаете о нынешнем кинематографе? Некоторые считают, что у нас в этом плане уже не конец света, а постапокалипсис.
– Это не так. Сейчас выходит много хороших, интересных фильмов. Во Франции есть много молодых режиссеров, о которых говорят. Есть что снимать.
– А что происходит сейчас с киноиндустрией во Франции? Насколько известно, там и господдержка, и помощь в зарубежном прокате.
– Мы как раз этим избалованы. В отличие от режиссеров других стран. Нам очень много помогают, и от этого кто-то отказывается от работы, потому что не согласен с оплатой, с чем-то другим и так далее. Иногда это тормозит и не идет на благо.
– Насколько трудно пробиться, встроиться в киноиндустрию?
– Да, сложно. Первый вариант – существует киношкола, и если ты был в ней, то находишься в некой ограниченной сети. Благодаря этому есть возможность работать. Другой путь – писать сценарии. Это дает тебе возможность встречаться с людьми, и уже так попадаешь в индустрию. Я пробовала оба варианта, и оба помогли получить то, что у меня есть сейчас.
– Как вам российское кино? Не думали с кем-нибудь поработать?
– Во Франции, кстати, показывают много российских картин. Я очень люблю Тарковского, Сокурова, Михалкова и еще многих. Но российское кино – не для всех. Оно очень интеллектуальное, очень глубокое, в чем-то недоступное всем. Это искусство. Оно этим и привлекательно. А насчет сотрудничества с кем-то – пока нет.
– Как вам кажется, для чего нужно кино? Ведь в вашем фильме главная героиня начинает по-настоящему что-то делать после того как прекращает искать ответы в фильмах Вуди Аллена. Получается, что оно не помогает, а мешает...
– Кино очень важно, потому что оно предлагает другую реальность. И этим как раз помогает зрителю.
– Но разве это не бегство от действительности?
– Нет. Это дает возможность прожить чужие жизни и научиться чему-то. Есть опасность «остаться» там и ничего не делать, нужно перейти к активности, что-то менять благодаря полученному от экрана. Только так кино способно менять жизнь и помогать в ней.