Сергей Михалков

Биография

У Сергея Михалкова такой пароль есть, и обозначается он двумя всем знакомыми с детства словами: «Дядя Стёпа». Именно этот добрый великан, храбрый и великодушный, спасающий людей «задаром» и одним движением руки предотвращающий крушение поездов, прочно ассоциируется в сознании читателей с обликом и личностью самого поэта: неслучайно некоторые иллюстраторы поэмы изображают ее героя с лицом Сергея Михалкова...
Однако у патриарха отечественной литературы существует еще и «запасной» пароль для взрослых, и имя ему — Гимн. Никогда, ни в одной стране мира не случалось так, чтобы слова трех державных гимнов (1943, 1977, 2001 гг.) написал один и тот же человек, получивший это право на конкурсной основе: явление феноменальное, достойное занять почетное место в книге рекордов Гиннесса.

Родился 13 марта 1913 года в Москве. Отец — Владимир Александрович Михалков (1886—1932). Мать — Ольга Михайловна Михалкова, урожденная Глебова (1883—1932). Первая супруга — Наталья Петровна Кончаловская (1903—1988). Старший сын — Андрей Сергеевич Михалков-Кончаловский (1937 г. рожд.). Младший сын — Никита Сергеевич Михалков (1945 г. рожд.). Вторая супруга — Юлия Валериевна Субботина (1961 г. рожд.). На сегодняшний день у С.В.Михалкова 10 внуков и 8 правнуков.

Пожалуй, немного найдется в отечественной (да и в мировой) литературе писателей, чьё имя можно было бы зашифровать «паролем» — названием главного, самого известного и любимого читателями его произведения. У Сергея Михалкова такой пароль есть, и обозначается он двумя всем знакомыми с детства словами: «Дядя Стёпа». Именно этот добрый великан, храбрый и великодушный, спасающий людей «задаром» и одним движением руки предотвращающий крушение поездов, прочно ассоциируется в сознании читателей с обликом и личностью самого поэта: неслучайно некоторые иллюстраторы поэмы изображают ее героя с лицом Сергея Михалкова. И так — с 1935 года, года «рождения» дяди Стёпы, который и сегодня, в 2003 году, ровно 68 лет подряд, триумфально шествует от одного ребячьего сердца к другому.

Однако у патриарха отечественной литературы существует еще и «запасной» пароль для взрослых, и имя ему — Гимн. Никогда, ни в одной стране мира не случалось так, чтобы слова трех державных гимнов (1943, 1977, 2001 гг.) написал один и тот же человек, получивший это право на конкурсной основе: явление феноменальное, достойное занять почетное место в книге рекордов Гиннесса.

Впрочем, столь же уникальной представляется и история семьи Сергея Владимировича Михалкова, в очередной раз подтверждающая, какую огромную роль играет генетика в вероятности появления выдающейся творческой личности.

…Не стану лукавить и скажу прямо: горжусь своими предками. Документы свидетельствуют: Михалковы — древний русский род. Старинное предание указывает, что «пошел» он из Литвы. Как известно, в свое время западные русские земли оказались под властью Великого княжества Литовского. В XV веке многие русские жители этого края, чтобы избежать притеснений со стороны литовских феодалов и не желая переходить в католичество, растворяться в чужой им этнической среде, терять свою принадлежность к русскому народу, переселялись на Русь — в Москву, Тверь и другие города.

Выехал в первой половине XV века из Литвы в Тверь, на службу к великому князю Ивану Михайловичу Тверскому, и некто Марк Демидович. От его потомков Киндыревых «ответвились» Михалковы.

В сборнике «Старина и новизна» (книга XVII, 1914) записано:

«Михалковы в свойстве с Шестовыми, родом Великой Старицы Марфы Ивановны, матери Царя Михаила Федоровича. Первым «постельничим» вновь избранного Царя был человек ему не сторонний, а именно Михалков.

Связи Михалкова с Шестовым не объясняют ли этот выбор, так как постельничие были люди Царям не чужие».

…В разное время Михалковы проявляли себя на самых разных поприщах военной и государственной службы. Многие из них пролили свою кровь в боях за Отечество, иные оставили о себе память как видные деятели русской культуры.

В допетровские времена были среди Михалковых и простые воины, и «служилые люди», и в разных чинах «люди начальные».

Первый постельничий молодого царя Михаила Федоровича — Константин Иванович Михалков — был наместником трети Московской (умер в 1628 г.).

Федор Иванович Михалков служил воеводой в Романове, Тотьме и Чебоксарах. В Смутное время, в годы иноземного нашествия на Русь, он, по выражению тех времен, «не покривил» и сохранил верность Отечеству, за что ему в 1613 году «за службу против польских и литовских людей» и за «московское сидение» была пожалована вотчина «по приговору» боярина князя Дмитрия Трубецкого и князя Дмитрия Пожарского.

…Как пример можно привести судьбу Дмитрия Васильевича Михалкова, умершего в 1684 году. За свою сорокалетнюю службу Отечеству этот русский воин участвовал во многих походах во время русско-шведской и русско-польской войн середины XVII века. В не удачном для России конотопском сражении 1659 года был тяжело ранен. «И на том Конотопском бою в приход хана Крымского, — пишет своей рукой Д.В.Михалков, — я… тяжело ранен саблею великою раною — больше половины пересечена шея на великую… силу и голова на плечах удержалась». Несмотря на тяжелое ранение, воин оставался в строю и вновь был ранен во время жарких боев между русскими войсками и татарской армией везира Кара-Мустафы под Чигирином летом 1678 года.

Славные традиции семьи Михалковых продолжили и последующие ее поколения — как в допетровские, так и в послепетровские времена. Так, прапрадед писателя, его полный тезка Сергей Владимирович Михалков (1789—1843), в составе знаменитого Семеновского полка дослужился от унтер-офицера до чина подпоручика, сумев отличиться в сражениях против Наполеона под Аустерлицем (1805 г.) и при Фридланде (1807 г.), награжден несколькими боевыми орденами России.

А вот сын его, прадед поэта Владимир Сергеевич Михалков (1817—1903), открыл новую страничку в истории семьи — теперь уже не в военной сфере, а в области культуры. Блестяще окончив Дерптский университет (ныне г. Тарту), он посвятил себя деятельности на ниве народного образования: в течение долгих лет был почетным смотрителем Ярославской губернской гимназии, которой в 1855 году пожертвовал крупную коллекцию минералов и книги из личной библиотеки. Будучи страстным собирателем, большую часть предметов старины — гравюры, посуду, одежду — передал Историко-художественному музею Рыбинска: они и по сей день составляют золотой фонд его экспозиции. В отставку Владимир Сергеевич вышел в чине действительного статского советника (в военной иерархии чинов соответствует генерал-майору), и, являясь владельцем одной из известнейших частных библиотек России, он, в лучших традициях дворянской интеллигенции, оставил завещательное распоряжение предоставить свое собрание «в общественное пользование». Выполнил волю своего покойного деда отец С.В.Михалкова, Владимир Александрович: в 1917 году уникальная родовая библиотека перешла в фонд Румянцевского музея и находится там до сих пор.

Любопытно еще и то, что побочные ответвления генеалогического древа рода Михалковых ведут к близким родственным связям с Толстыми и к дальним — с Николаем Васильевичем Гоголем.

Примечательна и родословная С.В.Михалкова по материнской линии. Мать его, Ольга Михайловна (урожденная Глебова), происходила из семьи, тоже далеко не чуждой военной и государственной службе. Так, прапрадед писателя, Михаил Петрович Глебов, участник Отечественной войны 1812 года, в 1814 году был награжден золотой саблей с надписью «За храбрость» в знак особого отличия в сражении против французов при Гельзберге. Такую же награду за верную службу в войне 1812—1814 годов получил и другой прадед Ольги Михайловны — майор Григорий Михайлович Безобразов.

Отец будущего поэта, Владимир Александрович Михалков, окончил юридический факультет Московского университета и неожиданно для всех увлекся… птицеводством. Но неожиданностью это могло показаться лишь на первый взгляд. Дело в том, что Октябрьская революция, радикально изменив общественный строй в России, тем самым вольно или невольно «вытеснила» из страны многих образованных специалистов из числа представителей русской интеллигенции. Их место должны были занять те, кто решил добровольно служить своему народу независимо от формы власти в государстве. К таким честным и бесстрастным людям и принадлежал Владимир Александрович Михалков.

