Моховая, 20 - красивый четырехэтажный дом, украшенный портиком с двумя коринфскими полуколоннами, высокое крыльцо, огромные окна с частыми переплетами. Психологический институт обитает в этом здании чуть меньше века. С той, чье имя он когда-то носил, связана одна из самых красивых московских легенд.
Источник информации: журнал "КАРАВАН ИСТОРИЙ", декабрь 1999.
Теперь так уже не строят: толстые стены, высокие потолки, широкие лестничные марши, лабиринт коридоров, в котором легко заблудиться человеку со стороны... Легенда о "даме в белом" - призрачной, тающей в воздухе фигуре, появляющейся по вечерам то в одном, то в другом конце здания, переходит от поколения к поколению работающих здесь людей. Те, кто знает историю института, рассказывают о Лидии Щукиной: ее муж, крупный промышленник и знаменитый меценат Сергей Иванович Щукин, построил в начале века это здание, чтобы ученые, многие из которых увлекались тогда спиритизмом и прочими оккультными науками, помогли ему увидеть хотя бы тень, хотя бы призрак любимой жены.
Говорят: ее дух не может успокоиться, потому что условия, на которых Щукин подарил это здание Московскому университету (на его строительство он пожертвовал около 200 тысяч рублей), не были выполнены. Институт должен был носить ее имя, в фойе вдовец хотел видеть ее портрет, день рождения Лидии Григорьевны предписано было считать официальным праздником института, имя покойницы следовало выбить на фасаде здания.
С приходом Советской власти об этом пришлось забыть. Имя Щукина, доживавшего свой век в эмиграции, в стенах института никогда не упоминалось. Его жена, память которой он так хотел увековечить, была бы напрочь забыта, если бы тех, кто работал в Психологическом институте, не тревожила странная тень, - в тридцатые годы за одно упоминание имени того, кто когда-то построил этот дом, сотрудника института вполне могли посадить. А Щукин доживал свой век надеясь на то, что в России помнят и его самого, и его жену: во Франции восьмидесятилетнему эмигранту было очень одиноко.
...Глубокому старику не к лицу бояться смерти, и Сергей Иванович ждал конца со спокойным достоинством глубоко верующего человека. Он умирал в своей постели, в теплом, обустроенном доме, окруженный хлопочущей вокруг родней. Сергей Щукин оставлял им доброе имя и верный кусок хлеба - этим могли похвастаться немногие из обосновавшихся в Париже эмигрантов. Тяжелой, беспросветной нищеты, когда по мокрой мостовой хлопают оторвавшиеся подошвы и осенний ветер пронизывает подбитое рыбьим мехом пальто, Щукины не знали - деньги, что Сергей Иванович до революции держал в западных банках, обеспечили их на много лет вперед. Старый человек уходил, зная, что долг перед близкими он выполнил. Контуры комнаты дробились, сливались лица внучек, крест, который поднес к его губам священник, сверкал, как люстры в его московском дворце...
Он был самым хватким и оборотистым из пяти братьев Щукиных. Их дед пришел в Москву пешком из города Боровска, их отец сам выделывал кисею и прятал медные деньги под половицу, а потом записался сразу в первую гильдию, обзавелся большим домом, роскошным выездом и женой-меломанкой. (В Большом театре Щукин-старший особенно любил диванчик в аванложе - там ему всегда хорошо спалось.)
Дети пошли в мать - образованную и утонченную Екатерину Петровну Боткину, даму из московской купеческой аристократии. Брат Николай собирал старинное серебро, брат Петр коллекционировал фарфор, жемчужное шитье, древние книги и эмали. Со временем он построил в Москве собственный музей, пожертвовал его в казну и был пожалован генеральским чином. Брат Иван прожил жизнь в Париже - там его называли "графом Щукиным"... А сам Сергей всю жизнь приумножал семейные капиталы: деловая Москва звала Сергея Щукина "министром коммерции" и "дикобразом".
