Дидий Юлиан, Сальвий - римский император в марте-июне 193 г.
Дидий Юлиан происходил из знатного медиоланского рода. Среди его предков были и консулы, и префекты Рима. Воспитывался он у Домиции Луциллы, матери императора Марка Аврелия, которая покровительствовала ему и дальше. По ее ходатайству, он получил квестуру раньше установленного возраста. Затем Марк Аврелий выдвинул его в эдилы и преторы. После преторства он командовал в Германии двадцать вторым легионом, а затем долго и безупречно управлял Бельгикой. С помощью наскоро собранной армии ему удалось победить вторгшихся в римские пределы хавков. За это около 175 г. Дидий был удостоен консульства. В дальнейшем он управлял Далмацией и нижней Германией, занимался государственными выдачами в Италии и вновь управлял провинциями: Вифинией и Африкой. Будучи во второй раз консулом и проконсулом в Африке, он сменил в этих должностях Пертинакса. Поэтому тот всегда называл Дидия Юлиана своим преемником (Спартиан: «Дидий Юлиан»; 1—2). После того как преторианцы 28 марта 193 г. убили Пертинакса, они поначалу устрашились своей отваги и, зная, что народная масса будет негодовать по поводу свершившегося, возвратились бегом в лагерь. Они заперли ворота и входы и поставили на стенах и башнях стражу, чтобы защищаться, если толпа их атакует. И действительно, римляне очень горевали о смерти императора, так как Пертинакс был государем кротким и справедливым. Но никто не встал во главе недовольных: сенаторы при первой весте о перевороте в страхе разъехались по своим имениям. Через два дня волнения в столице улеглись, и солдаты воспрянули духом. По-прежнему не открывая ворот, они выслали на стены самых громкоголосых из своей среды, и те объявили, что преторианская гвардия облечет властью и провозгласит императором того, кто выплатит за это наибольшую сумму денег. Первым на это предложение откликнулся тесть Пертинакса Сульпициан, бывший в то время префектом Рима. Он явился под стены лагеря и завязал с мятежниками переговоры (Геродиан: 2; 5—6). Прошел даже слух, что Сульпициан провозглашен императором и сенат готовится утвердить решение войска. Дидий Юлиан отправился со своим зятем в курию, но нашел ее запертой. В дверях ему встретились два трибуна, которые стали убеждать его занять свободное место принцепса. Дидий Юлиан отвечал, что император уже объявлен, но трибуны, не слушая возражений, привели его к лагерю. Увидев, что торг еще не закончен, Дидий тоже пожелал принять в нем участие. Поначалу на него не обращали внимания, так как воины внимательно слушали Сульпициана, но он написал на таблицах, что обещает восстановить память об убитом недавно императоре Коммоде, чью кончину преторианцы продолжали еще оплакивать (Спартиан: «Дидий Юлиан»; 2). Тогда солдаты спустили Дидию лестницу и подняли его на стену. Он обратился к мятежникам о речью и обещал каждому по 25 000 сестерциев. Окрыленные такими обещаниями, воины провозгласили Дидия Юлиана императором (Геродиан: 2; 6). Впрочем, сам он согласился принять все титулы и почести только из рук сената, и сенат в тот же день утвердил решение преторианцев: провозгласил Дидия Августом, отцом отечества, наделил его трибунскими полномочиями и проконсульскими правами. В тот же день он занял Палатинский дворец.
Ненависть, которую народ питал к убийцам Пертинакса, всецело перешла на нового императора. Хотя Дидий совсем не был причастен к заговору, его считали главным его вдохновителем. Едва он появлялся на улице или на зрелищах, толпа осыпала его невероятной бранью и угрозами. Летели в него и камни, и если бы солдаты силой оружия не охраняли своего ставленника, он был бы убит уже на другой день по принятии власти. Все это Дидий переносил спокойно и во время своего правления действовал очень мягко. Однако этим он нисколько не смягчил сердца римлян. Все воспрянули духом, когда узнали о волнениях в провинциях: сирийские легионы провозгласили императором Нигера, а иллирийские — Севера. Восстание иллирийцев особенно встревожило Дидия. Он знал, что там расквартированы самые боеспособные части. К тому. же имя Пертинакса было очень популярно в Иллирии и среди воинов, и среди колонистов. Дидий приказал вывести преторианцев в поле укреплять башни, но воины были ленивы, испорчены городской роскошью, совершенно не желали заниматься военными упражнениями, — так, что каждый из них за плату нанимал себе заместителя для выполнения предписанной ему работы. Таким образом, у Дидия Юлиана не оказалось войска, способного противостоять Северу (Спартиан: «Дидий Юлиан»; 3—5). Не встретив никакого сопротивления. Север перевалил через Альпы и вторгся в Италию. Жители повсюду выходили приветствовать его, а равеннский флот перешел на его сторону. Не зная, что ему делать, Дидий собрал сенат и предложил для достижения мира сделать Севера соучастником власти, провозгласив его императором и дав ему равные с собой полномочия. Сенат одобрил это, но жители, видя, что Дидий робеет и находится в отчаянии, стали переходить на сторону Севера (Геродиан: 2; 12). Зная о ненависти и презрении, которые внушал к себе Дидий, Север решил, что ему выгоднее оставаться врагом императора, чем делаться его соправителем. Поэтому он отверг предложения сената. Дидий созвал сенаторов и спросил их мнения о том, что теперь надлежит делать, но не получил никакого определенного ответа. Тогда он :по собственному почину предложил стать своим соправителем Клавою Помпеяну, так как тот был зятем Марка Аврелия и долго командовал войсками. Но Помпеян отказался, ссылаясь на свою старость. Тем временем на сторону Севера перешли воины из Умбрии. После этого стража и телохранители бросили императора. Дидий оказался покинут всеми и остался в Палатинсксом дворце лишь со своим зятем Репентином (Спартиан: «Дидий Юлиан»; 8).
Когда враги были уже у самых стен города, сенаторы собрались на заседание и договорились провозгласить Севера единственным императором, а Дидия казнить (Геродиан: 2; 12). В Палатинский дворец отправили трибуну с отрядом, и Дидий был убит каким-то рядовым воином. Перед смертью он унижено просил о пощади и тщетно взывал к покровительству Цезаря, то есть Севера. Всего он пробыл у власти два месяцу и пять дней. Главной бедой его было то, что он, недостойно овладев престолом, так и не научится быть императором и постоянно заискивал перед теми, кем должен был повелевать. В результате р враги и собственные сторонники прониклись к нему презрением и не было никого, кто бы пожалел о его жалком конце (Спартиан: «Дидий Юлиан»; 8—9).