Сергей Бодров
Мы поймем, почему сирота и раб стал Чингисханом
В эти дни начинается работа над новым проектом Сергея Бодрова и студии СТВ «Монгол. Часть 1» - масштабным фильмом о молодых годах Чингисхана. С режиссером встретился и расспросил о будущей работе наш корреспондент.
- Масштабные проекты, подобные «Монголу», обычно связываются в сознании будущих зрителей с продюсерским заказом - особенно если за дело берется режиссер серьезный, участник фестивалей… Так ли это было в вашем случае?
- Насколько я знаю, не всегда это связано с продюсерским заказом - например, Баз Лурман сам хотел сделать картину об Александре Македонском…
- Говорят, замысел принадлежал Дино де Лаурентису.
- Насколько я помню, это была идея Лурмана, хотя кто знает. Не знаю, чья была идея у Оливера Стоуна. В моем случае никакого заказа не было. У меня есть давнишний список всяких идей и замыслов, там была эта история. Меня интересовало в первую очередь именно детство Чингисхана: я много работал с детьми, снимал о них картины. В данном случае это история мальчика, который стал Чингисханом: замечательная, одна из лучших историй. Я поделился идеей со своим товарищем и партнером продюсером Сергеем Сельяновым, и он сразу понял, что это может быть очень интересно. Потом мы с Арифом Алиевым написали сценарий, и началась работа с тем же Сергеем.
- То есть кино начинается?
- Уже началось.
- Другой привычный стереотип: если в подобную продукцию не ввязывается, скажем, Первый канал, то без западных инвесторов не обойтись…
- Я думаю, что это действительно стереотип. У нас в России почему-то с древних времен подозрительно относились к иностранцам, и любая иностранная копродукция вызывает подозрение. Это нормально: никто сейчас ничего не делает сам по себе. Кино - мировой бизнес, мировой процесс.
- Россия-то мало задействована в этих процессах.
- У меня есть такой опыт, и это мне кажется нормальным. Как ни странно, мы довольно легко нашли деньги на этот проект в России - в частности, нашим партнером стала новая компания «Андреевский флаг» - и Казахстане, у нас есть поддержка Министерства культуры России. Мы еще не определились, с каким каналом будем работать, у нас есть такая роскошь - не спешить. Мы достаточно уверены в проекте, чтобы выбрать себе партнеров если не сейчас, то позже.
- Даже самые масштабные ваши проекты всегда касались частных ситуаций и ограниченного числа действующих лиц. Так ли это здесь?
- Нет, у меня был такой малоизвестный масштабный проект, которым я не очень доволен, - картина студии Columbia Pictures «Бегущий свободный». 20 миллионов долларов бюджет, снималось все в Африке, где это огромные деньги. И сейчас я доснимаю - меня попросили - картину «Кочевник» в Казахстане: 30 с лишним миллионов долларов. Это было непросто, но я закончил, чем профессионально горжусь.
- Забавно - я как раз хотел спросить о виртуальном соперничестве «Кочевника» и вашего «Монгола», а вы, оказывается, сменили режиссера Ивана Пассера и взялись за оба фильма!
- Все пришлось снимать мне, в том числе большие батальные сцены, и никакого соперничества нет (смеется). Когда я работал в Голливуде и поехал снимать в Африку, мне сказали опытные люди: «Не бери американцев, американцы плохо работают в трудных условиях». Казахстан оказался не самым простым местом… Не хочу вдаваться в подробности. Иван милый, замечательный человек, но - не получилось. Деньги были потрачены, снято меньше половины картины. Остальную часть попросили снимать меня.
- И каково будущее этого фильма?
- Думаю, нормальное. Сейчас я в Лос-Анджелесе заканчиваю монтаж. Деньги видны, есть история, сюжет. Посмотрим. Продает картину французская компания Wild Bunch, они очень оптимистично настроены. Главное было снять это.
- Учитесь на ошибках, допущенных там? В чем ваш «Монгол» будет совершеннее и лучше?
- В том, что он мой, с самого начала. Я привык работать в сложных условиях, за моими плечами надежные люди, у нас абсолютно единая команда.
- «Кочевника» снимали на английском…
- По-моему, это было ошибкой. Сейчас я предложил его сделать на казахском языке, и думаю, что будет гораздо лучше. Кстати, когда мы начинали наш проект, посыпалось огромное количество самых заманчивых предложений - только снимайте на английском. Мы сказали: нет, мы это даже не обсуждаем.
- Это, конечно, будет смотреться более естественно - если Чингисхан будет говорить не по-английски, а на родном языке. А какова прагматическая сторона этого решения? Вроде бы англоязычный фильм имеет больше шансов на успех за рубежом.
- Все переменилось, слава Богу. Имеет смысл снимать на английском, если у тебя есть огромные звезды - скажем, Том Круз. Когда у тебя хорошие, но неизвестные актеры, не надо этого делать.
- Ну да, «Герой» Чжана Имоу прошел довольно успешно в США.