Все должно было сложиться иначе. В детстве он был самым слабым из братьев: нервным, низкорослым, заикающимся... Сергей Щукин сам настоял, чтобы его тоже учили коммерции, укрепил тело спортом, стал безжалостен и расчетлив - конкуренты рассказывали легенды о его аферах и головокружительных деловых комбинациях. (В 1905 году, когда все были напуганы революцией и коммерция не приносила доходов, Щукин скупил всю московскую мануфактуру и нажил на этом миллион.) Его жена была первой красавицей Москвы, старший сын подавал большие надежды - отец видел в нем своего преемника, средний стал ученым, и лишь младший сын Григорий, от рождения глухой, навсегда замкнувшийся в своем призрачном мире, был болью и горем семьи... Тридцать лет назад Сергей Щукин считал себя счастливым человеком - расставаясь с этим миром, он пытался понять, чем прогневал Господа, почему налаженная, благополучная жизнь рухнула и разлетелась вдребезги.
В 1905 году утопился его семнадцатилетний сын Сергей. Говорили, что он был членом существовавшего тогда клуба самоубийц: дети богатых и знатных родителей кончали с собой по жребию. Револьверная пуля, цианистый калий, прыжок под поезд - молодые люди уходили из жизни один за другим, и в конце концов очередь дошла и до его мальчика... А затем не стало и жены.
Когда он женился на восемнадцатилетней девушке, ему был тридцать один год. Лидочка Коренева происходила из старинной дворянской семьи, и московские сплетники шептались о том, что вслед за дворцом генерал-губернатора (когда-то он был дворцом Трубецких) мануфактурщик прикупил и жену-дворянку. "Добрые люди" пересказывали ему, о чем судачила вся Москва, а он только посмеивался.
Лидия Коренева, одна из первых красавиц Москвы (за глаза ее называли "шемаханской царицей"), не думала о щукинском состоянии. Она любила наряды и балы, а он вел жизнь аскета - обедал картошкой и простоквашей, спал с открытым окном и зимними утрами просыпался запорошенный снегом - им не всегда было просто вместе, но они любили друг друга.
Лидочка никогда ничем не болела, а сгорела в три дня. Врачи говорили, что дело в какой-то женской болезни. В обществе ходили слухи, что покойница отравилась. Якобы Лидия Щукина не простила мужу гибели сына, незадолго до своей смерти переставшего разговаривать с отцом. Семьи его друзей жертвовали деньги на революцию, а Сергей Щукин во время московского восстания прикармливал "черную сотню"... Тогда он пропустил это мимо ушей, но через два года покончил с собой сын Григорий. (Московские сплетники утверждали, что купца настигла Божья кара, а причиной тому - безбожные увлечения Щукина: он-де развесил в домовой церкви богомерзкую мазню Ренуара и Пикассо.) Прошло несколько месяцев, и застрелился брат Иван, долго и безуспешно просивший его о помощи. После этого мир окрасился для него в черный цвет.
Иван Щукин не любил коммерции. Он жил во Франции и читал лекции в Русской высшей школе общественных наук. Немного журналист, немного искусствовед (французы тем не менее наградили его орденом Почетного легиона), Иван менял любовниц как перчатки, держал открытый дом и собирал картины старых мастеров - его коллекция Гойи и Веласкеса была самой большой в Париже.
Последняя пассия изрядно его пощипала. Каждую неделю он дарил ей по новому платью и дорогому колье. А тут зашаталась нью-йоркская биржа, и американские медные акции, в которые их брат Николай вложил все свои средства, резко пошли вниз... Полгода еще Николай посылал Ивану деньги, потом посоветовал продать часть картин, но оценщики сказали, что большая часть собрания - подделки.
Вокруг Ивана давно вилась темная публика: ему показывали письмо из Испании - в дальнем монастыре обнаружен-де подлинник Веласкеса, можно купить его по дешевке и вывезти из страны, заменив подделкой... И Иван Щукин привозил домой фальшивку, а прибыль мошенники и настоятель делили пополам.