Могла ли наша семья спрятаться от бед и невзгод послереволюционной России где-нибудь в Париже или в Берлине? Разумеется, могла.

Почему же мой отец выбрал иной путь? Почему он решил, несмотря ни на что, терпеть все, что суждено русскому народу? Должно быть, и потому, что знал себя, знал, что истинно русскому человеку трудно, почти невозможно прижиться в чужом, даже благодатном краю.

Он говорил:

— Россия выбрала себе другую власть. Я — русский человек, и я не буду бороться с этой властью, я буду работать, служить своему народу…

Надо при этом учесть, что он был верующим человеком и понятия долга перед людьми, Отечеством были для него не пустым звуком. Поэтому он в числе других образованных людей услышал призыв о помощи, в которой нуждалось разрушенное хозяйство страны.

Да, призыв был от новой власти, от большевиков, от тех, кто разорил его семью. Но другой-то власти не было! И другого разумного призыва он не слыхал. Великий жизнелюб, энергичный, деятельный человек, отец мой не мог, как иные, сидеть где-нибудь в уголке и крыть «проклятых большевиков», вспоминая с надрывом свое светлое былое, чем занимались многие «бывшие» что в России, что в эмиграции. Воспитанный в уважении к простому народу, в сострадании к его бедам, он не посчитал доблестью саботаж, а пошел и стал работать там, где был нужнее.

Впрочем, в том, что в 1927 году семья Михалковых переехала из Москвы в Пятигорск (отцу предложили работу в Терселькредсоюзе), сам Сергей Владимирович усматривает и еще один немаловажный аспект: «бывшим» лучше было не попадаться на глаза бдительным органам.

Ученый, изобретатель, энтузиаст и пропагандист своего дела, Владимир Александрович менее чем за десять лет опубликовал около тридцати работ, наиболее популярными из которых были у птицеводов его брошюры: «Чем хороши и почему доходны белые леггорны?», «Правильное кормление яйценосных кур», «Что такое пекинская утка и какая от нее польза» и другие.

Имя Владимира Александровича Михалкова и по сей день занимает почетное место в ряду ветеранов отечественного птицеводства.

Мать Сергея Владимировича, Ольга Михайловна, всецело преданная семье, мягкая, сердечная женщина, некоторое время учительствовала, была сестрой милосердия, а затем полностью отдала себя мужу и детям, которых было трое — Сергей, Михаил и Александр. Говоря о матери, поэт прежде всего вспоминает ее склоненную голову в мерцающем свете керосиновой лампы: мама старательно распарывает какое-то старое пальтишко, прикидывая, какую полезную вещь можно из него выкроить для кого-то из членов семьи… Именно ей братья были обязаны тем, что получили образование, узнали языки, умели прилично вести себя в обществе. А мужу она стала верной соратницей в его изобретательстве, всегда поддерживая все его начинания, а иногда тактично подсказывая то или иное возможное решение возникших проблем. Неслучайно, говоря о высоких наградах, которых в разные времена были удостоены его предки, благодарный сын отмечает, что «мама моя тоже имела право на высокую награду» за самоотверженность, верность своему материнскому долгу и умение держаться достойно в самых тяжелых жизненных обстоятельствах.

В такой историко-культурной семейной панораме 13 марта 1913 года в Москве появился на свет мальчик Сережа — будущий знаменитый поэт и писатель, подлинный Гражданин своего Отечества.

Раннее детство ребенка прошло в имении Назарьево, что в Подмосковье, принадлежавшем знакомым родителей Яковлевым. Поскольку ходить в школу было далеко, начальное образование братья получили дома: для этого была приглашена немка-гувернантка Эмма Ивановна Розенберг, заложившая в детей не только основы строжайшей самодисциплины, но и обучившая их немецкому языку на таком уровне, что уже в детстве они могли читать Шиллера и Гете в подлиннике. Да и спустя более полувека Сергей Владимирович Михалков блистательно выступал с докладами на немецком о детской литературе на различных международных форумах.

…Не обошлось в моем воспитании и без сельского попа.

Две зимы кряду наезжал к нам на своей лошадке, три раза в неделю, молодой священник — отец Борис, он же Борис Васильевич Смирнов. В его задачу входило преподать мне основы географии, истории и русского языка. По своей инициативе он попытался было занять меня и законом божьим, однако старания его были безуспешны, ибо «агитки» Демьяна Бедного (они печатались в журнале «Смехач» и газете «Копейка») начисто вытесняли из моей головы и Новый, и Ветхий заветы.

В обычную школу я пошел с четвертого класса после переезда семьи в Москву.

Отец познакомил меня со стихами Маяковского, Есенина, Демьяна Бедного. Влияние именно этих поэтов наиболее сильно сказалось на моих детских поэтических опытах. Но больше всего я любил сказки Пушкина, басни Крылова, стихи Лермонтова и Некрасова.

Как же получилось, что, живя в замечательной семье, окруженный любовью и лаской, мальчик начал заикаться? Оказывается, в младенчестве он по недосмотру няни, выпустившей из рук коляску, перевернулся вместе с ней, — это и послужило причиной последующего заикания.

Как сам я относился к собственному заиканию? Робел ли? Смущался? Старался отмолчаться?

Мне хотелось говорить, и я говорил, и товарищи мои действительно терпеливо ждали, когда я выскажусь до конца. И если кто-то из них пробовал поначалу подшучивать над этой моей бедой, я тотчас перехватывал инициативу и пускал в ход юмор, сам первым смеялся над своей «особенностью».

В школе, помню, меня мое заикание не раз выручало. Например, вызывает меня учительница химии, я же не знаю, что отвечать, и начинаю с великим усердием заикаться… Сердобольная женщина ставит мне «удовлетворительно»… Товарищи мои тихо умирают от смеха…

Что касается «профориентации» будущего поэта, то она обозначилась очень рано: стихи Сережа начал писать лет с девяти, а примерно через год беспризорные воришки, проникшие в квартиру Михалковых, стащили заветную шкатулку, где среди прочих мальчишеских «сокровищ» (рогатки, перочинного ножа) находилась и общая тетрадь с первыми стихами юного поэта…

Так или иначе, мальчик начал писать стихи и, чтобы придать своему творчеству «гласность», издавал домашний «литературно-художественный» журнал, где был одновременно и редактором, и художником, и единственным автором. Читателями были домашние, ближайшие родственники и друзья. Подражательные, еще совсем не умелые, первые поэтические опусы Сережи Михалкова все же уже тогда обнаруживали дарование будущего выдающегося стихотворца:

Как змея, извиваясь

Меж крутыми брегами,

Течет речка в озера

Голубыми водами.

…Ее воды прозрачны,

Дно песчано, глубоко,

По брегам же местами

Растет кучкой осока…

Однажды отец, ничего не говоря сыну, послал несколько его стихотворений известному поэту Александру Безыменскому. «У мальчика есть способности. Однако трудно сказать, будет ли он поэтом. Могу только посоветовать: пусть больше читает и продолжает писать стихи», — ответил тот.

Сережа и сам, сочинив «Сказку про медведя» в стихах, рискнул однажды отнести ее в московское издательство Мириманова, специализировавшееся на литературе для детей. «Главный» предложил ему сесть, наскоро просмотрел рукопись и попросил оставить ее в редакции для более пристального изучения. А в конце беседы протянул три рубля (не малые по тем временам деньги!) — первый гонорар юного автора. Однако через неделю пришел конверт с извещением о том, что рукопись отклонена как непригодная для издания…

А в 1927 году семья Михалковых покинула Москву: по долгу службы, в составе группы специалистов-птицеводов, отец переводился в Пятигорск.

Сын же продолжал писать стихи. И вот, в 1928 году в журнале «На подъеме» (Ростов-на-Дону) появилось первое напечатанное стихотворение Сергея Михалкова «Дорога»:

Гнутся шпалы, опрокидываясь вдаль,

Убегая серыми столбами.

И когда мне ничего не жаль,

Кочки кажутся верблюжьими горбами.

Поэту — 15 лет.