- Не просто довольно удачно, а очень удачно, несколько недель наверху бокс-оффиса! Ситуация изменилась. Началось это с «Жизнь прекрасна» Роберто Бениньи. «Крадущийся тигр, невидимый дракон» вообще совершил огромный прорыв - 80 млн. долларов в Америке с субтитрами, четыре «Оскара»! Окончательно точку поставил Мел Гибсон. Никто не хотел браться за «Страсти Христовы», а ведь Гибсон настаивал на том, чтобы выпускать картину без субтитров: пусть смотрят, там все понятно. Его уговорил мой приятель, прокатчик Боб Берни, который работал со мной на «Кавказском пленнике». Они выпустили картину Гибсона - 300 млн. долларов только в Америке. Я считаю, что не только с художественной, но и с прагматичной точки зрения сейчас гораздо интереснее делать на монгольском. Как говорит Сельянов, это «фишка» - то, чем фильм отличается от других. А когда есть очень интересная история, как у нас, не заболтанная плюс к тому…
- Когда слышишь о проекте вашего фильма, в голове всплывают две возможные модели: сказочно-героическая, в духе того, как относятся к Чингисхану в том же Казахстане, и проблемная, в духе картин Сокурова или того же «Александра» Стоуна - исследование природы власти. Нас все же годами учили в школе, что Чингисхан был тираном и завоевателем, а не героем. Так по какому пути вы пошли?
- То, что мы собираемся делать под названием «Монгол. Часть 1», - история юношества и детства Чингисхана. Когда фильм начинается, он мальчик девяти лет: отец отравлен и умер, семью ограбили, мальчик стал рабом, на несколько лет закованным в колодки… Это история любви, очень необычная. Это малоизвестная - а в России тем более - история необычайно интересного человека, а закончится фильм до того, как он станет Чингисханом. Но мы поймем, почему этот мальчик, сирота и раб, стал Чингисханом. Мы придумали такую монгольскую пословицу: «Не обижай слабого детеныша - он может оказаться сыном тигра».
Источников не так много, и тысячи интерпретаций. Одна из самых интересных - у гениального русского историка Льва Николаевича Гумилева. Он всю жизнь мечтал написать книгу о Чингисхане, так и не написал, но во всех книгах так или иначе он возвращается к этому образу. И у него есть несколько догадок. Весь мир уверен, монголы в том числе, что, когда мальчику было 12 лет, он убил своего сводного брата. Везде написано, что они поссорились из-за рыбы, после чего прискакали враги семьи: заковали мальчика в колодки, сделали рабом. Никому до Льва Николаевича не приходило в голову спросить: а почему, собственно, враги наказали мальчика? Да пусть бы они хоть все друг друга поубивали, им это неважно было! Самый страшный грех в степи был предательство, и Гумилев подумал: а может, этот мальчик доносил, что делается в этой семье? Росли сыновья, говорили о мести… В нашем сценарии мы нашли, я считаю, замечательное решение. Темуджин узнает, что рядом с ним предатель, что он кормится из рук врагов, и убивает сводного брата. А тот просит: никому не говори, что я был предатель, скажи, что убил меня из-за рыбы. Находить такие вещи очень интересно. У нас есть своя интерпретация этого образа, но мы не говорим, что сами все придумали. Мы перерыли огромное количество материалов, и Лев Николаевич нам очень помог.
- Как вышло, что вы вновь, впервые после «Кавказского пленника», объединились для работы со сценаристом Арифом Алиевым?
- Ариф - очень сильный, на мой взгляд, сценарист, один из немногих появившихся за последние годы. У нас с ним был очень хороший опыт работы, поэтому я без раздумий пришел к нему снова с предложением поработать над этим проектом.
- Вы делаете фильм для огромной аудитории, международной, а ведь люди во многих европейских странах и не слышали, кто такой Чингисхан…
- Не знают, но слышали. Есть образ - и очень хорошо, что это образ монстра, убийцы, варвара, чуть не уничтожившего всю Европу. А мы говорим: нет, не так все просто.
- Вопрос не в этом. Вы не боитесь, что это будет восприниматься как чистая сказка?
- Это не сказка, это реальность.
- Но человек, который смотрит фильм, находится во власти клише - будь то «Конан-варвар» или «Властелин колец».
- Это фикшн, а мы имеем дело с реальной фигурой. Надо ли убеждать зрителя в том, что это реальность? Мы не ставим такой задачи. Мы делаем эмоциональное произведение. Как зритель его воспримет? Одни поверят, что это реально, другие нет. Обычно люди об этом не думают, думают только кинокритики, потому что это их профессия. Зритель - он воспринимает. Или не воспринимает.
- Кинокритики тоже зрители.
- Все-таки другие. Вы испорченные зрители, на всю жизнь.
