Роберт Ленц

Все, что происходит в жизни — к лучшему!

Я стараюсь думать так: все, что происходит, — к лучшему. В это смысле я, наверное, фаталист. Я понимаю, что своим поведением, образом жизни человек притягивает какие-то ситуации, а потому влияет на ход своей судьбы.

Конечно, ты помнишь хиты суперпопулярной группы «Браво», которые пела вся страна вместе с Жанной Хасановной Агузаровой, затем с Валерием Сюткиным — «Конечно, Вася, Вася — ну кто его не знает?», а потом с Робертом Ленцем — «Этот город — самый лучший город на земле… Он как-будто нарисован мелом на стене…». Солист группы «Браво» Роберт Ленц, рассказал нам о пожарниках, черепахах и… «Фабрике звезд».

— Роберт, недавно «Браво» отыграли серию юбилейных концертов, на которых песни группы помимо «юбиляров» исполнили еще и звезды рок-музыки. Скажите, планируется ли выпуск альбома концертной версии?

— Да, такой альбом записывается, он называется «Звездный каталог», и, надеюсь, скоро поступит в продажу. Это студийная версия концерта — Лагутенко, Земфира и прочие поют по одной песне. Это изумительная пластинка, на мой взгляд, лучшая из того, что было выпущено у нас за последние несколько лет. Так как я в записи принимал наименьшее участие, то могу некоторые песни, которые в этот раз не пел, послушать со стороны как независимый слушатель.

— «Фабрика звезд» сейчас очень популярный проект. Что вы о ней думаете, ведь вас же никто так не пиарил, не помогал подниматься по ступенькам музыкального Олимпа? Как вы считаете, лучше сказать новое слово или быть профессионалом в традициях?

— Начну с конца вашего вопроса. Мне сложно решить, что лучше, потому что некоторые музыканты, которых я много лет люблю, в принципе играют одно и то же, не особо ударяясь в эксперименты — и это замечательно. Некоторые же, напротив, экспериментируют в каждой новой пластинке — и это тоже замечательно. Все зависит от степени таланта человека. Потому что я знаю кучу артистов, которые отвратительны в своих экспериментах, и так же безобразны некоторые, которые по 30 лет делают одно и то же. Все очень индивидуально.

По поводу «Фабрики звезд» — мы принимали участие в двух или трех «Фабриках». Для нас это был забавный эксперимент (я сейчас говорю о своих ощущениях, не берусь утверждать за всю группу). Было интересно смотреть, как участники реагируют на то, что мы делаем, вливаются в эти jam-session — они готовятся, а мы, в принципе, ничего специально не делаем. Все происходит на ходу. Было интересно наблюдать за тем, как люди живут в этой стеклянной коробке. У них там очень странная, нереальная температура — тебе ни холодно, ни жарко. Ты просто ее не замечаешь, можешь ходить в майке, можешь — в свитере. Не знаю, мне кажется, что я сошел бы там с ума. Во всяком случае, не пошел бы за стекло ради того, чтобы стать артистом. Мне кажется, что это неверный путь, хотя этот путь дает шанс, что тебя увидят. Сама идея «Фабрики», «Народного артиста» мне не нравится. Она доказывает, что человек может стать артистом не потому, что у него есть талант, призвание, а потому что даже медведь может кататься на велосипеде. Это тот же цирк — дрессировка, никакой индивидуальности, «неестественная» модность. На студиях сейчас такие технологии, что спеть может любой человек, не имея голоса, любую ноту можно вытянуть, укоротить, удлинить, изменить тембр. Единственное, что сложно изменить, — это настроение, с которым поет человек. Раньше все писалось на пленку и до слушателей доходило то, что ты сам на самом деле можешь, а не что может человек за пультом компьютера. Идея «Фабрики» сильно дискредитирует творческий момент.

Мы в группе начинали по-другому: бились головой об стенку. Вернее, пытались пробить стенку головой, создавали группы, группы разваливались. Мы репетировали, тратили на это время и силы, получали от репетиций удовольствие, не рассчитывая на большие деньги, и на то, что тебя покажут по телевизору.

— Насколько мне известно, у вас были какие-то другие проекты помимо «Браво»?

