Реваз Габриадзе
Камень, ножницы,бумага...
О Резо Габриадзе принято говорить высоким штилем. И все же первый слог – не случайность. Ведь именно Резо, интеллектуал и эстет, придумал самое бесхитростное междометие советского фольклора, полудетское «Ку!» Это его удивительный дар – соединять материи тончайшие с простыми, почти наивными. Недавние гастроли грузинского гения в рамках фестиваля «Черешневый лес» еще раз позволили в этом убедиться.
Театр «Современник». Фестиваль искусств «Черешневый лес». Мощные секьюрити с трудом сдерживают напор ценителей прекрасного, желающих проскользнуть на «Сталинградскую битву» – кукольный спектакль Резо Габриадзе – без билета. Маленький зал, переполненный VIP-персонами, внимательно наблюдающими, как на сцене страдают от ужасов войны муравьи и лошади, люди и ангелы. Сначала сложно уловить – что же, собственно, особенного в лихорадочных метаниях крошечных фигурок? Однако вскоре душа попадает в сети, сплетенные из светлой печали, филигранного юмора и горькой нежности. И вот уже в темном партере словно гулкие первые капли дождя шелестят по асфальту – люди плачут и по-детски всхлипывают, уткнувшись в носовые платки.
Сентиментальная русская натура здесь ни при чем – этим невидимым чарам поддались и зрители во Франции, Велико-британии, США, Швейцарии, Норвегии – везде, где проходили гастроли театра-студии Резо Габриадзе. Парадоксально, но, похоже, что сам мэтр относится к своим марионеткам, как отец к любимым, но незаконнорожденным детям. Например, он наотрез отказался фотографироваться с ними. «Даже не уговаривайте, – твердо заявил он. – Я серьезный режиссер, художник, писатель, скульптор и не хочу, чтобы меня ассоциировали только с кукольным театром». «Такое чувство, будто вы стесняетесь своего дела», – не сдержалась я. И тут же пожалела об этом, потому что Резо обиделся и чуть не ушел, бросив меня вместе с диктофоном и фотографом на произвол судьбы. Однако спустя несколько минут он сменил-таки гнев на милость. А минут через пятнадцать снова сменил милость на гнев. Этот бодрый ритм сохранялся на протяжении всего интервью.
По следам аргонавтов
Семь-восемь месяцев в году Резо проводит в разъездах по всему миру, поэтому на родине он редкий гость. Его Театр марионеток находится в Тбилиси – на терраске над рекой Курой. Все вокруг театра кажется декорацией к старому грузинскому фильму – и маленькая площадь, и древняя, VII века, церковь Анчисхати, и патриархальная конка, и воздух, струящийся с раскаленных солнцем гор. Однако в сердце Габриадзе царит не Тбилиси, а Кутаиси – город его детства. Именно в нем разворачивается действие многих фильмов и пьес Габриадзе.
Резо: «Под окном моей комнаты протекала река, по которой когда-то плыли аргонавты. Можно предположить, что на месте нашего ветхого домика стоял дворец отца Медеи. Детство мое проходило на фоне послевоенной бедности, но это не мешало людям оставаться людьми, и я был окружен лаской и заботой. Когда птицы замолкали, меня укладывали в кровать, я засыпал под молитву бабушки, и мне не снились никакие кошмары. С Черного моря дул теплый ветер, и пожелтевший газетный портрет министра иностранных дел товарища Молотова, приклеенный на стене и порванный в губах, казалось, нежно шептал: «Спи спокойно, дорогой Резо, ибо мир сохранен и упрочен». Сейчас я сплю нервно, послушав политолога Никонова, особенно когда он касается темы Грузии».
– Резо, принято считать, что на юге детей воспитывают очень строго. А вас родители наказывали, допустим, за плохую отметку в дневнике?
Резо: «Учился я средне, легко получал пятерки и еще легче двойки, но родителей больше всего беспокоило мое здоровье, а не успеваемость. Они были очень ласковы со мной. Дома было спокойно, без громких реплик и ярких жестикуляций. Голос у отца был ровный, негромкий. Мать учила меня стихам из грузинской классики. Из детства чаще всего вспоминаю снег, солнечный день и никелированный звоночек не моего велосипеда».
Соседями семьи Габриадзе по кутаисскому дворику были актеры. Это не могло не отразиться на судьбе маленького Резо. Когда его мама болела, артисты заботились о нем, а по вечерам брали в театр. Однако юный зритель оказался несознательным и несколько раз чуть не сорвал спектакль своим заразительным смехом во время самых трагических мизансцен. Неудивительно, что «подшефные» походы в театр быстро прекратились. Впрочем, с годами этот пробел восполнился длительным романом с «главнейшим из искусств».