После нескольких публикаций в местной печати (а к ним относились и хлесткие «птицеводческие» агитки, написанные по просьбе отца) юное дарование приняли в Терскую ассоциацию пролетарских писателей (ТАПП). А уже в 1930 году, окончив пятигорскую среднюю школу, Сергей решает начать самостоятельную жизнь — ехать в Москву, учиться и писать. Своей сестре, М.А.Глебовой, жившей тогда в столице, отец передал сопроводительное письмо : «…Посылаю сына в Москву, чтобы попытаться поставить его на ноги. Его задача — получить нужное для писателя образование путем работы в библиотеке, посещения театров, диспутов, общения с людьми, причастными к культуре. Если в течение года он сумеет двинуться вперед и будут какие-либо надежды, то возможно учение в литературном техникуме, если нет — он поступит на завод работать и потом будет учиться по какой-нибудь специальности…» Сына же напутствовал словами: «Больше всего ты любишь писать стихи. Пробуй свои силы. Учись дальше… Может быть, со временем из тебя что-нибудь и выйдет. Но главное, чтобы из тебя вышел человек!»

«В людях» Сергею поначалу пришлось несладко: литературные заработки случались спорадически и не давали возможности жить достойно, поэтому юноша в течение трех лет работал то разнорабочим на Москворецкой ткацко-отделочной фабрике, то младшим наблюдателем геологоразведочной экспедиции Ленинградского Геодезического института на Алтае, то помощником топографа в изыскательской партии Московского управления воздушных линий на Волге…

В 1932 году от воспаления легких умер, не дожив до своего пятидесятилетия, отец поэта. Ровно года не хватило ему для того, чтобы порадоваться успехам сына: начиная с 1933 года имя Сергея Михалкова не сходит со страниц центральной прессы, его печатают в «Огоньке», «Известиях», «Комсомольской правде», «Вечерней Москве» и даже в «Правде». В том же году он становится внештатным сотрудником отдела писем газеты «Известия» и членом Московского группкома писателей. К этому времени относится и начало долголетней дружбы с уже популярным писателем Львом Кассилем и замечательными мастерами эстрады Риной Зеленой и Игорем Ильинским, в чьем исполнении со сцены и по радио началось триумфальное шествие детских стихов Михалкова по всей стране.

Рина Зеленая вспоминает:

…ничего не записано, а эту встречу помню почему-то совершенно отчетливо. Произошла она на теннисных кортах водного стадиона «Динамо»… Ко мне подошел очень длинный, очень молодой человек и, заикаясь, но без смущения сказал:

— Мне надо с вами поговорить.

— Ну, что вы мне будете говорить?

— Я ничего не буду, — ответил он, сильно заикаясь. — Я хочу, чтобы вы со сцены читали мои стихи.

Он протянул мне тоненькую тетрадку со стихами. Я тогда только недавно стала рассказывать о детях, но уже получала много писем с сочинениями, написанными так плохо, так безвкусно, что было тошно читать. Но я всегда прочитывала все до последней точки, веря в чудеса.

И тут я взяла листочки, отвернулась от него на скамейке и стала читать. И вдруг прочла прекрасные стихи настоящего поэта, современные, детские.

Я повернулась к нему, увидела симпатичное молодое лицо, вылезающие из коротких рукавов старенького пиджака длинные руки и сказала строго:

— Да, стихи хорошие. Я буду их читать…

Совсем-совсем не много времени оставалось до сокрушительного штурма поэтического Олимпа — всего 2 года… Но перед этим произошло совершенно неожиданное событие, во многом предопределившее судьбу Сергея Михалкова как поэта и человека.

Мне нравилась студентка нашего института, высокая, статная девушка с большой русой косой за плечами.

Встречаю я ее как-то в Доме литераторов.

— Хочешь, я посвящу тебе стихи и опубликую их завтра в «Известиях»? — обратился я к ней, зная заранее, что стихи мои уже стоят на полосе очередного номера газеты.

— Попробуй! — улыбнулась моя избранница.

Я поспешил в редакцию, успел заменить название стихотворения и вставил имя девушки в текст стихов. Наутро в «Известиях» вместо «Колыбельной» появилось мое стихотворение «Светлана».

Надо признаться, что моя попытка снискать благосклонность моей избранницы мне так и не удалась. Но стихи привлекли внимание другого человека, от которого зависели жизнь и смерть миллионов советских людей.

Меня пригласили в Центральный Комитет партии. Принимал меня ответственный работник ЦК — Сергей Динамов (расстрелян).

— Ваши стихи понравились товарищу Сталину! — сказал он мне после небольшой паузы, внимательно разглядывая сидящего перед ним молодого автора. — Товарищ Сталин поинтересовался условиями вашей жизни. Не надо ли чем помочь?

Дочь Сталина звали Светланой. Мог ли я предполагать такое совпадение?

Несомненно, и сегодня это доброе и, казалось бы, безыскусное стихотворение готово тронуть сердца детишек и их родителей своей удивительно мягкой лирической интонацией:

Ты не спишь,

Подушка смята,

Одеяло на весу…

Носит ветер запах мяты,

Звезды падают в росу.

На березах спят синицы,

А во ржи перепела…

Почему тебе не спится?

Ты же сонная легла!

Сергей Михалков семимильными шагами приближается к знаковому этапу своего творчества…

1935 год. Пионерский отдел Московского городского комитета комсомола предложил поэту участвовать в конкурсе на пионерскую песню. Чтобы получить соответствующий творческий импульс и найти нужную тему, предстояло в одном из пионерских лагерей Подмосковья провести с ребятами около месяца, ходить в походы, удить рыбу, жечь костры. А почему бы и нет? Ведь самому-то Сергею Михалкову было в то время всего 22 года.

Из поездки поэт привез три пионерских песни и (совершенно неожиданно для себя) несколько веселых стихотворений для детей. Отнес их в журнал «Пионер», редактором которого был страстный пропагандист детской литературы, писатель и журналист Борис Ивантер (погиб на фронте в первые месяцы Великой Отечественной войны). Одно стихотворение, «Три гражданина», вскоре было напечатано, и тогда, окрыленный успехом, Михалков рискнул сочинить целую поэму для детей. Так родился «Дядя Стёпа». Первая публикация состоялась в №7 журнала «Пионер» за 1935 год. С тех пор тиражи изданий «Дяди Стёпы» давно перевалили за двадцать миллионов экземпляров.

Прочитав поэму, Ивантер мне сказал:

— Ну вот! Теперь вы начали всерьез писать для детей. Надо бы вас познакомить с Маршаком.

Маршак жил в Ленинграде. И вот редакция «Пионера» командирует меня с рукописью «Дяди Стёпы» на консультацию к Маршаку. Это была вторая в моей жизни творческая командировка. Признаться, не без душевного трепета вошел я в здание ленинградского Дома книги на Невском проспекте, где в нескольких тесных комнатах размещалась редакция детского отдела, возглавляемого С.Маршаком.

Самуил Яковлевич принял меня сразу же. И «Дядю Стёпу» прочитал при мне. Таков уж был стиль работы в этой редакции, где каждого нового человека встречали так, будто его самого и его рукопись давно уже поджидали. Разговор с Маршаком мне хорошо запомнился. И если впоследствии я не счел своего «Дядю Стёпу» случайным эпизодом в литературной работе, а продолжал трудиться для юного читателя, — в этом, может быть, прежде всего заслуга Самуила Яковлевича Маршака.

За «Дядю Стёпу» он похвалил меня, но одновременно и пожурил, объяснив, что мой добрый великан должен еще подрасти духовно. Юмор детских стихов, говорил он, заблистает еще ярче, если не побояться дать простор лирическому чувству. Лирика, как и юмор, одинаково необходимы в детских стихах.

…Впоследствии, когда я приходил к нему уже на московскую квартиру, в его прокуренный кабинет, где он безотрывно трудился за своим заваленным книгами и бумагами письменным столом, поистине с фантастическим упорством отдаваясь творчеству и нисколько не заботясь о своем здоровье, — он с прежним вниманием и доброжелательством слушал и читал мои новые стихи. Помню, он не раз повторял дорогую ему мысль и однажды написал в статье к моему пятидесятилетию, что любимыми становятся только те детские писатели, которые по-настоящему одарены живым воображением, непосредственностью чувств, способностью играть всерьез, оставаясь детьми в зрелые годы.

Я научился узнавать Маршака не только по глуховатому, задыхающемуся голосу, но и по самому телефонному звонку, как казалось мне, напористому, нетерпеливому.

