Не каждый актер может рассказать о встрече с таким мэтром кино, как Аль Пачино. Тем более огромная редкость и невероятная удача – работать с этим удивительным человеком, что стало реальностью в жизни нашей героини – молодой актрисы театра и кино Сабины Ахмедовой. Стройная, высокая, кареглазая восточная красавица рассказывает о своих любимых актерах, о премьерах в кино, о мужчинах, о детстве...
– Я родилась в Баку. У меня прекрасные родители, они всегда меня поддерживают и с детства говорили мне, что я особенная. Светлое, беззаботное детство оборвалось в мои семь лет, когда началась война между армянами и азербайджанцами, и нам пришлось бежать из родного города в Москву. Но к тому безоблачному раннему детству, к его ощущению, в то состояние я возвращаюсь всегда как актриса. Мне это помогает существовать в непростом актерском мире, не говоря о профессии. Оставаться ребенком важно, чтобы оставаться живым. Потому что все обрастает коростой и стенами. И это самое святое для меня – период моего детства.
Папа у меня инженер. Он строит огромные мукомольные заводы. Мама занимается недвижимостью. В нашем роду до меня актеров не было, но зато есть певцы. Я очень люблю петь, и понятно, откуда это. У меня бабушка по маминой линии поет, сила ее голоса поражает. У меня тот же эффект, голос мощный, но его надо обуздать, чем мы и занимаемся с преподавателем по вокалу. Думаю записать пару песен, но пока не доходят руки. Диапазон моего репертуара – от джаза до поп-рока. Но не попса, точно.
Кто повлиял на твой выбор профессии?
– Это мечта детства. Удивительно, но всегда внутри меня существовал некий зов, основа, в которой я была уверенна. Знала, что это во мне есть. Хотя была самым зажатым ребенком в классе, не занималась в актерском кружке, но увлеченно посещала танцы и вокал. Поэтому для родителей мой выбор профессии оказался большим сюрпризом. Я чувствовала, что смогу раскрыться, главное – поступить в театральный вуз.
А дальше все произошло очень быстро. Закончила я Институт современного искусства и два года училась в Лос-Анжелесе в институте Ли Страсберга. Английский знала с подросткового возраста, но вначале были сложности: сленг, скорость, быстрота речи. Сейчас говорят, что акцента почти нет.
Что для тебя главное в профессии?
– Честность в отношении к профессии, причина, по которой я этим занимаюсь, и конечно – удовольствие. Мой педагог сказал: «Если ты не знаешь, почему выходишь на сцену, не выходи». Не понимая этого, нет никакого смысла идти в нашу профессию, сложнейшую, зависимую, тяжелую психологически и физически. Для меня актерская профессия сродни благотворительности. Ты отдаешь себя, и это очень важно. Может быть, я идеалист, но мне кажется, что так должно быть, иначе все вымирает.
Кто для тебя открыл дорогу в кино? Я имею в виду режиссера, который заметил и поверил в тебя?
– Игорь Зайцев, режиссер «Диверсанта» и «Каникул строгого режима». Прекрасный режиссер, удивительно работает с актерами, потому что сам актер в прошлом, его любят лучшие артисты. Он понял, поверил в меня и предложил диаметрально противоположные роли. В «Диверсанте» – драматическая роль, девушка с трагической судьбой, окруженная трауром, немного Антигона. А в «Каникулах» – острохарактерная комедийная роль, с проблесками романтики.
Какие из сыгранных ролей любимы и близки по духу?
– Безусловно, Лана из «Диверсанта». Тема восточной женщины мне близка, хотя я выросла в европейской культуре, и меня родители никогда ни в чем не ограничивали. Но я видела восточных женщин всю свою жизнь, и знаю, с каким нераскрывшимся потенциалом они живут. Им, может, меньше повезло, чем мне, или нет внутреннего драйва, но в основном у них очень сильная энергетика, большие возможности – к сожалению, часто не реализованные.
Мне многие говорят, что моя Лана не очень восточная в своих проявлениях. Мы придумали сцену с задернутой юбкой, это тонкий чувственный момент. Я хотела видеть ее именно такой, чтобы она жила, пробовала, рвалась к чему-то, проявляла себя, даже если это закончится драмой. И, наверное, из того, что я играла в кино, эта роль ближе всего ко мне.