– Резо, а как вы попали в кино, которое принесло вам всенародную известность?
Резо: «Это долгая история. После школы я работал бетонщиком на строительстве ИнгурГЭСа. Чтобы избежать армии, я часто поступал в институты, учился даже в металлургическом. Но в итоге окончил факультет журналистики Тбилисского государственного университета, а потом занимался скульптурой и работал в газете, писал статьи на социальные темы. А в конце 60-х судьба занесла меня в Москву на Высшие сценарные курсы. Со мной учились Андрей Битов, Рустам Ибрагимбеков, Владимир Маканин… Потом я работал на студии «Грузия-фильм».
– А с Георгием Данелией вы когда познакомились?
Резо: «Я не помню, когда произошла наша первая встреча. Какая разница? Вы, пожалуйста, не перебивайте меня – у меня идет мыслительный процесс, в который я погружаюсь. (Он говорит тихо, но с заметным раздражением. – Авт.)».
– Разве встреча двух одаренных людей, ставших соавторами любимых всеми фильмов – «Мимино», «Кин-дза-дза», «Не горюй», – не важное событие?
Резо (сердито нахмурив брови. – Авт.): «Почему вы недоверчивы, как шпион Чингисхана?! Мне кажется, детали нашего знакомства с Данелией не имеют значения».
Ну что ж, если спорить бесполезно, то действовать, особенно после лестного эпитета «шпион Чингисхана», не запретишь. Забавную историю знакомства двух деятелей культуры удалось восстановить благодаря Георгию Данелии, который, к счастью, не счел нужным ее зашифровывать. Вот что он вспоминает: «Я прилетел в Тбилиси, позвонил Эльдару Шенгелая и сказал, что мне нужен грузинский сценарист для картины «Не горюй». Эльдар назвал трех сценаристов и добавил: «Приходи завтра на студию, и я тебя со всеми познакомлю. Как раз привезут бочковое пиво, и они все обязательно появятся». Первым, на мое счастье, за пивом пришел Резо Габриадзе. Других я ждать не стал».
Взлом потайной дверцы
Если люди забывают, что такое настоящая, земная любовь – им стоит пересмотреть фильмы Данелии и Габриадзе. Щедрое жизнелюбие, пламенное – чисто кавказское! – неравнодушие к женскому полу и едва уловимая печаль их картин говорят о том, что друзья знают толк в «науке страсти нежной».
– Резо, а вы помните свою первую любовь?
Резо: «Это какой-то легкомысленный вопрос. В юности я был очень беден и думал больше о выживании, чем о любви. Хотя и она имела место».
К воспоминанию о первой любви Резо относится, как коллекционер – к нежной бирюзе, которая может «умереть» от враждебного прикосновения. Лишь однажды он поделился этой историей с давним другом – петербургской театральной журналисткой Мариной Дмитревской. Она включила ее в свою книгу «Театр Резо Габриадзе» и донесла-таки до общественности юношеские тайны мэтра. Мы приводим рассказ Резо в сокращенном варианте.
«В начале 50-х я учился в Москве, в металлургическом институте, и там познакомился с девушкой-венгеркой. Назовем ее Эвой. Когда возникло что-то, что волновало меня, я обнаружил – у меня нет денег, чтобы пригласить ее в кино! У меня было только килограмма полтора картошки. Стояли морозы – минус 20–25. Поколебавшись, я все-таки решился пригласить Эву погулять. Был страшный ветер, мы шли и молчали. И вышли прямо к Красной площади. Куда я мог позвать ее?! И я пригласил ее в очередь в Мавзолей. Сталин, друг всех влюбленных, еще лежал там, и Ленин тоже. Когда мы вошли, произошла маленькая заминка. Она испугалась чего-то и прижалась ко мне. Это были сотые доли секунды, но я до сих пор помню это ощущение».
– А если я спрошу вас о семье, этот вопрос тоже покажется вам легкомысленным?
Резо: «Мою жену зовут Елена Захаровна, у меня двое детей – Леван и Анна – и внук Захар. Моя личная жизнь всегда находилась в тени, я очень горжусь этим и не могу по-другому. Открою вам один секрет. Если людей в комнате больше четырех, то я сразу начинаю плохо себя чувствовать. Теряюсь, слишком громко говорю и размахиваю руками. И я наказан судьбой – потому что вынужден все время быть на публике. Это очень тяжело».