— Да, был замечательный проект «Тихий час» — рокабильная группа, отличный коллектив, уже 13 лет как распавшийся, к сожалению. Потом была группа «Message», где мы играли англоязычную танцевальную «жесткую» музыку, смешанную с гранжем. На мой взгляд, это была суперклассная группа — до сих пор никто не повторил то, что мы делали. Иногда подходят коллеги-музыканты и говорят: «Я послушал «Message» и просто выпал в осадок от удивления!». На самом деле, мы опередили время. Продолжить начатое, увы, очень сложно, потому что наш гитарист уехал в Лондон, а в коллективе было всего три человека. Аналог, к сожалению, подобрать очень сложно, потому что основные творческие посылы исходили именно от гитариста. Мы действительно перепрыгнули через время, через свою голову и развалились потому, что у нас не было концертов. Плюс английский язык, который тогда отнюдь не был на пике популярности. Сейчас, кстати, группа «Smash» открывает дорогу для наших групп в зарубежные чарты, доказывая тот факт, что наши музыканты тоже могут петь на английском. К тому же, возвращаясь к «Message», времена тогда были нелегкие, все страну колбасило, я, вообще, сторожил завод. Были, конечно, какие-то достижения, мы ездили на фестиваль во Францию, нас показывали по телевидению, нас показали по западному MTV, когда у нас еще своего не было. Причем, показали, когда группы уже не было (улыбается). Наш клип прокрутили в программе «120 минут альтернативы» — и это была вершина нашей карьеры. Я сторожил завод, потом ехал во Францию на фестиваль, потом опять сторожил…

— Какой же завод сторожил Роберт Ленц?

— Мои друзья арендовали маленький завод по продаже сетки-рабицы. Я его и сторожил, и пытался найти покупателей, и грузил эту сетку, а потом, сидя в перерывах на вахте, смотрел свой собственный клип в программе «А». Веселые были времена!

— Правда ли, что вы успели еще и пожарником поработать?

— Наверное, я — единственный человек, который знает разницу между пожарником и пожарным. Пожарник — это тот, кто погорел, а пожарный — тот, кто приезжает его спасать. Вот я был пожарным в армии. Так получилось, что я попал при распределении на полтора года в пожарную учебку, где и служил, находясь на Новой Земле. Не могу сказать, что я много пожаров тушил. За мою «пожарную» деятельность было всего два крупных пожара — на один я не попал, потому что тогда только приехал в часть, а в другом успел поучаствовать. Не могу сказать, что это приятно — ты стоишь на крыше, а под тобой горит чердак, в любую секунду можно провалиться в огненный ад! А потом, ты же мокрый приезжаешь с тушения… Если не прицепить вовремя пожарные рукава длиной в 10–15 метров, они через какое-то время превращаются в ледяные трубы. На самом деле, служба хорошая, коллектив маленький, и у тебя есть масса времени, чтобы подумать… Кроме того, у меня это единственная работа, о пребывании на которой у меня есть документ. Я — «командир отделения пожарной команды» (улыбается). Единственный диплом в моей жизни!

Служба в армии, вообще, очень запомнилась, ведь Новая Земля — очень экзотичное место! Две зимы и одно лето на Новой Земле — это незабываемо! Впечатляет «отсутствие» природы и «скудность» лета — нет даже карликовых деревьев! Есть только трава и то, что стелется по земле. Но это впечатляет!

— У вас по жизни активная позиция или вы можете назвать себя фаталистом?

— Позиция у меня активная, но очень часто я плыву по воле обстоятельств из-за какой-то собственной нерешительности, лени. Однако стараюсь стать «пожестче», быть активней. Потому что течение часто заносит тебя совсем не туда, куда надо. В судьбу я верю отчасти, потому что происходят иногда такие вещи, когда ты думаешь: вот здесь судьба меня от чего-то отгородила, спасла. Например, когда машина ломается, я думаю, что это неплохо, потому что сегодня мне не следует ехать по этой дороге на машине. Я стараюсь думать так: все, что происходит, — к лучшему. В это смысле я, наверное, фаталист. Я понимаю, что своим поведением, образом жизни человек притягивает какие-то ситуации, а потому влияет на ход своей судьбы.

— Может ли произойти в вашей жизни что-то такое, после чего вы скажете: «Я всего достиг в жизни, я доволен собой, и могу на этом остановиться»?

— Мне очень хотелось бы сказать однажды: «Я так доволен собой, что не знаю, чего еще и хотеть!» (смеется). Это будет, наверное, плохо, но, в конце концов, ты же к этому стремишься. Однако у меня еще не было такого, чтобы я сказал: «Все!». Я плохо представляю, что со мной будет через месяц, через год. Я не знаю, куда именно я иду. Я просто занимаюсь тем, что мне нравится. Наверное, это моя большая ошибка — я не озабочен тем, чтобы подстелить себе соломы на будущее, потому что это каждому человеку не повредит.

— От каких трех вещей вы не смогли бы отказаться ни при каких обстоятельствах?

— Это очень сложный вопрос. Все равно, что спросить, что бы ты не хотел потерять — слух или зрение? Я предпочел бы не терять ни то, ни другое. Я бы мог расстаться с сигаретами, без книг тоже можно прожить, без музыки — гораздо тяжелее… Очень тяжело жить без любви. Наверное, любовь и музыка. На самом деле, вопрос очень серьезный, мне проще сказать, чего бы не хотелось потерять. Я бы не хотел потерять близких людей, важнее их ничего нет. Друзья, к сожалению, иногда теряются. Просто потому что дружба уходит.