Высказав мне несколько точных, проницательных суждений, он обычно добавлял в конце:

— И никогда не забывайте, голубчик, что по книгам детских писателей ребенок учится не только читать, но и говорить, но и мыслить, чувствовать.

Чем же так привлекателен для детей и взрослых центральный герой детской поэзии Михалкова дядя Стёпа? Прежде всего, именно тем, о чем говорил Маршак: синтезом комического и лирического в авторской интонации. Если вслед за доброй улыбкой у читателя наворачиваются слезы благодарности от впечатлений, произведенных поступком героя, — значит, автор угадал, нащупал живые струнки души ребенка, равно открытой и смешному, и высокому.

Дядя Стёпа нестандартен во всех отношениях — от необычайно высокого роста и сапог «сорок пятого размера» до поражающей воображение доброты, роднящей его со сказочными персонажами. Любили его потому,

…что всех быстрее,

Без особенных трудов,

Он снимал ребятам змея

С телеграфных проводов.

И еще за то, что во время пожара, не щадя себя, он дотягивается до чердака,

…окошко открывает.

Из окошка вылетают

Восемнадцать голубей,

А за ними воробей.

Готовность придти на помощь ближнему, небезразличное отношение ко всему, что происходит рядом (иначе почему размытое железнодорожное полотно привлекло внимание дяди Стёпы и он «нарочно поднял руку — показать, что путь закрыт»?), — основа человеческого обаяния знаменитого великана.

Михалков «дописывал» «Дядю Стёпу» почти десять лет, и в военное время в поэме появились строки, посвященные службе на флоте. Дядя Стёпа

Из пучины темных вод

Флаг фашистский достает.

Мокрый флаг, линючий флаг,

Под которым плавал враг.

— Отслужила тряпка фрицам! —

Заявляет старшина. —

Но в хозяйстве пригодиться

Может все-таки она.

Если свастику содрать,

Тряпку с мылом постирать, —

Приколотим на пороге,

Будем ноги вытирать!

Тут дядя Стёпа — не просто добродушный великан, но и гражданин своего Отечества, исподволь наталкивающий ребятню на мысли о патриотизме как об одном из главных правил общественного поведения человека. Дядя Стёпа не только смешит, но и воспитывает, — неслучайно он после службы на флоте становится милиционером («Дядя Стёпа — милиционер», 1954 г.). Однако и в этом качестве остается любимцем детворы, а не пугалом правопорядка. И опять неповторимый облик дяди Стёпы-милиционера возникает в результате соединения лирического и комического начал:

Полоскала по старинке

Бабка в проруби простынки.

Треснул лед — река пошла,

И бабуся поплыла.

Бабка охает и стонет:

— Ой, белье мое утонет!

Ой! Попала я в беду!

Ой, спасите! Пропаду!

Дядя Стёпа на посту —

Он дежурит на мосту.

…Не опишешь, что тут было!

Дядя Стёпа — руки вниз,

Перегнувшись за перила,

Как над пропастью повис.

Он успел схватить в охапку

Перепуганную бабку,

А старуха — за корзину:

— Я белье свое не кину!

Апеллируя к впечатлительности ребенка, поэт касается не только индивидуальности каждого, но и вскрывает нечто общее, что объединяет всех детей планеты, — желание быть счастливыми, любимыми, защищенными и чтобы всё было хорошо. Вот почему и в последующих двух частях поэмы «Дядя Стёпа» — «Дядя Стёпа и Егор» (1968 г.) и «Дядя Стёпа — ветеран» (1981 г.) — звучит лейтмотив первой, самой знаменитой, части, служа своеобразным залогом того, что, пока есть на свете такие дяди Стёпы, ребятне ничего не грозит:

Чем же занят дядя Стёпа,

Детства нашего герой?

Как и прежде, дядя Стёпа

Крепко дружит с детворой.

Корней Иванович Чуковский, выдающийся поэт и писатель, тонкий знаток детской души, не побоялся назвать поэму о дяде Стёпе бессмертной, а замечательный скульптор Сергей Тимофеевич Коненков поставил ее героя в один ряд с классическими образами русской литературы, сказав: «Дядя Стёпа» — имя нарицательное, за ним встает точно такой же образ, как за именем Обломова, Головлева, Держиморды. Разница только та, что образ, созданный Михалковым, юмористически положительный».

В довоенное время появилось знаменитое стихотворение «А что у вас?», чья судьба, может быть, не менее удачна, чем у «Дяди Стёпы», поскольку в нем очень ярко отразилась «детскость» поэтического видения мира, присущая Сергею Михалкову:

Кто на лавочке сидел,

Кто на улицу глядел,

Толя пел,

Борис молчал,

Николай ногой качал.

Дело было вечером,

Делать было нечего.

Галка села на заборе,

Кот забрался на чердак.

Тут сказал ребятам Боря

Просто так:

— А у меня в кармане гвоздь.

А у вас?

Казалось бы, безделица: от нечего делать ребята начинают хвастаться, кто чем может: гвоздем в кармане, тем, что «сегодня кошка родила вчера котят», «синим-синим, презеленым красным шаром». Однако не всё так просто, потому что постепенно разговор переходит на очень важную тему — о мамах. У кого-то мама — летчик, у других — милиционер, инженер, портниха… Поэт исподволь ведет своих читателей к умозаключению, что мало любить свою маму, надо уважать и других мам:

Мамы разные нужны,

Мамы всякие важны.

Так непритязательный разговор о пустяках, столь дорогих для юного существа, поднимается до уровня философских обобщений в сфере человеческих отношений.

Вообще говоря, тем и близок лирический герой детских стихов Сергея Михалкова его читателям, что он — отнюдь не пример для подражания, у него те же недостатки, что у его сверстников: это и лень («Чудесные таблетки»), и изнеженность («Про мимозу»), и грубость («Лапуся»), и желание прогулять уроки («Тридцать шесть и пять»), и упрямство («Бараны», «Не спать»), и неуважение к старшим («Одна рифма»). Поэт вместе с ребятами над этими недостатками смеется — и побеждает «врага» на его собственной территории.

Многие строки из детских стихов Михалкова разошлись на пословицы и поговорки, как некогда было с «Горем от ума»: уже и не очень помнится, кто сказал, например, «Непра…/ Я не ве… («Фома»), «Ах ты, моя душечка, / Белая подушечка!» («Подушечка»), «Нельзя воспитывать щенков / Посредством крика и пинков» («Важный совет»), «Вы, товарищ, сядьте на пол, / Вам, товарищ, всё равно!» («Дядя Стёпа»). А это всё — Михалков!

Однако вернемся к хронологии жизни поэта после выхода в свет «Дяди Стёпы» (1935 г.).

В 1936 году произошло не менее значительное событие в биографии Сергея Михалкова — только теперь не в творческой, а в личной: он женится на Наталье Петровне Кончаловской, дочери замечательного художника Петра Петровича Кончаловского и внучке великого Василия Ивановича Сурикова.

Наталья Кончаловская уже при первом взгляде на нее поражала воображение — она была мила и очень обаятельна, а обаяние — это такая сила, с которой не поспоришь. И дано обаяние редким людям, и объяснить, что это такое, сложно. Что-то вроде гипноза? Пожалуй. Но обаятельным может быть и очень даже некрасивый человек…

А если и красота, и обаяние, и ум, и остроумие, и превосходная образованность, и воспитанность еще дореволюционная, когда понятие «интеллигентность» подразумевало доброжелательность, учтивость, радушие?

Все это было присуще Наталье Кончаловской в высшей степени. С нее не хотелось спускать глаз… А если добавить к этому, что была она веселым, искристым человеком, то можно понять, почему вокруг нее всегда кружилось много людей, в том числе и поклонников.

…Надо признаться, Наташа не хотела выходить за меня замуж — ее конечно же сбивала с толку наша разница в возрасте. Но я ее любил, и она меня любила. Однако в обществе как-то легче принимался брак, если муж значительно старше жены, чем обратный вариант… Да и ее мать, Ольга Васильевна, дочь великого русского художника Василия Сурикова, не слишком одобряла сложившиеся отношения своей взрослой дочери с начинающим поэтом, ездившим по Москве на велосипеде. Зато сам Петр Петрович Кончаловский всегда весьма радушно принимал меня в своем доме и признавался, что ему нравятся мои стихи для детей.