Мне кажется, что я живу иногда вопреки. Двигаюсь вперед, но если мне выставить преграду, начну двигаться еще активнее, не сдамся. Это моя психофизика. И Лана – силь
ная женщина. Она стремится к счастью, внутренне понимая, что в условиях войны оно практически невозможно. Мужчин нет, и в ее случае один за другим уходят. Но она цепляется за последнюю надежду. Надо всем стараться не выживать, а жить! И это внутреннее счастье у тебя никто не заберет. Ты можешь быть счастлив и на маленьком клочке земли с черным хлебом, главное – захотеть счастья!
Для актрисы необыкновенная удача – работа в окружении талантливых людей, как в фильме «Каникулы строгого режима». Удалось что-то почерпнуть для себя, уловить какие-то тонкости актерского мастерства звездных коллег?
– Да. Мне очень помогали и Сергей Безруков, и Дмитрий Дюжев. Может быть, они и не заметили этого, потому что все было очень аккуратно, маленькими деталями. Дима объяснял мне ситуацию по камере, подсказывал, где лучше, выгоднее встать. Сережа подошел ко мне в первый мой съемочный день. Я жутко нервничала. Он видимо заметил, что я готовлюсь и переигрываю все внутри себя. Но, как в любом съемочном процессе, непонятно было, когда мы начнем. И соответственно велика возможность перегореть. Тогда Сергей говорит: «Остановись, не надо, перегоришь. Спокойнее». Он вроде всего лишь подтвердил то, что я уже знала, но крайне важно вовремя об этом напомнить.
Я все время наблюдала, как Сережа с Димой «собираются», у них всегда очень здорово и профессионально срабатывает шутка, они знают ход к ней. И когда они существуют в тандеме, идут невероятные импровизации, очень смешные! Ребята всегда были сконцентрированы и занимались исключительно своим делом, вне зависимости от ситуации. Они правильно настраиваются на то, что является их профессией. Например, успокаивать детей не входит в их компетенцию, соответственно они берегут себя, и это крайне важно. Я этому пока не научилась. Шум, гам, дети, я начинала распыляться, успокаивать их. В предельной концентрации есть свой смысл, а мне, молодой и резвой, хочется включаться в весь процесс.
Конечно, огромное счастье работать с такими талантливыми и позитивными людьми. Запомнилось столько нюансов, деталей. А сколько импровизированных шуток не вошло в фильм... У Сергея еще и потрясающий пародийный дар. Как-то во время отдыха он «сыграл» фильм «Обыкновенное чудо» в лицах и голосах. Янковский, Миронов, Леонов как будто вновь заговорили, и это было чудесно!
Какие-то курьезы были во время съемок, что первое вспоминается?
– «Каникулы строгого режима» снимались почти два года, поэтому, как часто бывает, в ноябре снимали лето. Зуб на зуб не попадал. Был страшный «зажим», каждый мускул сжат. Сбрасывали сто одежек, отыгрывали дубль, и нас быстро одевали. Мы синего цвета на дискотеке, такого же оттенка и дети, 50 человек. Но они молодцы, трудоспособные, терпеливые.
Моя любимая история произошла в первый съемочный день. Уже отыграли одиннадцатый дубль. Сцена приезда детей в лагерь. Это массовая сцена, в которой вожатые с детьми (120 человек) перебираются из одной точки на другую со стихами, песнями, речевками. Режиссер пытается приободрить юных артистов и говорит: «Ребята, прекрасно, очень здорово, еще разочек, и все!» И тут самый маленький артист, который еще не выговаривает половину алфавита, изрекает: «Я не понимаю, если все плекласно, почему же еще лаз-то?» И начинает идти вперед по наклонной горке из песка, точно «бурлак на Волге», срывая с себя пилотку со словами: «Господи, за сто мне эта мука?»
Но мучения малыша явно оправдались, получилось замечательное кино. На мой взгляд, это большая победа нашего кинематографа в жанре русской комедии, в лучших ее традициях. И я невероятно горда и счастлива, что стала частью этого действа. Опять же тема детства, которая мне близка, очень правильное и чистое чувство юмора, без пошлости.