— Каждый человек по натуре своей эгоист. Однако есть люди, добровольно отказывающиеся от своего «эго», отрицающие себя и свои желания, например, монахи, отшельники. Вы можете понять их мотивацию?

— Я могу их понять, но абсолютно не согласен с их поведением. Однако в жизни человека могут возникнуть такие ситуации, когда он понимает, что это лучший способ существования для него. Взять того же монаха — он не так просто пришел к любви к Богу и к тому, чтобы отказаться от мирских радостей. У него есть «я», просто это «я» направлено вовне. Но я все равно не понимаю людей, которые не выходили на свет и жили отшельниками в пустыне, в узких кельях Киево-Печерской лавры. Не видеть свет — это странная любовь к Господу, ведь если на то пошло, Бог создал свет!

— А вы верите в Бога?

— Если честно, то нет. Я очень не люблю фальшивую неожиданную всеобщую религиозность, при том, что воспитаны мы все были в духе атеизма. Я понимаю людей, которые искренне верят в Бога — например, мои знакомые неожиданно пришли к вере — и для них это лучше! Если человеку это нужно, значит, это нужно. Мне не нравится ущемление личности, отказ от собственного «я». Поэтому, может быть, мне ближе буддизм, причем не как религия, а как философия. В разных религиях мне нравятся разные моменты — философские, человеческие, моральные. Мораль ведь появилась не от природы — «сожрал другого — нормально», мораль идет от разума. Наверное, она нужна. При этом в природе есть привязанность и любовь при отсутствии морали. Не все так просто, чтобы я мог вот так вот, с ходу рассуждать на эти серьезные темы, но я думаю, что после смерти ничего нет. По крайне мере, я на это надеюсь.

— Какие иррациональные страхи у вас самые сильные?

— Я подсознательно боюсь высоты. Вообще, «бессознательное» вызывает у меня интерес, например, мне очень нравится анализировать сны. На мой взгляд, сны снятся не к тому, что будет в будущем, а к тому, что человек сам изменяет свою судьбу. Анализируя собственные сны, ты можешь понять самого себя. В основном, нам снится то, что с нами происходит, в несколько нереальном видении ситуаций. Раньше меня почему-то во сне пугали… эскалаторы метро, я ужасно их боялся. В жизни я эскалаторов не боюсь. В закрытых лифтах мне немножко не по себе, потому что я не вижу, куда еду. Причем, во сне я еду не только в вертикальных лифтах, но и в горизонтальных. Ночные кошмары — это высота (если я куда-то лезу или надо откуда-то прыгать), лифты и иногда самолет. Причем, обычно все кошмары бывают с хорошим финалом — я просыпаюсь до того, как дохожу до самого ужасного! В жизни я боюсь другого — мне кажется, что самое страшное, что может быть, это нехорошие люди. В барабашек я не верю, поэтому они у меня не живут (смеется).

Но фильмы ужасов я люблю.

— Какие, если не секрет? «Звонок»?

— «Звонок» я не смотрел, но больше всего смеялся над фильмом «Зловещие мертвецы. Часть 2». Мне запомнился «Восставшие из ада. Часть 4» как очень хороший фильм. Японские фильмы мне, к сожалению, не довелось посмотреть — не было времени. У меня даже есть где-то список фильмов, которые я должен посмотреть, так вот, я пропустил их все! (Смеется). Начиная с «Последнего самурая», заканчивая «Kill Bill.Vol 2». В кинотеатрах мне нравится смотреть фильмы зрелищные, фантастические и исторические ленты с размахом, с компьютерной графикой, например, «Звездные войны». Хотя, на мой взгляд, компьютерная графика лишает фильм естественности, масштабности. Из-за размноженных на компьютере воинов картина становится искусственной. Из комедий мне нравится «Голый пистолет», «Top secret», «День сурка».

— Бывают ли в жизни моменты, когда вы ненавидите людей?

— Иногда я боюсь людей. Если мы говорим о группе подростков, которые в подъезде убивают хорошего, ни в чем не повинного человека — что может быть страшнее таких людей? Иногда у меня бывает настроение, когда я понимаю, что ненавижу… большой город. Я — дитя большого города, обожаю небоскребы, всю жизнь собираю открытки с видами небоскребов Нью-Йорка. Однако от Москвы я иногда устаю, потому что ощущаю, как люди друг друга ненавидят. Недавно я отдыхал в Турции — не в пансионе, а в небольшой деревушке, в домике «на курьих ножках», где в основном жила «рюкзачная» публика. Там меня не покидало ощущение дружелюбности — вокруг тебя все время находятся люди, но никто никому не мешает, не создает дискомфорта. Если ты хочешь побыть один, ты будешь один, если хочешь общения — там было много замечательных собеседников — турков, американцев, англичан (однако, совсем не было русских). Это было изумительное лекарство для собственного мозга!

