На днях открыл новый сезон Молодежный театр на Фонтанке. В ближайших планах — «Три сестры» Чехова, пожалуй, самого востребованного в Петербурге автора. Вот Москва гремит современной драматургией, авангардом, молодыми драматургами. А в Петербурге же даже Молодежный театр предпочитает классику. Почему? Рассказывает главный режиссер Семен СПИВАК.
Против времени
— Еще когда несколько лет назад мы выпустили булгаковские «Дни Турбиных», высоко оцененные и зрителями и критиками, я подумал, что самое страшное — остановиться в развитии, поэтому в голову и пришел Чехов. Тем более все говорят, что это наш автор, ведь театр работает на стыке драмы и юмора.
…Мне кажется, что Чехов машет рукой людям таким же, как он: мягким, не очень волевым, не очень упертым, не очень тщеславным. А в его время, как и сейчас, в моду входили люди бойкие, нахрапистые. Мы ставим спектакль, идущий против времени, несовпадающий с ним.
— Не пугает, что Чехова ставят очень много?
— Ну, во-первых, сердцу не прикажешь. Во-вторых, в Питере не очень много Чехова, а в Москве Чехов мне нравился редко, потому что он ставился умно, концептуально, сухо. Мы же пытаемся идти через атмосферу, через отношения.
— А что с современными-то пьесами?
— Ну разве можно сказать человеку: «Вот замечательная женщина, люби ее, целуй ее». Не откликается душа! Мне кажется, современная драматургия по большей части депрессивная, злая. Как книжки, которые сейчас выпускаются: «Я стерва», «Как стать ведьмой». Неудобно теперь даже произнести: «Я добрый, мягкий», но именно эти определения я бы отнес к нашему театру.
Я вот жду, когда же какой-нибудь драматург напишет пьесу, которая и ему будет помогать жить, работать, любить, смотреть на небо — что и является жизнью… Тогда у нас и появится драматургия, а сейчас только модные направления. Но мода проходит.
Пьесы на злобу дня чем опасны? Когда пар улетучивается, остается злоба.
Как выбираешь пьесу: если читаешь — и не можешь уже не ставить. А если думаешь, поставлю-ка я современную пьесу, то хорошего не получится. Ум в искусстве ничего не стоит, не весит. Только чувства. Интуиция.
Об авангарде хочу сказать! Вспомним историю, к примеру, французских импрессионистов — их же не признавали, считали никем. Недаром они делали выставки «Салона отверженных», были бедны, их картины не покупали. У нас же авангард очень моден, на спектаклях полные залы, создателям текут деньги. Мне кажется, это надуманный авангард, ненастоящий.
Театр не официант
— Сейчас появились модные актеры, известные по сериалам. Почему бы не делать спектакли в расчете на них? Публика пойдет, театр заработает деньги.
— К нам публика и так идет. А на ваш вопрос еще Товстоногов ответил, он говорил, что театр не может работать официантом по обслуживанию артиста. У театра есть свои планы, творческое направление. Известным должен быть театр. Мне кажется, у нас это присутствует. А так как труппа состоит из личностей талантливых, никто никому не подыгрывает, то артист знает, что не в этом сезоне, так в следующем получит главную роль.
Кстати, я понял для себя градацию между популярностью и славой. Это разные вещи, а у нас пока они совпали: популярный — значит классный. Не всегда.
— Но вы не против, если артист много снимается?
— Артист в театре получает такую маленькую зар-плату — чуть больше трех тысяч рублей, даже имеющий звание и личностный рост, — что у меня рука не поднимается запрещать. Но вот великий Олег Борисов в книге «Без знаков препинания» на вопрос, какое главное качество для артиста, ответил: сообразительность. То есть мудрость. А талант поставил на второе место. Это я к тому, что если человек много снимается и ему собственная популярность сшибает башку, то у него нет сообразительности, что это ведь не вечно. А вот у Наташи Сурковой, которая становится все более известной, особенно после фильма «Свои», есть мудрость, которая ее балансирует.
…Где-то вычитал, для чего человеку нужна личность. Чтобы он понимал, что рядом живет другая личность, больше ни для чего.
Сотый заместитель
— Вы семь лет работали еще и в Москве, в Театре им. Станиславского. Продолжите сотрудничество со столичными труппами?
— Мне сейчас от петербургских дел не оторваться, от московских решил отдохнуть, хоть и зовут в Театр сатиры. Семь лет разрывался между двумя труппами, многое приобрел, но и многое потерял.
— Вы когда-то сказали, что петербургские режиссеры интереснее, чем «везде». И сейчас так считаете?
— Это было сказано интуитивно, но после моих слов стали немножечко обращать внимание на наших режиссеров, немножечко ценить их. В Москве же любого более-менее успешно поставившего режиссера холят и лелеют.
…Я думаю, главное для художника — человеческие качества. Одного только профессионального роста в творчестве недостаточно.
— Это относится и ко всему театру?
— Театр — это такая лечебница. Есть религиозная форма поднятия души, когда люди идут в храм, а театр — светская. Мы не просто ставим хорошие спектакли, мы даем зрителю надежду, у нас есть идеология, которая и нам помогает.
— Идеолог — вы?
— Идеолог, я думаю, там (показывает наверх), я только сотый заместитель. Но есть вечные законы. Когда-то великий английский режиссер Питер Брук сказал, что законам театра человека можно выучить за один день, а законам жизни мы учимся всю жизнь.