Сергей Есин

Литература не терпит «штучек»

Известный по романам «Имитатор», «Соглядатай» и книге-эссе «Власть слова» писатель Сергей ЕСИН имеет полное право рассуждать о современной литературе как эксперт. Ведь через его, ректора Литинститута им. Горького, руки проходят самые свежие творения нынешних светил и бумагомарак. Только, как он сам мне первым делом признался, нынешняя литература его совсем не радует.

— ЗА ПОСЛЕДНИЕ 15 лет не появилось ни одного по-настоящему нового автора, произведения или явления. Истинная литература — это то, что ввинчено в общественное сознание. Я вижу: дают Букеровскую премию, читаю книгу. Да, более-менее интересно, но абсолютно не укоренено в обиходе. Куда делись писатели, когда-то гремевшие после получения Букера? Их нет. А если кто и остался, то исторически принадлежит советской литературе. Сейчас студентам интересен очень средний писатель Довлатов, литература не для высоколобых — Пелевин, штучное явление Ерофеев и публицистика Лимонова. Но все это сначала кажется открытием, а потом расползается. Сейчас пишут, посматривая назад или на Запад. Много второсортной литературы. Есть мастеровитые писатели. Например, Улицкая. Хотя по своей натуре она скорее беллетрист. Но настоящая литература не может держаться на «штучках». Уверен: время расставит все на свои места. Литература — вещь мстительная. Когда-то Иван Бунин получил Нобелевскую премию, оттеснив не менее талантливого Ивана Шмелева. Сейчас Шмелев наступает на Бунина и берет «реванш».

— Чего же нынешней литературе не хватает для нормального развития?

— Объема и задач, масштаба игры, охвата времени. Необходимо мощное стилевое начало. Литература возникает, когда смыкается «ПРО ЧТО» и «КАК». А у нас в последнее время только «про что». Обнажение жизни, честно говоря, бессовестное. Нужны попытки взглянуть на мир по-другому, напрячь воображение. Но чтобы ассоциации засверкали, требуется большая культура, которую необходимо в себе взрастить. Есть и другая причина упадка. Скажите, ради чего писать, ради чего побеждать? В Древней Греции побеждали ради славы города, рода, себя лично. А теперь? Наша слава ничем не обернется — поэтому и на Олимпиаде провал. Нужна не только идеология, как часто говорят. Нужна любовь к тому, что защищаешь. За что и против чего должна бороться нынешняя литература? Разработка образа маленького человека в прошлом. Ругать правительство — да вроде все довольны: и кока-кола есть, и выезд из страны открыт. Но наше время духовно выжжено. Про что писать — про олигархов, власть, современного героя? В нынешнем обществе присутствует какая-то двусмысленность. И дети (студенты Литинститута. — Прим. авт.) стали так писать — ни туда ни сюда. Раньше стихи читала вся страна. Кто не знал Евтушенко, Вознесенского, Ахмадулину? А сейчас и поэты есть хорошие. Но камерные. И поэзии в общественном сознании нет, потому что о ней никто ничего не знает.

— Быть может, возродиться литературе поможет возвращение к религиозной теме, столько лет находившейся под запретом?

— Эта литература обязательно получит новое развитие. Другое дело, что писатель, взявшийся за такую тему, должен тщательно разработать собственное сознание и веру. А для этого нужно больше времени, исторической свободы. В более широком смысле темы Нового Завета разрабатывает вся литература. Для меня самое крупное литературное впечатление последних дней — чикагские аудиозаписи Евангелий. Это хорошо продуманное, спокойное прочтение текста. И я осознал, что Библия — фантастический род литературы. Она открыла нам все ходы — от импрессионистических приемов, своеобразного построения сюжета, самых изысканных форм подачи до прямого воплощения идей. Рядом с этой литературой вся другая кажется вторичной. Даже «нестыковки» в трактовке тех или иных явлений библейской истории, которые есть в разных Евангелиях, сейчас мне кажутся изощреннейшим ходом. И это сделано настолько грандиозно, что, кажется, человеку понять невозможно. Нужна высшая интуиция.

— Как вы думаете, о чем будут произведения новой русской литературы?

— Сейчас жду появления нового «Сатирикона». Это должно быть не столько сатирическое осмеяние действительности, сколько ее специфическое рассмотрение и фиксация. Затем должны нахлынуть волны блестяще написанной социальной литературы. Если она не будет таковой, то окажется никому не нужна. Дальше — произведения, где будут очень тесно увязаны общечеловеческие проблемы и проблемы сегодняшнего дня. И наконец, новый роман. Поясню. Кто-нибудь помнит труды академика Тарле? Он изобразил войну 1812 года куда более точно, чем Лев Толстой. Но мы знаем о событиях того времени только по Толстому. А XIX век мы знаем по Пушкину. И через 30 лет войну между красными и белыми будут знать только по «Тихому Дону». Писателя нынешней эпохи у нас нет. Но он должен появиться. Однако это должно быть произведение не только по истории. За жизнью должно проглядывать что-то другое. «Муму» — ныне детский рассказик, история немого Герасима и его собаки. А когда-то это произведение оказало колоссальное влияние на отмену крепостного права. И после сегодняшней эпохи грядет новое толстовство, а потом опять придет разруха. Такое же черное поле, через которое мы пытаемся переползти сейчас.

— Давайте соберем в рюкзак книги, которые мы возьмем с собой в новую эпоху.

— Писатели — люди эгоистичные. Они пытаются забрать что-то свое. А задача культуры — забрать как можно больше всего. Рюкзак, знаете ли, сумка небольшая. И я бы уложил самое хрупкое. То, что без нас через черное поле не перейдет. Классическая литература и Серебряный век сами пробьют себе дорогу. Нужно не потерять крупнейшие достижения советской литературы, заставить их работать. Например, Алексея Толстого, Зощенко, Шукшина, Ильфа и Петрова…

— Может, вам самому стать автором романа нового времени?

— Мне кажется, я для этого стар. Нужно другое самочувствие эндокринных желез, более густой адреналин. Хотя сейчас я все-таки пишу очередной роман.