- Спрошу как кинокритик: насколько вы, человек западный и интегрированный в международный кинопроцесс, учитывали тенденции последних лет? Открытые заново китайские режиссеры, Чен Кайге и Чжан Имоу, ставшие вдруг массовыми любимцами, новейшая волна самурайского кино - «Сумеречный самурай» и «Скрытое лезвие» Едзи Ямады, «Табу» Нагисы Осимы…
- Я все это видел. Чена Кайге помню с давних времен, когда в 1987-м его не пустили на фестиваль в Турине и его фильм «Большой парад» - хорошая очень, сильная картина - получил главный приз, а моя казахская картина «Непрофессионалы» получила второй приз. Мне нравится Чен Кайге, я очень люблю японское кино… Мы, конечно, все были не очень образованны, хотя при желании можно и в России было посмотреть кино. Тысячу лет назад я записался на кинофакультет в Институте марксизма-ленинизма, где показывали потрясающие картины, шедевры, которые никогда у нас не выходили в прокат.
- Ваше кинематографическое образование бесспорно, но собираетесь ли вы попасть в эту новую волну костюмного азиатского кино?
- В волну попадать очень опасно. Если ты ставишь себе задачу попасть в волну, тебя обычно выбрасывает на берег. Хорошо, когда ты сам создал эту волну… По-моему, «Герой» уже практически закрыл жанр. Вторая картина, «Дом летающих кинжалов», уже не принесла столько денег, народ был разочарован. Что делать в этом случае? Надо найти свой путь. Мне кажется, наш путь - в сторону Куросавы. Была такая тайская картина «Воин», недавняя. Ни одного спецэффекта, все в настоящую. Потрясающие актеры, делают чудеса. Как у Куросавы. Без спецэффектов мы не обойдемся, но они у нас будут незаметными. Никто летать не будет, будут жесткие схватки, которые будут выглядеть по-настоящему. У нас работают замечательные художники: Эми Вада, которая работала у Гринуэя и в «Герое», а еще скульптор Даши Намдаков, бурят, который чувствует и понимает эту культуру. Ведь никто не знает, как выглядели монголы в средние века, - сохранились только иранские и китайские гравюры, поздние. Мы только что вернулись из Тибета и уверены, что древние монголы выглядели очень близко к теперешним тибетцам. А современные монголы этого не сохранили.
- Вы считаете, что было стратегически правильным привлечение в подобный проект звезды, каковой является - пусть не в международном масштабе, но в Японии и Азии - актер Таданобу Асано?
- Существовал соблазн привлечь азиатских звезд. Мы были в Гонконге, Сеуле… Звезда звезде рознь. Мне не важно, звезда Асано или нет, мне важно, чтобы он был убедителен. Это потрясающий актер. Я знал его по «Затойчи», но всю обойму его работ увидел уже потом. При встрече он меня убедил - сразу, когда мы взглянули друг на друга. Европейский зритель его еще не очень знает, но актер - замечательный. Я рад, что он в нашей команде.
- Что, как вам кажется, в «Монголе» будет "фирменным", связывающим его с другими вашими фильмами? Чтобы сразу было ясно - это фильм Сергея Бодрова.
- Мне трудно анализировать свое творчество. Посмотрим, когда картина будет готова. Я русский режиссер, где бы ни работал, и всегда стараюсь рассказать интересную историю, которая меня самого увлекает, - я по первому своему ремеслу все-таки сценарист и журналист. Историю с поворотами, с характерами, которая запоминается.
- История Чингисхана давно вас интересует?
- Уже несколько лет. Пока не наступил момент, когда я решил эту историю все-таки рассказать.
- Не странный для русского режиссера и сценариста персонаж - Чингисхан?
- Не странный. Я же первые свои работы поехал в Азию снимать. Я люблю русскую деревню, но не знаю, как про нее фильм снять. Азия - все эти лица и пространства - это мое. Поэтому я и в Африку ездил снимать, и «Кочевника» согласился доснимать. Все это дико мне нравится, я и в Индии давно хочу картину снять.
- А вы как русский режиссер, часто работающий за рубежом, в «Монголе» не хотели как-то сломать, хотя бы опосредованно, русские традиции ксенофобии? В этом случае тянущиеся, видимо, со времен татаро-монгольского ига и Золотой Орды.
- Конечно, в какой-то степени, неосознанно… Не скажу, что это моя главная задача, но мне как человеку, работающему и живущему везде, крайне неприятна и стыдна эта ксенофобия. Она есть везде, но, так как я русский человек, мне стыдно за своих.
Азиатский пленник
Сергей Владимирович Бодров родился 28 июня 1948 года; начинал карьеру как журналист. В 1974-м окончил сценарное отделение ВГИКа. Одновременно с учебой публиковался в «Литературной газете» и журнале «Крокодил», писал сценарии для киножурнала «Фитиль». Дебют в качестве сценариста в кино - «Баламут» (1978), дебют в качестве режиссера - «Сладкий сок внутри травы» (1984). Работал в Средней Азии.
Самые известные фильмы: «СЭР» (1989), «Кавказский пленник» (1996), «Давай сделаем это по-быстрому». С 1992 года живет и работает в Лос-Анджелесе. Отец актера и режиссера Сергея Бодрова (1971-2002).