Я настаивал на регистрации брака, боясь потерять любимую, обаятельную, умную женщину, и в конце концов Наташа сдалась. Перед тем как отправиться в загс, мы зашли в забегаловку, выпили водки, а после регистрации купили четверть белого свирского вина и пошли отмечать событие к нашему другу…

Наталья Петровна Кончаловская, автор прекрасных переводов из Шелли, Браунинга, Вордсворта, Мистраля, исторической поэмы «Наша древняя столица», до сих пор изучаемой в начальной школе, нескольких поэтических сборников для детей, книги о своем деде Василии Сурикове «Дар бесценный», монографии о творчестве Эдит Пиаф и мемуаров «Кладовая памяти», составила Сергею Владимировичу Михалкову блестящую партию, всю совместную жизнь будучи для него не только женой, но и другом, советчиком, критиком. Супруги прожили в браке 52 года. Н.П.Кончаловская скончалась в 1988 году в Москве, похоронена на Новодевичьем кладбище.

1937 год был полон для Сергея Михалкова знаковыми событиями: он становится членом Союза писателей СССР, поступает в Литературный институт им. А.М.Горького, и — самое главное! — у него рождается сын Андрей Михалков-Кончаловский, ныне кинорежиссер с мировым именем, народный артист России.

А в 1939 году, среди большой группы писателей, в которую входили такие мастера, как Шолохов, Катаев, А.Толстой, Фадеев, Симонов, Маршак и другие, поэт получает первый Орден Ленина.

Осенью 1939 года я был призван в армию и участвовал в походе наших войск в Западную Украину. Это явилось началом моей литературной деятельности военного писателя-корреспондента.

22 июня 1941 года я с группой литераторов находился в Риге. Услышав рано утром сообщение о том, что нужно ждать важных известий — выступления Молотова, я тут же поездом уехал в Москву. Я понял: вот-вот начнется война, если уже не началась, потому что услышал по радио на немецком языке фразу: «Всем судам немедленно вернуться в порты своей приписки».

Случилось неотвратимое. Бомбили станцию Даугавпилс, но наш состав благополучно ее проскочил.

27 июня по предписанию ГЛАВПУРа я выехал на южный фронт.

В годы войны Сергей Михалков был военным корреспондентом газеты «Во славу Родины», а затем — центральной газеты Военно-воздушных сил Красной Армии «Сталинский сокол». В Одессе, во время налета немецкой авиации, был контужен, отступал до Сталинграда вместе с действующей армией. Это только на первый взгляд кажется, что писать о войне и воевать — вещи абсолютно разные, а в действительности военные корреспонденты, будучи всегда на передовой, делили все тяготы войны наравне с боевыми частями. Поэтому почти треть Московской писательской организации так и не вернулась с фронта.

За свою деятельность во время Великой Отечественной войны поэт был награжден орденами «Красной звезды», «Красного знамени» и несколькими медалями. И далеко не все знают, что эпитафия на могиле Неизвестного солдата у Кремлевской стены «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен» принадлежит перу Сергея Михалкова…

Когда летом 1943 года правительство приняло решение о создании нового Гимна Советского Союза, переводя тем самым «Интернационал» в разряд Гимна партии, Михалкова к участию в конкурсе не пригласили, потому что он был по преимуществу детским поэтом. Однако по инициативе своего давнего друга Габо (Габриэль Аркадьевич Уреклян, печатавшийся под псевдонимом Г.Эль-Регистан) он решил-таки вместе с ним попробовать свои силы в этом сложнейшем жанре.

Мы принялись за работу. Я сочинял, Габо вносил предложения, редактировал формулировки.

Сказано — сделано.

Сочиненный текст послали по почте Дм. Дм. Шостаковичу.

…Не имея возможности находиться в Москве, мы снова по заданию своего командования вылетели на фронт. И вдруг получаем приказ срочно вернуться в Москву. Нас вызывают в Кремль, к Ворошилову.

Клим Ворошилов! В нашем представлении — легендарный полководец, с именем которого связано многое в истории нашей страны: период гражданской войны, военные парады на Красной площади. Мы были тогда далеки от мысли, что не без его ведома, а подчас не без его прямого участия уходили в небытие действительно легендарные военачальники, маршалы Советского Союза, командующие армиями. Его подпись скрепляла документы, становившиеся смертными приговорами многим соратникам. Только смерть Сталина уберегла его самого от подобной трагической участи.

Рассказывают, что однажды Сталин, испытывая на верность своего товарища по партии и по руководству страной, спросил Ворошилова:

— Ты можешь застрелить ради меня свою любимую собаку?

И Ворошилов на глазах у Сталина застрелил любимого пса.

Сама судьба свела счеты с верным сатрапом Верховного Главнокомандующего. Ворошилов полностью оглох. В глухом безмолвии, наедине со своими мыслями, медленно уходил он из жизни, увенчанный многими высшими наградами за подвиги, которых он не совершал. И ушел, оставив после себя недобрую память…

Итак, мы в Кремле.

— Товарищ Сталин обратил внимание на ваш вариант текста! — говорит, обращаясь к нам, Ворошилов. — Очень не зазнавайтесь! Будем работать с вами!

Перед маршалом на столе лежит отпечатанная в типографии книга в красной обложке. В ней собраны все варианты текста будущего Гимна СССР, представленные авторами на конкурс. На 83-й странице закладка: наш текст с пометками Сталина.

— Основа есть,— продолжает Ворошилов. — Но вот, посмотрите, замечания товарища Сталина. Вы пишете: «Свободных народов союз благородный». Товарищ Сталин делает пометку: «Ваше благородие»? Или вот здесь: «созданный волей народной». Товарищ Сталин делает пометку: «Народная воля»? Была такая организация в царское время. В Гимне все должно быть предельно ясно. Товарищ Сталин считает, что называть его в Гимне «избранником народа» не следует, а вот о Ленине надо сказать, что он был «великим».

До поздней осени мы были заняты доработкой текста. Пишем новый припев. Уточняем, переписываем заново. Всем композиторам страны предложено писать музыку на наши слова. Продолжается прослушивание вариантов музыки, но теперь уже на наш текст.

26 октября 1943 года в десять часов вечера состоялось очередное прослушивание музыки нового Государственного Гимна. Мы с Эль-Регистаном сидели в пустом зрительном зале Большого театра. В правительственной ложе находились руководители партии и правительства во главе со Сталиным. Варианты Гимна исполнял Краснознаменный Ансамбль песни и пляски Красной армии под управлением профессора А.В.Александрова.

…Мы с Габо сидели дома за чайным столом и делились впечатлениями о минувшем вечере. Многое нам казалось необъяснимым и удивительным. В те дни в Москве проходила конференция трех великих держав. На фронте разворачивались ожесточенные сражения. Позади были Сталинградская и Курская битвы, сражение за Днепр, впереди — окончательное снятие блокады Ленинграда, освобождение Белоруссии, Советской Прибалтики, выход Советской армии на государственную границу, начало изгнания врага за пределы СССР. Народное хозяйство прилагало героические усилия для выполнения напряженного плана. И в это время правительство уделяет столько внимания созданию Гимна Советского Союза!

Наши размышления прервал телефонный звонок:

— Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин!

— Надеюсь, не разбудил?.. (знакомый голос с явным грузинским акцентом)… Прослушали мы сегодня Гимн. Куце получается.

— Как понять, товарищ Сталин?

— Мало слов. Ничего не сказано о Красной Армии. Надо добавить еще один куплет. Отразить роль нашей армии в героической борьбе против захватчиков. Показать нашу мощь и веру в победу.

— Когда это нужно? — спрашиваю я.

— Когда напишете — пришлите. А мы посмотрим, — сухо ответил Сталин и положил трубку.

Спустя день доработанный текст был готов, а уже 28 октября последовал вызов к Сталину.

Очередной вариант текста был передан в Ансамбль А.В.Александрова. Наиболее удачно звучала музыка Д.Д.Шостаковича и А.И.Хачатуряна. Однако имелась в виду возможность использования уже известной музыки А.В.Александрова для «Гимна партии большевиков». Куплеты нового варианта текста, кроме припева, хорошо ложились на эту мелодию, ибо авторы слов еще на первой стадии работы взяли за образец его стихотворный размер. Переписать припев в нужном размере удалось быстро.

