Бабушка убийцы шестерых человек в Белгороде рассказала «Известиям» о его детстве, молодости и о том, как его психику изувечила тюрьма.
Бабушка «белгородского стрелка» Сергея Помазуна Анна Никифоровна была уверена, что сразу после трагедии он покончил с собой.
Чувство у меня такое, будто в реку он бросился — как понял, каких делов натворил, сколько людей невинных пострелял, так и прыгнул, вот и не могут его нигде найти». — Старушка сидит в кресле рядом с фотографией Сережи. На ней ему нет и трех лет: хорошенький маленький мальчик качается на деревянной лошадке и широко улыбается в камеру.
Всю ночь возле дома бабушки и дедушки Сергея в селе Купино, что в 64 км от Белгорода, дежурила полицейская машина. С утра ОМОН и спецназ прочесывали дом, обыскивая подпол и чердак.
— Сказали, что к нам может прийти, чтобы закрывались на ночь, — плачет Анна Никифоровна. — А мы так не привыкли, разве что фортку закрываем, а так — нараспашку все. Дед всю ночь кряхтел на диване, все повторял: лишь бы сдался да никого больше не поубивал.
Во дворе надрывается черная дворняга, жмурятся на солнце кошки. С виду все тихо, чинно-благородно. Но в поселковой бухгалтерии уверяли, что все боялись, как бы Сережка к бабушке с дедушкой не явился.
«У нас же вырос, вдруг придет?» — наперебой повторяли три тетушки в небольшой комнатушке. Про семью Помазун гов
орят только хорошее, и родители, и бабки-дедки все родом отсюда, всю жизнь на глазах были. Да и про Сергея Помазуна, прозванного после бойни «белгородским стрелком», тоже ничего плохого. «Обычный мальчишка был, играл тут у нас, а как вырос, оказывается, в тюрьму загремел», — рассказывают односельчане.
Тюрьма-то, куда Помазун загремел на пять лет за автоугон, и сломала ее внука, уверена Анна Никифоровна.
— Есть люди сильные, они стерпят, сдюжат, а Сережка не смог, я так думаю, — качает она головой. — Саша, отец Сережкин, после зоны к нам его привез. 20 декабря прошлого года его освободили, отсидел от звонка до звонка. Сережка, уж не знаю, где деньги взял, накупил нам с дедом всего: и бананы, и виноград, и торт, и пирожные, мы сели отмечать. Я говорю: «Внучок, теперь надо жизнь устраивать, работу искать, жену, правнучков с дедом хотим». А он другой какой-то стал, вообще перестал улыбаться, разучился радоваться жизни. Последние два года он в одиночке сидел. (Уже известно, что в ИК, где отбывал срок Помазун, у него было 29 взысканий. — «Известия».) Я спрашивала, как он там один, а он — одному лучше, чем в сваре. Я, говорит, в окошко смотрел, как деревья распускаются, как бабки в поле работают. Может, он в оди
очке умом-то и тронулся? Ну вот не такой он, как надо! Я еще дочке говорю: «Люд, может, полечили бы его, в психушку, чи шо?». И ему, внучку: «Ежели у тебя голова болит, так ты полечись». А он день с ночью перепутал, день спит, ночью телик смотрит да билеты учит — хотел водителем маршрутки стать, а сдать экзамены никак не мог, учит всю ночь, а в голове ничего не откладывается. Последний раз, когда не сдал, так разозлился, что билеты эти разорвал и спалил.
Старушка приносит открытки и письма, которые Сергей довольно-таки часто присылал им с дедом из заключения. В них он о себе ничего не рассказывает, а просит, чтобы «бабуля и дедуля покупали себе хорошие продукты в магазине к празднику». «Особенно кедровые орешки полезны для легких», — пишет он, «да чтобы в Белгород выбирались хоть иногда». Приветы знакомым занимают по два листа, в конце каждого предложения — восклицательный знак. Просит передать привет Анне, девушке своей, да ее родным. Аня его из колонии не дождалась — уехала в Москву, вышла замуж, ребенка уже родила, но Сергею об этом не говорили.