Как ни странно, Резо и к воспоминаниям о совместной работе с Георгием Данелией относится как к военной тайне. «Спросите лучше у него», – сказал он загадочно. И это был отличный совет, потому что Данелия с удовольствием рассказывает о прошлом, связывающем его с давним другом и коллегой, – например, о работе над фильмом «Кин-дза-дза»: «После ленты «Слезы капали» я захотел снять нечто хулиганское. Пришла идея – взять «Остров сокровищ» Стивенсона и перенести в космос. Слетав по делам в Тбилиси, решил проверить идею на Резо. Он сказал, что в ней особо не развернешься. Но, уже прощаясь на аэродроме, стали договаривать эту тему. Потом я сел в самолет и улетел. Прилетел, звоню Резо: «Слушай, я нашу болтовню верчу в голове – так забавно!» – «Я тоже!» Вскоре Резо прилетел в Москву, сели за сценарий. Работали в гостинице, где он жил, – окна номера выходили на какое-то посольство. Язык планеты Плюк сочинили легко, а остальное писали долго – счет месяцам потеряли. Спрашиваю Резо: «Сколько времени мы уже пишем?» – «Видишь, постовой стоит?» – «Ну, вижу». – «Он в каком чине?» – «Старший лейтенант». – «А когда начинали, он сержантом был!»
В 90-х годах творческие пути знаменитых соавторов разошлись – Данелия продолжал снимать кино, а в жизни Габриадзе воцарилась иная муза.
Кто ж его посадит, он же – памятник!
– Резо, почему вы вдруг ушли из кинематографа, который принес вам популярность, и решили организовать Театр марионеток?
Резо: «Все это случилось не вдруг. Просто я уперся в барьер, через который не было хода. Кроме того, возник конфликт между мной и студией «Грузия-фильм». У меня отобрали пропуск на студию – это случилось в 80-м году, и с тех пор я там ни разу не появлялся. Говорят, там сейчас трава растет на лестнице. Так или иначе, я оказался на улице. Все театры были для меня закрыты намертво, потому что я был беспартийным. Вступить в партию я уже не мог, так как прочитал «Архипелаг ГУЛАГ». Внезапно я вспомнил маленькую марионетку, увиденную случайно в молодости, и она навела меня на идею создания театра. Потом стал искать помещение, и меня поразил один старый-старый дом, который реставрировался. Было в нем что-то очень театральное. После бесконечных хождений по инстанциям мне дали часть этого здания, уступив другую половину заведению менее сомнительному – ресторану. Я чувствовал себя Робинзоном Крузо, который, конечно, знал, что такое лодка, но сам ее никогда не делал. В детстве я не ходил на кукольные спектакли, поэтому не собирался ставить пьесы о зайчиках и морковке. Я просто этого не умею. В итоге я поставил «Травиату», которую назвал «Альфред и Виолетта». Зрители долго аплодировали, но я так и не решился выйти на поклон».
– Ваши постановки явно не рассчитаны на детей – для них они слишком глубокие и философские.
Резо: «Мои спектакли – только для взрослых. Меня любят спрашивать, о чем думают куклы ночью? Понятия не имею о чем. Я далек от этих сантиментов, для меня куклы – только средства, с помощью которых я рассказываю истории. Как раньше это делал в кино. Вообще не считаю кукольный театр главным делом моей жизни – как режиссер я очень много работал и работаю за границей: во Франции, США, Германии, Швейцарии».
– Резо, вы такой строгий собеседник… Даже не верится, что вы – автор скульптурной шутки, памятника Чижику-Пыжику на Фонтанке. Что вы чувствуете, когда узнаете, что его в очередной раз украли?
Резо (мгновенно расцветая. – Авт.): «О, как меня радует эта прекрасная дуэль! Она вносит в жизнь Петербурга изрядную долю легкости и артистизма. Меня восхищает упорство человека, который уже восемь раз крадет Чижика-Пыжика. Ведь памятник находится на очень неудобном месте с точки зрения похищения. Может, похитителю не везет в любви? Ведь, как мне сказали, Чижик-Пыжик помогает влюбленным, рядом с ним бросают монетки. Я желаю тому, кто так неравнодушен к Чижику-Пыжику, здоровья, удачи и любви – все это ему пригодится, если он будет так же настойчив в своем желании владеть этим памятником. И еще. Я бы с удовольствием познакомился с ним – с полной гарантией сохранения анонимности. Он мне почему-то очень симпатичен».
– Питерцы многим вам обязаны – ведь вы поставили памятник и тому зайцу, который перебежал дорогу Пушкину по пути в Петербург и тем самым спас от участия в восстании декабристов?
Резо: «Ну, это была идея писателя Андрея Битова, моего старого друга. Я принимал меньшее участие. А вообще я очень люблю отношение голубей к памятникам. Мне кажется, они-то лучше всех понимают, что к чему».