Итак, в соревнование вступали два варианта Гимна. Один, основной, — тот, на который писали музыку многие композиторы, и второй, как бы запасной, на музыку А.В.Александрова. Таким образом, мелодия «Гимна партии большевиков» могла стать мелодией Гимна Советского Союза.

…Наступил день окончательного утверждения Гимна.

В пустом зале Большого театра сидели оба автора текста. Это был последний экзамен. В правительственной ложе — члены правительства и Политбюро.

В исполнении симфонического оркестра Большого театра под управлением А.Ш.Мелик-Пашаева, военного духового оркестра под управлением генерал-майора С.А.Чернецкого, Краснознаменного Ансамбля песни и пляски Красной Армии под управлением А.В.Александрова один за другим звучат для сравнения гимны иностранных держав, исполняется старый русский гимн «Боже, царя храни!», гимны Д.Д.Шостаковича и А.И.Хачатуряна на слова С.Михалкова и Г.Эль-Регистана. Наконец, на музыку «Гимна партии большевиков» звучит отдельный вариант нашего текста с новым припевом. Этот вариант и утверждается Правительством.

Авторов приглашают в гостиную правительственной ложи. Здесь руководители партии и правительства. Кроме тех, с кем мы уже встречались за последнее время, присутствуют В.М.Молотов, К.Е.Ворошилов, М.И.Калинин, А.И.Микоян, Н.С.Хрущев. Здесь же М.Б.Храпченко — председатель Комитета по делам искусства, дирижеры А.Ш.Мелик-Пашаев, С.А.Чернецкий и А.В.Александров, композитор Д.Д.Шостакович.

В гостиной щедро накрыт стол.

— Ну что же, по старому русскому обычаю надо «обмыть» принятый Гимн! — говорит Сталин и приглашает всех к столу. Меня и Эль-Регистана он сажает по правую и левую руку.

Здесь рассказ следует продолжить в форме диалога.

…Регистан (встает, поднимает бокал): Разрешите мне произнести тост?

Сталин: Разрешаем.

Регистан: Я хочу поднять этот бокал за тех, кто с нами работал: за товарища Ворошилова, за товарища Молотова и, наконец, за товарища Сталина…

Щербаков (резко): С этого надо было начинать!

Регистан (растерянно): Я хотел сказать…

Сталин (перебивает Регистана): Разрешите мне реплику? У Чехова есть рассказ про купца, который больше всех пожертвовал на храм, а его фамилию в газете написали последней. Купец обиделся. Я не купец… Продолжайте, товарищ Регистан!

Регистан (оправдываясь): Я хотел назвать по порядку тех, кто с нами работал…

Сталин (обращаясь ко всем): Мы приняли новый Гимн страны. Это большое событие. …Александр Васильевич Александров создал в свое время музыку «Гимна партии большевиков», которая больше всего подошла для Гимна Советского Союза. (Обращается к Шостаковичу). Ваша музыка звучит очень мелодично, но что поделать, Гимн Александрова более подходит по своему торжественному звучанию. Это — Гимн могучей страны, в нем отражена мощь государства и вера в нашу победу… Товарищ Щербаков! Нам, видимо, надо принять постановление Совнаркома? И назначить день первого исполнения Гимна. Мы можем успеть дать команду нашему радио исполнить Гимн в новогоднюю ночь?

Щербаков: Можем, товарищ Сталин!

В 0.00 часов 1 января 1944 года новый Гимн СССР впервые прозвучал по Всесоюзному радио. Михалкову было 30 лет, Эль-Регистану — 45.

И до начала работы над Гимном, и после, вплоть до окончания войны, поэт не прерывал своей деятельности как военный корреспондент.

Поэзии Сергея Михалкова военных лет свойственна идеологическая наступательность, простая, незамысловатая интонация, очень часто сродни народной солдатской песне:

— Боец! Товарищ раненый,

Крепись, тебя найдут!

Твою поднимут голову,

Напиться подадут!

(«Боец лежит за хатами…»)

Дух товарищества и воля к победе — основа эмоционального настроя стихов офицера Михалкова с орденом Ленина на гимнастерке:

Мой верный друг, товарищ мой надежный!

Мы на войне. Идет жестокий бой

За каждый дом, за каждый столб дорожный,

За то, чтоб мы увиделись с тобой!

(«Письмо домой»)

Не забывал поэт и про ребятишек, чье детство проходило под грохот танков и разрыв гранат. Стихотворение «Быль для детей», одновременно опубликованное в «Правде», «Комсомольской правде» и «Пионерской правде», было обращено именно к ним и стало ярчайшим образцом военной лирики Михалкова:

Летней ночью, на рассвете,

Когда мирно спали дети,

Гитлер дал войскам приказ

И послал солдат немецких

Против всех людей советских,

Это значит — против нас.

А в личной жизни поэта в это время происходят два события — одно трагическое, другое радостное: в 1943 году умирает мать, Ольга Михайловна, в 1945 — рождается второй сын, Никита Михалков, впоследствии, как и старший брат Андрей, ставший режиссером с мировым именем, Народным артистом России, лауреатом престижнейшей премии «Оскар» (США).

Примерно тогда же, в конце 1944 года, состоялся знаменательный разговор Сергея Михалкова с Алексеем Николаевичем Толстым, непререкаемым авторитетом для всех литераторов того времени. Толстой предложил поэту испытать себя в сатире для взрослых. «Твои детские стихи, — сказал он, — как мне кажется, дают тебе возможность попробовать свои силы в жанре притчи, в жанре басни. Тебе лучше всего удаются стихи, в которых ты идешь от фольклора, от народного юмора». Позднее Михалков признался, что не сразу внял совету товарища по цеху: слишком уж архаичной казалась ему аллегорическая поэзия. Но, по счастливому стечению обстоятельств, именно в 1944 году отмечалось 175-летие Ивана Андреевича Крылова, и по просьбе А.Н.Толстого поэт был включен в юбилейный Крыловский комитет. Слушая по радио басни Крылова, которые в те дни передавали постоянно, Михалков начал проникаться общественным звучанием этого эпического жанра и наброски первой своей басни сделал за столом президиума на торжественном заседании памяти великого предшественника.

Вскоре две первые басни, «Заяц во хмелю» и «Лиса и Бобер», одна за другой появились на страницах «Правды» с рисунками Кукрыниксов. Успех был оглушительный, и, образно говоря, он зажег зеленый свет сатирическим жанрам в советской печати. При этом нельзя сказать, что сатира как таковая была тогда невостребована или запрещена: напротив, именно в конце сороковых годов популяризация сатирического искусства достигла своего апогея. Только в школе изучались семь полномасштабных произведений М.Е.Салтыкова-Щедрина (в отличие от шестидесятых, когда в общеобразовательной программе остались лишь три его сказки). Это и понятно, если учесть, что созданные великим сатириком образы сослужили надежную службу в идеологической борьбе с фашизмом. Однако ознакомление с сатирой происходило весьма своеобразно: негласным постановлением на радио, телевидении, эстраде и в школе было запрещено цитировать того же Щедрина вне контекста, чтобы не возникало нежелательных аллюзий, связанных с внутренней обстановкой в стране… Сергей Михалков, большой знаток и ценитель творчества «прокурора русской общественной жизни» (так современники называли Салтыкова), а в будущем — председатель юбилейного Щедринского комитета, не мог этого не знать. И тем не менее пошел на большой риск — стал сатириком-баснописцем, чьи аллегории расшифровывались с первого прочтения и понравиться могли далеко не всем. Ибо, по словам самого поэта,

Насмешки даже тот боится,

Кто не боится ничего!

(«О дураке»)

Неспроста же В.Г.Белинский сказал когда-то, что в баснях Крылова действуют не звери, а люди — «и притом русские люди».

Перу Сергея Михалкова принадлежит более 200 басен, последняя из которых, «Мудрый совет», написана в 2002 году. Лаконичность, простота, разговорный язык, юмор — основные отличительные черты басенного стиля поэта. Сюжет любой басни, пройдя в творческой лаборатории ее создателя этап обобщения, типизации, превращается в нечто большее — в социально и нравственно значимую тему для размышления, ибо основополагающая эстетическая цель сатирического произведения — возбуждение представлений об истине, о добре, о прекрасном и, в конечном счете, восстановление справедливости. Но как сложно порой бывает отличить правду от полуправды, говорит сам Михалков в одной из самых коротких и емких своих басен:

«Где наш отец?» — выспрашивал упрямо

Сын-Червячок у Мамы-Червяка.