На брате висел огромный долг, выплатить который он не мог, помощи ждать было неоткуда. И тогда Иван решил, что будет жить как прежде. А когда остатки состояния растаяли, он в последний раз принял гостей, поздно вечером проводил их до дверей, поднялся в кабинет и пустил себе пулю в сердце. Самоубийц тогда не хоронили на кладбищах, и похороны прошли по гражданскому обряду - Ивана Щукина кремировали, и после этого Сергей Щукин поседел. Ничего более отвратительного, чем кремация, он, глубоко религиозный человек, не представлял.
...Теперь пришел и его черед. Вокруг хлопотали вторая жена, свояченица, дочка... Жаль, что любимый сын Иван в далеком Бейруте - значит, они так и не простятся... Это не страшно: главное - он вырос хорошим, достойным человеком, стало быть, имя Щукиных будет жить - его вспомнят добром даже в изгнавшей их России.
Дома остались картины - десятки полотен Гогена, Моне, Пикассо, Матисса, Ренуара, Руссо, Сислея: современное искусство было его главной страстью, коллекции он отдал и жизнь, и состояние.
Пикассо и Матисс жили на его деньги - если бы он не покупал их работы, они, быть может, и не дождались бы своего признания. Из-за этого влюбленная в передвижников Москва считала его сумасшедшим: несколько лет назад Александр Бенуа сказал ему об этом в глаза. Говорили, что Щукин чудит, что его увлечение импрессионистами не что иное, как московское самодурство, дикий купеческий "чертогон"... А теперь его коллекция стоит десятки миллионов долларов. Ее национализировали сразу после Октября: его дворец стал Музеем современного искусства, а он превратился в хранителя и экскурсовода, ютившегося тут же, при своем бывшем собрании, в комнате кухарки. Не беда: главное, что ему и его семье удалось бежать из России, а коллекцию музей сохранит лучше, чем наследники.
На родине остался и его погребальный дар, который он пожертвовал после обрушившейся на него череды смертей: в 1910 году он отдал двести тысяч рублей на строительство Психологического института. Дама, с которой он тогда был близок, познакомила его с молодым киевским профессором Челпановым. Щукин решил - лучше помочь науке, чем жертвовать на храм: может быть, профессор когда-нибудь сумеет объяснить, почему богатые и красивые, совсем молодые люди решаются на самоубийство...
У парадного входа висит доска с профилем Лидии - институт носит ее имя и здесь теперь каждый год будут отмечать день ее именин... Он почувствовал, что его губ коснулись святые дары, ощутил на лбу руку священника, а затем стены комнаты раскрылись и он полетел в какую-то бесконечную, сияющую бездну - о том, как сложилась судьба сына, что произошло с его собранием и Психологическим институтом, который носит имя его жены, Лидии Щукиной, Сергей Иванович не узнал никогда.
Его сын Иван Щукин окончил Сорбонну, преподавал в Каирском университете, изучал средневековое восточное искусство. Он погиб в самолете, случайно сбитом во время Ливанской войны. (Его богатейшая библиотека до сих пор лежит невостребованной во французском посольстве в Каире.)
Музей нового европейского искусства был упразднен в сороковые годы, во время борьбы с "низкопоклонством перед Западом". Картины, которые вполне могли продать за рубеж, к счастью, удалось спасти - сейчас они находятся в Пушкинском музее. А Психологический институт до сих пор считается одним из серьезнейших научных учреждений мира, и памятная доска с женским профилем вновь висит у его парадного входа.
Сергей Щукин лежит на мон-мартрском кладбище - широкий постамент, массивная гранитная плита... Его дети погибли, правнуки рассеялись по всему свету, родового гнезда Щукиных больше не существует - но в далекой России каждый год отмечают день ангела его любимой жены.