Кто из современных артистов для тебя служит примером?
– Любимая – Инна Чурикова. Мэрил Стрип – просто богиня для меня. У них есть такое удивительное сочетан
е тонкости, чувственности, чистоты, интеллигентности. Помню Инну Чурикову в «Ребре Адама», в сцене с матерью, когда происходит эмоциональный выплеск героини. Живость, с которой она начинает существовать, говорить, поправлять одеяло, – такие моменты не срежиссировать. Правда персонажа и правда жизни. Воздух становится плотнее вокруг такого человека.
Так же и с Мэрил Стрип. Я могу смотреть любой фильм с ней бесконечно, пересматриваю одну сцену по десять раз. Учусь, смотрю, какой она делает выбор, почему именно этот, подмечаю мелочи, что куда она кладет, как она справляется с предметами, как делает омлет... Физическое действие прямо отражает психологическое. В ее случае это исполняется филигранно.
Безусловно, мне очень нравится Аль Пачино. Удивительно, но мне удалось поработать в его проекте. В Америке мы делали спектакль «Три сестры». Это невероятный опыт. Режиссер-постановщик Алан Миллер, который преподавал Мэрил Стрип, Барбаре Стрейзанд. Я играла Ольгу. В этом завораживающем процессе мы опускались на невероятные глубины, постигая мир Чехова.
Аль Пачино – скромнейший человек, профессионал до кончиков ногтей. Он любит снимать репетиционный момент. Для меня было это был колоссальный практический опыт того как нужно работать над ролями. Все это я знала, но больше в теории. Актерам в условиях достаточно мобильной постановки нечасто удается истинно погрузиться в персонаж. А это очень тонкая материя. Она требует времени, тонкости, кропотливого труда и терпения. Исследовать другого человека, его душу, поведение, как он ходит, говорит, цепляться за любую мелочь, которая потом тебя выведет к персонажу и даст ему интересное существование. Проштудировать весь сценарий. Вообще Пачино великий экспериментатор, он не любит результативное искусство. Его идея – сам процесс. Надо искать, пробовать, делать ошибки и снова идти вперед. Хочется тянуться за такими людьми. Из молодых люблю Натали Портман и Марион Котийяр. Мне нравятся сильные характерные драматические актрисы, а такое сочетание – большая редкость.
Сабина, кто для тебя главный критик?
– Я сама. Просто разрываю себя на части, но хочется верить, что благодаря этому не стою на месте. Хотя в Америке из меня это выбивали. Там считают – первое, что должен говорить себе актер: я сделал прекрасную работу, и лишь потом оценивать ее. Это конструктивная критика. А я начинаю себя бичевать, потому что максималист от природы. Но в этой профессии нет предела, идеального состояния нельзя достичь априори. Соответственно, надо находиться в моменте и честно выполнять свою работу, пробовать постоянно. Лев Додин как-то сказал, что ему не нравится слово «репетировать» – кажется, что ты делаешь одно и то же, значит надо пробовать, а это каждый раз по-новому!
Как проводишь время за кадром, отдохнуть удается?
– Если съемки идут интенсивно, постоянно находишься на площадке, спишь по три часа, то единственный отдых – на время выключить сознание. Если появляются более благоприятные условия для отдыха, хочется пообщаться с коллегами. Начинаются беседы о жизни, о состоянии кино, шутки, истории, анекдоты.
В «Диверсанте» у меня очень трудная роль. Моя героиня улыбается два раза, поэтому мне было не до легкости, надо крепко сидеть, точнее - находиться и существовать в этом состоянии. Практически все время я проводила в изоляции. Но Влад Галкин и Кирилл Плетнев, большие мастера анекдотов, старались вытащить меня из моего вынужденного одиночества, чтобы я не слишком погрузилась в себя.
В Америке я играла еще более сложную психологическую роль, на грани шизофрении. Готовилась к этому состоянию, ни с кем не общалась. Весь день жила в контексте своего персонажа, но такая сосредоточенность всегда вознаграждается. Иначе себя чувствуешь на сцене, чем если бы поела, поболтала, поиграла в бейсбол, нарезала апельсин и впрыгнула в роль. Так не бывает.