— Вы смогли бы постоянно жить за городом, вдали от привычного мегаполиса?

— Сейчас, наверное, смог бы. Мне кажется, что я уже созрел для этого. Приятно иметь возможность в большом городе куда-то ходить, ты знаешь, что у тебя есть огромный выбор кинотеатров, театров, кафе. Я сейчас не хожу в них, потому что не то настроение. Но мне нравится, что я в любой момент могу сесть в машину и поехать туда, куда захочу. В принципе, живя за городом, недалеко от Москвы, ты оставляешь за собой все эти возможности. Я бы с удовольствием переехал за город или в огромную просторную квартиру с большими окнами на 40-м этаже с видом на реку. Это дает и изолированность от города и безумно красивый вид из окна, а вид из окна — это очень важно.

— Вы хотели бы уехать из России?

— Нет, если бы только так не сложились обстоятельства. Наверное, смог бы жить в Америке, потому что американцы очень похожи на нас — очень открытые люди, и сама страна безумно интересная.

Мне очень понравилось в Лондоне, хотя я не знаю, смог бы я жить там постоянно, потому что провел там всего неделю. Это город, в котором чувствуешь себя, как в своей тарелке. Там какой-то особенный ритм, который я, наверное, не успел до конца прочувствовать. Американский ритм я почувствовал, потому что жил там два с половиной месяца. Хотя, я не жил в Нью-Йорке, я там бывал, а остановился в маленьком городке, откуда до Филадельфии было рукой подать. Там приятная жизнь, но это был богатый городок. В соседний мне советовали не соваться, потому что там совсем другая жизнь, с плохими районами. Там, где я жил, не было плохих районов, там каждая старушка на улице говорила мне «Hi!» — и это было здорово.

— Как вы относитесь к активному отдыху?

— У меня никогда не возникало желания прыгнуть с парашютом, я не знаю, почему. Хотя, может быть, я попробовал бы полетать с инструктором на параплане, чтобы ощутить высоту. Я занимался водными лыжами, катаюсь на роликах, горных лыжах, занимаюсь виндсерфингом. На днях собираюсь покупать сноуборд. Я обязательно дойду до своего лимита в сноубординге, как дошел до лимита в роликах. У меня был колоссальный прогресс, три дня я осваивал ролики, весь в ссадинах и синяках, тем не менее, научился отлично ездить. Пока меня колбасило, я двигался вперед, сейчас это немного поднадоело, хотя это отличный вид городского спорта. На сноуборде я катался один день и уже научился ездить дугами, а не сползать с горы.

— Вспомните свое самое яркое впечатление из детства.

— Было очень много приятных впечатлений, но во всех подробностях в памяти отпечаталось почему-то неприятное событие. Моя тетя (она старше меня на 4 года, соответственно, мне было 4 или 5 лет, ей 8 или 9) и я отдыхали с родителями на море. Я помню, что бежал по лавке и пытался выкинуть в урну то, что принадлежало ей. Я споткнулся, упал и ударился лицом, до сих пор есть шрам над глазом. Мне очень хорошо запомнилось, как я бегу, ударяюсь, меня ведут к докторам… Наверное, это самое яркое детское воспоминание, а я получил урок на будущее: не надо отнимать чужие вещи и выкидывать их в урну! (Смеется).

— У вас есть домашние животные?

— У меня с детства было многих домашних питомцев, в том числе и экзотических. Например, жил степной ежик на длинных ножках и с длинной мордочкой. Моя мама часто ездила в командировки и привозила оттуда много всего необычного. Более 20 лет у нас жила черепаха, были пустынные варанчики. Черепаху нам подарил какой-то пьяница на улице. Однажды она вместе с моими родителями уехала в теплые края, совершила там побег, а на следующий год опять нашлась. На самом деле, это был черепах, мы его звали Леня, потому что черепах был очень похож на Брежнева, только без бровей. На следующий год Леня опять сделал подкоп и на этот раз удрал окончательно. Черепаха жила в доме более 15 лет, жизненный цикл у нее нарушился, она проспала год, не открывая глаз, все подумали, что она ослепла. В подходящем климате у нее открылись глаза, она увидела, что мир прекрасен, и ушла. Но ушла счастливой, потому что это ее родина. У меня жил коккер-спаниель Дора и кошка, которую я принес с улицы, ее звали Линда. Когда она умерла, было очень тяжело. Это была изумительная кошка, с сильно развитым материнским инстинктом, очень мудрая, настоящий член семьи, как человек. Если я кого-то буду заводить, то именно кошку.

— О чем вы мечтаете?

— Сейчас у меня есть глобальная мечта, но это очень личное. Я хочу, чтобы она сбылась, потому что это хорошая мечта.