На XXI Открытом российском фестивале «Кинотавр» фильм Сергея Лозницы «Счастье мое» получил приз жюри за режиссуру и отмечен призом Гильдии киноведов и кинокритиков «Слон». После окончания церемонии награждения Сергей ЛОЗНИЦА ответил на вопросы «НИ».
– Ваша картина вызвала весьма неоднозначную реакцию. Одни ее с воодушевлением приняли, но нашлись и те, которые с негодованием ее отвергли и выдвинули против вас обвинение в русофобии и очернительстве России…
– Мне очень жаль, что эти люди воспринимают картину не как художественное произведение, а как прямое политическое высказывание. Картину нужно смотреть терпимо и спокойно. Но, конечно, этот фильм создан в рамках российской культуры. Его невозможно представить в Германии или в Конго. Там есть более страшные вещи, которые показывал, например, Фассбиндер. Он говорил о своей стране очень жесткие вещи, но они находились в пределах художественного, а не политического поля.
– Мне показалось, что среди населяющих вашу картину страшноватых персонажей единственный представитель автора – это русский мальчик, у которого вышедшие из окружения советские солдаты убивают отца, заподозрив его в сочувствии к фашистам.
– Это не так. Ни один персонаж в этом фильме не является моей проекцией. Такое представительство вообще не обязательно. Кто представляет Гоголя в «Мертвых душах»?
– Известное дело – Смех.
– А моим представителем является стиль – те акценты и связи, которые возникают в результате такого сложения картины. То, что фильм понимают превратно, – не вина автора. Как говорил философ Пятигорский, понимание не зависит от лектора, оно зависит от слушателя.
– Вы известный документалист, и в вашем фильме весьма ощутима документальная фактура российской провинции. Но на этом материале разворачивается страшная сказка – герой-дальнобойщик сбивается с дороги и попадает в какое-то будто бы заколдованное место, где водится всякая нечисть и бродят ушкуйники и ночные разбойники. Такое совмещение документальности и ментальности – ваш художественный принцип?
– Нет. Мне хотелось сделать картину, которая вообще исключила бы вопрос, художественная она или документальная, но это не удалось. Получилось то, о чем вы сказали, – наложение. Снять вопрос о природе видимого на экране мира – непосильная задача, но я ищу тему и сюжет, которые позволили бы воплотить ее максимально близко к идеалу. Я думаю, что будущее – за движением друг к другу и слиянием двух видов кино. Дело в том, что зрительские требования подлинности представленного в фильме мира возрастают. Это подлинность существования камеры, подлинность существования актеров и ее приближенность к объекту съемки. Очень важно, что у многих людей есть видео и есть отношения со снятыми ими изображениями и автоизображениями. И эти требования предъявляются к кинофильмам.
– Возможно ли появление в такого рода фильмах известных актеров? Ведь известный актер – признак игрового кино.
– Я думаю, что все актеры, сыгравшие в моем фильме, в будущем станут знаменитыми. (Смеется.) Тем не менее я не исключаю возможности работы с очень известными актерами, как нашими, так и зарубежными. Важно, чтобы актер соответствовал роли и был хорошим исполнителем.
- Две сцены вашего фильма показывают то, что в этнопсихологии называют «несимметричным ответом на вызов». Когда, к примеру, на слова отвечают выстрелами – это важная для вас мысль?
- Да. Потому что это генеральная проблема толерантности, уважения к существованию друг к другу и возможности диалога. То, что наши мнения не совпадают даже в фундаментальных ценностях, не значит, что возможно применение насилия, и эти эпизоды фильма предлагают зрителю задать себе эти вопросы. Это очень важная проблема именно для нашего общества, которые необходимо решить, потому что к гражданской войне привела нетерпимость, когда люди с одними идеалами уничтожали людей с другими идеалами.
- Мне понятен ваш пафос, но трудно согласиться с тем, как он воплощен в картине. Гаишники, забивающие до смерти остановленного ими на дороге московского капитана милиции, но оставляющие в живых свидетеля - его жену, это с моей точки зрения или нонсенс, потому что им не отвертеться от обвинения в убийстве, или свидетельство того, что весь окружающий их мир - это мир тотального беспредела.
- Я не предлагаю обобщать, это всего лишь частный случай, показывающий, до чего может довести существование в пространстве нетерпимости. Разумеется, они не занимаются систематическим убийством проезжих. И к тому же действуют в состоянии полного озверения, когда адреналин не дает им осознать последствия своих действий. Фильм – это гиперболизирующая и предупреждающая модель.
- Любой фильм рассказывает о частных случаях из жизни, однако многие считают, что вместе с тем он должен быть и является репрезентативным отражением универсума. И поскольку в универсуме есть позитивные явления, они должны быть отражены в фильме.
- Пусть эти зрители подумают о том, где позитивные явления и положительные герои в «Мертвых душах», и о том, что у него получилось, когда ты попытался ввести в мир своей поэмы положительного героя. Я бы не хотел сжигать свой фильм и поэтому сразу решил оставить позитив и надежду за кадром. Но я был бы очень рад, если бы зрителя отвратили вещи, показанные в моем фильме. Тогда надежда сможет зародиться в нем самом...