«Он на рыбалке!» — отвечала мама…

Как Полуправда к Истине близка!

(«Полуправда»)

Самые известные басни, включая вышеупомянутые, — «Шутка», «Ромашка и Роза», «Собака и Осел», «Медвежий мед», «Клятва Гиппократа», «Ученый Кот», «Орлы и воробьи» и другие — прочно вошли в репертуар мастеров художественного слова нескольких поколений и с течением времени нисколько не постарели.

Как ни странно, но, будучи всегда на острие общественной жизни страны, в Коммунистическую партию Сергей Владимирович вступил только в 1950 году. И сам объясняет это тем, что, являясь одним из авторов Государственного Гимна СССР, лауреатом трех Сталинских премий и дважды орденоносцем, он не нуждался в совершении этого шага из каких-либо корыстных побуждений. Но в определенный момент отчетливо понял, что как член КПСС будет иметь больше возможностей помогать людям. И действительно, скольким незаслуженно репрессированным коллегам он вернул доброе имя, ордена, звания, как много, в бытность свою депутатом Верховного Совета, хлопотал за рядовых граждан, — благодарно помнят они сами.

…Кто может вспомнить, а тем более воспроизвести автограф Пушкина или Льва Толстого, Маяковского или Шолохова? Наверное, только специалисты по их творчеству. А вот подпись Сергея Михалкова (дать факсимиле) знает все население страны! И ничего удивительного в этом нет: в течение сорока лет на экранах кинотеатров и телевизоров задорно скручивается пропитанная горючим веревка, воспроизводя автограф организатора и бессменного главного редактора всенародно любимого сатирического киножурнала «Фитиль» Сергея Михалкова.

Идея создания кинопериодики воплотилась в жизнь в 1962 году, а спустя десять лет Давид Кугультинов писал: «Помню, когда вышел первый «Фитиль», Сергей Владимирович пригласил в честь этого события друзей на чашку чая к себе домой. И я, наблюдая за ним, видел, как он лично глубоко заинтересован, может быть, не в меньшей степени, чем судьбами пьесы, поэмы или другого своего произведения. Я тогда думал, что, видимо, в любом деле, если отсутствует вот эта личная заинтересованность, если отсутствует энергия души, которая только и воспламеняет произведения, ничего невозможно достичь и всякий успех тогда противопоказан. «Фитиль стал популярным, получил всенародное признание. И в данном случае скальпель хирурга оказался в руках первоклассного мастера».

Мздоимство, очковтирательство, бесхозяйственность, местничество, подхалимаж — вот далеко не полный перечень тем, находящихся в поле зрения киножурнала. Общественное осуждение, которому, по итогам репортажей «Фитиля», подвергаются те или иные пороки нашей действительности и отдельных лиц, порой доходит и до судебных разбирательств, потому что главный принцип работы команды — следование только фактам, исключающее собственные домыслы и догадки.

Киножурнал «Фитиль» сродни газетному фельетону — с той только разницей, что на экране мы видим лица реальных виновников злоупотреблений или преступлений не в зале суда, а на рабочем месте, обычно в представительских кабинетах, откуда они до поры до времени (а точнее — до выхода очередного номера «Фитиля) «руководят» вверенным им делом. На фоне их зажигательных речей идут документальные кадры, иллюстрирующие полную противоположность слов делам. Комментарии, как правило, не требуются.

Сергей Владимирович Михалков вспоминает, что после ошеломительного успеха первых выпусков «Фитиля» его пригласили в ЦК КПСС и спросили, чем можно журналу помочь. «Главное — не мешать!» — ответил главный редактор.

Вклад «Фитиля» в дело государственного строительства оценен по заслугам: Государственная премия СССР в 1978 году, орден «Знак Почета» — в 1982 году, к двадцатилетию со дня основания. Ныне «Фитилю» исполнилось 40 лет.

…Театр Сергея Михалкова — явление уникальное. И не только потому, что в арсенале драматурга благополучно соседствуют пьесы для детей и взрослых, соперничая друг с другом по неожиданным поворотам сюжета, искрометному юмору и высоким художественным достоинствам. Главное отличительное свойство всех без исключения драматургических опытов Михалкова (а всего им написано 36 пьес) — в умении точно, психологически выверено определить социальную и нравственную позицию персонажа в конкретных обстоятельствах.

В качестве драматурга Михалков «родился» в детском театре: первая пьеса «Том Кенти» (по мотивам повести Марка Твена «Принц и нищий») была написана в 1938 году и тогда же поставлена на сцене московского ТЮЗа. А в 1980 году, спустя 42 года после премьеры, она в новой редакции вошла в репертуар МХАТа. Несколько изменив сюжетные акценты Марка Твена, драматург делает главным героем пьесы нищего мальчишку Тома Кенти, легко меняющего свои лохмотья на королевские одежды, а затем так же просто — наоборот, потому что при нем всегда остаются главные его достоинства, которые нельзя купить, — великодушие, благородство помыслов и человечность.

Наиболее значительными и актуальными до сих пор остаются пьесы Сергея Михалкова для детей «Я хочу домой» (1949, отмечена Сталинской премией за этот год), «Зайка-зазнайка» (1951), «Сомбреро» (1957), «Трусохвостик» (1966), «Товарищи дети» (1980), «Сон с продолжением» (1983). Обойдя сцены многих театров в стране и за рубежом, впервые они увидели свет рампы в Центральном детском театре. Там и поныне идет веселый спектакль «Сомбреро», выдержавший свое 1600-е представление.

«Веселый спектакль» — вовсе не означает, что он только развлекательный. Нет детей, которые бы не любили играть. Но в процессе игры, будь то игра в «дочки-матери», в космонавтов или «войнушку», ребенок решает совсем не детские, а вполне серьезные проблемы, моделируя «взрослое» поведение или подражая тому лучшему, что наблюдает в отношениях взрослых. Таким образом, драматургия Михалкова для детей — не только эстетический, но и очень важный нравственный инструмент воздействия на личность ребенка.

Среди пьес, созданных драматургом для взрослых, сам он считает наиболее удачными «Раки» (1953), «Памятник себе…» (1959), «Балалайкин и К?» (1973), «Пощечина» (1974), «Пена» (1975), «Всё могут короли» (1982), «Что написано пером» (1984). Все они по жанру — сатирические комедии, в которых действуют начетчики, очковтиратели, мошенники, ротозеи, карьеристы и просто дураки. Последователь русской сатирической традиции, Михалков всегда ставит перед собой высокие гражданские цели, обходя стороной сиюминутное мелкотемье.

Надо сказать, не всегда это находило понимание зрительской аудитории — нет, не рядовых зрителей, конечно, а людей, обличенных властью и боящихся ее потерять. В этом смысле очень показательна история постановки пьесы «Балалайкин и К?», написанной по мотивам романа М.Е.Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия» (1973). За этой блестящей работой стояли два Героя Социалистического труда — писатель Сергей Михалков и режиссер Георгий Товстоногов, поставивший спектакль на сцене московского «Современника». После генерального прогона, на котором присутствовали власть предержащие и сотрудники компетентных органов, от администрации театра потребовали в программке написать: «Действие происходит в Петербурге 100 лет назад», — чтобы не подумали, что случилось это сегодня. Однако предосторожность оказалась тщетной, — через несколько лет пьесу с репертуара все-таки сняли за излишнюю актуальность… Тем более радостно для всех нас, что в 2001 году «Балалайкин и К?» вновь увидел свет рампы: поразительное художественное и социальное чутье Михалкова-драматурга, никогда его не подводившее, одержало еще одну блестящую победу: герои пьесы — по-прежнему наши современники.

Драматургия Сергея Михалкова как нельзя более полно отражает феноменальную сторону его писательского таланта — восприятие жизненных коллизий сквозь призму смеха, то добродушного и по-детски заразительного, то беспощадного, бьющего наотмашь, презрительного и гневного.