Наверное, как сложно войти в р
оль, так непросто из нее и выйти?
– У меня это случилось с одной ролью в театре. Кино – прерывающийся процесс, а театр – цепкая длинная история. Я играла в Америке роль матери, женщины с большими психологическими и психическими проблемами, которая живет в гетто и просто уничтожает своего ребенка, очень жестоко его воспитывает. Социальная служба отбирает у нее ребенка, и она приходит просить его обратно. Плачет, умоляет, угрожает, крушит все вокруг. И когда я выбегаю после этой сцены, долго не могу успокоиться. Мне ее очень жалко, я ее оправдываю, но я знаю, что никогда не встану на ее сторону, при этом понимаю, что с ней было и что с ней сделали. Из этого состояния сложно выйти.
Чехов говорил, что, выходя, на сцену, надо начертить воображаемую линию, отделяющую реальный мир от вымышленного. Ты переступаешь ее с каждым выходом на сцену, и затем выходишь через нее обратно. Такой очень верный психологический ход.
Когда ты на сцене, тебе важны глаза людей, их реакция, эмоции, или стараешься мысленно возводить стену?
– Иногда стена просто необходима. Есть рамки спектакля, когда актер не обращается к публике, и ее будто бы не существует. Но от нее идет мощная энергетика, которую актер аккумулирует, использует, чтобы потом отдать. Я люблю работать со зрителем, мне нравится обращаться к залу. Подпитываюсь не только от партнера, невероятную силу дает зал. Актер не является актером, пока нет зрителей, энергетический обмен происходит только в момент их встречи. Когда спектакль окончен, публика ушла, зал становится совсем другим пространством. И не верится, что здесь сейчас была какая-то информация, кипела жизнь. В этом магия театра, которая не отпускает.
Время актера расписано по минутам, а личная жизнь есть в творческом графике?
– Очень мало времени на себя, свои мысли, на родных людей. Актеры постоянно меняют обстановку, они люди открытые, темпераментные, эмоциональные, им надо жизнь питать всеми соками, и когда они видят живое существо, которое им интересно, естественно, их тянет друг к другу. Этим и мотивировано огромное количество романов в актерской среде.
Я очень хорошо понимаю природу этого. Если ты постоянно в разъездах, мало видишься с любимым, рано или поздно переключаешься на человеческое тепло, или вторая половинка должна жертвовать собой и сопровождать тебя в поездках. Но если есть настоящая любовь, люди должны идти на компромиссы. Я, например, не люблю ультиматумы, и думаю, что мой мужчина, тот, который мне предназначен, никогда мне их не поставит.
А что еще тебе не нравится в мужчинах?
– Не выношу цинизма, самолюбования, красующихся, рекламирующих себя мужчин, мелочности в любых проявлениях, обращения с женщиной как с неким предметом. Не люблю мужчин, находящихся в клетке тщеславия, когда им очень важно, снимает ли их камера, вошли ли они в двадцатку самых сексуальных мужчин мира, и вообще, видят ли все, как они прекрасны.
Есть очень правильная фраза Ричарда Бартона, что актриса всегда чуть больше, чем женщина, актер всегда чуть меньше, чем мужчина. Не хочу ни в коем случае принизить прекрасных актеров, но чтобы делать многое, быть внутренне пластичным, ты должен быть не мужчиной и не женщиной, неким андрогином, пластилином. Это касается и женщин. Например, я иногда становлюсь каким-то танком. И мне сложно в жизни, я становлюсь очень жесткой. Многие говорят: «Ты же девочка, прими слабую сторону». Не могу. Уже выстроился характер.
У такого мощного характера, скорее всего, существует свой личный секрет хорошего настроения?
– Быть благодарной за то, что у тебя есть. Остановиться, посмотреть вокруг. Если представить, что живешь последний день, удивительно, как человек будет вести себя. Ты не будешь бегать, пытаться многое успеть, сделать, сказать, а просто остановишься и будешь наслаждаться тем, что у тебя сейчас есть, и радоваться этому, за все это благодарить и любить