О его отце, Александре, писали, что он был тоже судим. На самом деле никаких судимостей у него не было.
— Брехня это, не верьте, — говорит Анна Никифоровна. —
Сашка на витаминном заводе всю жизнь работал, его с почетом на пенсию провожали. А потом в егери пошел, заказник охранял, так бы и работал, да ноги стали болеть, ушел в лицей электриком. А где Сережка так стрелять научился — не знаю, не слышала, чтобы отец его с собой брал. Но в армии он служил — может, там?
Сергей Помазун в понедельник в центре Белгорода выстрелил всего шесть раз — и шесть человек убил насмерть. 16-летней Софье Г. пуля попала прямо в сердце. 39-летний Игорь Малыхин, продавец в магазине «Охота», куда Помазун зашел с отцовским ружьем, недавно похоронил мать. Накануне трагедии в его семье отмечали 40 дней, а незадолго до этого умерла бабушка Игоря. У Малыхина остались годовалый сын и трехлетняя дочка. Его друг Руслан, которого мы встретили у порога того самого магазина, где произошли три первых убийства, говорит, что Помазун пришел туда с ружьем и требовал, чтобы ему продали патроны.
— Но ребята ему отказали, и он их за это расстрелял, — рассказывает Руслан. — Я был тут через полчаса, мужиков только накрыли черными пакетами, рядом, возле универмага «Белгород» (от «Охоты» до него через сквер метров 150, не больше. — «Известия») лежали еще два трупа — Игоря Болдырева, которого оп
знали последним, и 13-летней Алины Ч.
Другой очевидец, Сергей Рябенко, был в универмаге, когда раздались два хлопка.
— У нас тут всегда так спокойно, я подумал, что это отбойный молоток, вышел — девочка лежит в крови, полиция кругом, а ее мать рыдает от горя и требует пустить к ребенку, — вспоминает он.
Рябенко тоже говорит, что в «Охоте», где он сам не раз бывал, без документов или по знакомству никому ничего не продавали.
BMW X5, на котором «белгородский стрелок» приехал к «Охоте», его родители купили совсем недавно. Людмила, его мать, взяла на машину большой кредит.
— Думаю, она боялась его и старалась во всем угодить от греха подальше, — горюет бабушка. — В детстве он был очень болезненным ребенком, единственным к тому же. С ним постоянно носились, боялись, как бы не умер, каждое лето в санаторий отправляли, все лучшее — ребенку. А после отсидки он на Люду покрикивать стал — нет, руку при мне на нее не поднимал, не видела, а она меня берегла, могла и не рассказать. А вот в полицию она ходила за помощью. Говорила, что он странный стал, агрессивный, как бы чего не вышло. Мы все психиатру хотели его показать, но Сережка — ни в какую. А там (в полиции. — «Известия») Люде отвечали: «Пока ни
чего не натворил, мы забрать его не можем, незаконно иначе будет».
Уже в полиции, после расстрела шестерых человек, его отец Александр Помазун рассказал, что на днях Сергей кинулся на него с ножом, но он никуда на него заявлять не стал и к врачам не обращался, потому что пожалел сына.
— Сережка даже ел отдельно — не то, что мы готовили. И воду себе из магазина покупал — всё боялся, вдруг мы ему чего подмешивать будем. У нас была грешная мысль, может, подлить ему чего, чтоб поспокойнее был. Люда ездила в святое место, воды ему привозила намоленной, в церковь его зазывала — надеялись, что поможет, а он — никак, — снова плачет бабушка Анна Никифоровна. — Ой, да за что ж нам такая напасть, у меня такие дети хорошие, а он опозорил нас на всю страну!..
В городском управлении образования, где мать «стрелка» Людмила Помазун работает с 1982 года, ей все сочувствуют. В местных блогах развернулись целые дискуссии на тему: откуда у ранее судимого отца Помазуна оказалось зарегистрированное оружие. Коллеги Людмилы Помазун переживают, что ее мужа Александра объявили уголовником, хотя на самом деле ничего такого и близко не было.
— Людмила Николаевна — очень порядочная и честная женщина, это очень хорошая семья, просто у людей несчастье, очень большо