…Почему дети любят сказки? Конечно же, потому, что ребенок не может не фантазировать, его безудержно влекут чудеса и невероятные страны, волшебные превращения и магические предметы. А еще потому, что дети инстинктивно тянутся к добру и справедливости, которые в любой сказке обязательно побеждают, а значит, в ней всегда счастливый конец, что тоже соответствует представлениям ребенка о гармонии в мире: что бы ни случилось, все будет хорошо.

Великолепно чувствуя детскую психологию (недаром Маршак говорил, что Михалкову вечно 12 лет), Сергей Владимирович в течение нескольких лет вынашивал мечту сочинить такую сказку, которая была бы интересна и понятна всем детям на Земле, независимо от того, на каком континенте они живут.

И мечта сбылась! Сначала родилось название будущей сказки — «Праздник непослушания», затем возникла первая фраза : «Этого никогда не было, хотя могло бы и быть, но если бы это на самом деле было, то…» Сюжет сложился сам собой: родители, измученные детскими капризами, упрямством и грубостью, покинули город, оставив его во власти собственных чад. Поначалу это было воспринято детьми как неслыханное счастье: долой школу, да здравствует мороженое в любых количествах, газировка и папиросы! Однако последствия этого «счастья» оказались таковы, что через три дня малышня запросила у родителей пощады, да и те уже поняли, что без забот, пусть и тяжких, о детях жизнь бессмысленна… Эдакое взаимовоспитание отцов и детей.

Замечательная интернациональная сказка «на все времена» переведена уже на многие языки и стала, наравне со сказками Андерсена, хрестоматийным примером того, как произведение, написанное для детей, раздвигает возрастные рамки потенциальных читателей, даря свою мудрость и лукавый юмор всем, кто к нему прикоснется.

А до «Праздника непослушания» (1983) были у Михалкова другие сказки и повести, в том числе знаменитые «Три поросенка» из английского фольклора, отлично прижившиеся на русской почве с легкой руки выдающегося детского поэта, и смешной «Упрямый козленок», и маленькая «Мошка» с большой «Ссорой!».

В середине семидесятых по заданию партии и правительства Сергей Владимирович Михалков приступил к созданию второй редакции Государственного Гимна СССР. Нужно было убрать из текста имя Сталина и внести другие коррективы в соответствии с текущим моментом. Поэт справился с задачей блестяще, и наш Гимн перестал быть «песней без слов», как его называли со времен XX съезда КПСС (1956), на котором был разоблачен культ личности «верного ленинца».

Мог ли Михалков тогда предполагать, что через 20 с лишним лет (как и в первый раз, на конкурсной основе) он вновь победит своих соперников в состязании на создание Гимна России? Между тем, это произошло, и 1 января 2000 года Торжественная Песнь с новым текстом зазвучала на всю страну.

В 1973 году Сергей Михалков был награжден званием Героя Социалистического Труда и звезду Героя носит, не снимая, по сей день с гордостью.

Несмотря на многообразие творческих интересов (выдающийся русский писатель, поэт, баснописец, драматург и публицист), сам Михалков главным делом своей жизни считает поэзию для детей. «Популярность детской книги — вещь очень загадочная, — говорит поэт. — Прогнозировать ее невозможно. Но факт остается фактом: если в доме у ребенка много книг, а он требует, чтобы ему читали одну и ту же, — значит, это и есть настоящая детская книга. Так что не я выбрал детей, а дети выбрали меня. Почему? Для меня это тайна.»

Если ребенок — главный адресат творчества писателя, то очевидно, что проблемы воспитания, педагогики не могут не быть в фокусе его внимания и интересов. Сергей Михалков — действительный член Академии педагогических наук СССР (ныне — Российская Академия Образования) с 1971 года, автор многих педагогических статей и книги размышлений о детях, которая так и называется — «Всё начинается с детства…» (первое издание — в 1965 году). Именно в детстве ребенок произносит первые слова, перелистывает первую книгу, формирует свое отношение к окружающим его людям.

Раздумья о том, каким образом складывается характер маленького человека, как влияют на него внешние обстоятельства и климат в семье, что такое эгоизм и себялюбие, как относиться к историческим традициям своего народа, — это и легло в основу книги, главную мысль которой можно было бы сформулировать так: поймите своего ребенка, отнеситесь к нему с вниманием и уважением. Не навредите…

Жизнь человеческая всегда интересна и поучительна, а коль скоро речь идет о жизни замечательного человека и выдающегося писателя, воспоминания его приобретают знаковый характер для современников и будущих поколений. Ибо эпоха, преломленная в судьбе феноменальной личности, умножается на масштаб его таланта, на его видение себя в системе общечеловеческих ценностей.

С этой точки зрения книги Сергея Владимировича Михалкова «Я был советским писателем» (1-е издание — 1992 г.) и «От и до…» (1998) — классика жанра, где личные воспоминания перемежаются с почти стенографическими записями судьбоносных встреч с другими выдающимися людьми эпохи, а размышления о жизни — с тонкими и мудрыми заметками о литературном труде и общественной деятельности.

Чуковский, Маршак, Кассиль, Фадеев, А.Толстой, Шолохов, Эренбург, С.Коненков, Высоцкий, Сталин, Ворошилов, Брежнев, Черненко, Горбачев — вот далеко не полный перечень имен тех, о ком вспоминает Михалков в своих экскурсах в историю собственной жизни.

Наверное, никогда Сергей Михалков не стал бы тем, кем он стал, будь он Иваном, не помнящим родства. И в этом — еще один урок для нас, урок внутреннего благородства и ощущения себя Гражданином и Патриотом через глубинную связь с семьей и историей.

В 1997 году Сергей Владимирович женился на Юлии Валериевне Субботиной, физике по образованию, дочери академика РАН В.И.Субботина. И это, по-видимому, далеко не последняя причина очередного всплеска творческой активности поэта: за последние несколько лет им написаны новые стихи («Юлия», «Сладкоежка», «Размышления в день рождения» и др.) и басни («Листопад», «Стихия», «Мудрый совет»). Так что корифей отечественной литературы по-прежнему в строю!

Если задаться целью перечислить те государственные и общественные посты, которые когда-либо занимал Сергей Михалков, получится рукопись, по объему едва ли уступающая полноценному сборнику его литературных произведений. Вот основные из них: Председатель Московской писательской организации (1965 — 1970); Председатель правления Союза писателей РСФСР и Секретарь правления Союза писателей СССР (1970 — 1992); член Комиссии Президиума Совета Министров РСФСР по Государственным премиям (1988); член Комиссии при Президенте РФ по Государственным премиям РФ в области литературы и искусства (1997 — наст. вр.); сопредседатель Исполкома Международного Сообщества Писательских Союзов (1992 — 1999); Почетный председатель Исполкома МСПС (1999 — 2000); Председатель Исполкома МСПС (2000 — наст. вр.); Почетный член Международного Совета по детской книге при ЮНЕСКО (1982 — наст. вр.).

За высокое служение отечественной литературе и культуре Герой Социалистического труда Сергей Михалков награжден четырьмя орденами Ленина (1939, 1963, 1973, 1983), двумя орденами Трудового Красного Знамени (1967, 1988), орденом Красного Знамени (1945), орденом Октябрьской революции (1971), орденом Отечественной войны 1-й степени (1985), орденом Красной Звезды (1943), орденом Дружбы народов (1993), орденом Почета (1998), за заслуги перед Русской Православной церковью — орденами Св. Сергия Радонежского и Св. Благоверного царевича Дмитрия (1993, 1998).

Михалков — лауреат Ленинской премии (1970), четырех Государственных премий СССР (1941, 1942, 1949, 1978), Государственной премии РСФСР (1977), Заслуженный деятель искусств РСФСР (1967).

Именем Михалкова названа одна из малых планет Солнечной Системы (1999).

В 2001 году поэт получил приз «Патриарх» («Патриарху Отечественной литературы, театра и кино для детей и юношества») от фонда Ролана Быкова и диплом «Человек года» в связи с победой в конкурсе на создание текста Государственного Гимна РФ от Русского биографического института.

Так сколько же лет Сергею Владимировичу Михалкову — человеку-легенде? Когда этот вопрос задали ученикам начальных классов, они, не задумываясь, ответили: «Лет 150 — 200», — имея в виду, что его книжки читали еще их бабушки. А ему всего-то девяносто!

К 90-летию со дня рождения С.В. Михалков был награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» II степени.