Рената Литвинова

Человек не создан для печали

Рената Литвинова – девушка, которая сделала себя сама. Наверное, она одна такая. Она использует во благо себе всех встречаемых ею людей и все посланные жизнью обстоятельства. И это не упрек, а комплимент. Потому что Рената Литвинова – девушка умная. Если бы она была американкой, она бы была Мадонной. Если бы у нас в стране было развито феминистское движение, она бы стала его знаменем.

Она с одинаковым тщанием относится к тому, что говорит и во что одета. Для настоящей девушки это комплимент. Ее не назовешь беззащитной, но всем хочется ее опекать. А она? Она просто всегда делает то, что хочет. Она так устроена. По крайней мере так кажется со стороны. А в душу она никого не пускает, даже саму себя. Дневников, например, не ведет, что меня крайне удивило.

И вот недавно девушка, не побоявшаяся после доронинских вздохов-выдохов («Еще раз про любовь») сыграть по-своему одну из лучших киноисторий о любви («Небо. Самолет. Девушка»), обмолвилась, что хочет уединения, тишины, актерский путь ей не интересен... Но встретились мы как раз в том месте, которого она, как сама же и говорит, сторонится, на съемочной площадке. В фильме Алексея Балабанова «Мне не больно» Рената Литвинова играет главную героиню, чье главное содержание – любовь.

Место съемок – Санкт-Петербург. Балабанов подчеркивает, что история петербургская, со всеми приметами города и времени, которое в нем сейчас стоит. В кадре будет много воды – каналы, мосты, Нева. Вода будет за всеми окнами, которые окажутся в кадре. Но если для режиссера Питер – город, дающий силу, то в актрисе он порождает только тоску и отнимает силы. Это Рената мне уже в самом конце разговора сказала: «Питер такой депрессивный город. Я здесь после третьего дня уже начинаю печалиться». «Как же вы с этим боретесь?» – спросила я. «Как же можно бороться с печалью?.. – ответила она. – Можно ей только отдаваться. Но сознательно печалиться мне не хочется. Мне кажется, в этом есть какой-то демонизм и это неправильно для человека. Человек не создан для печали... Хотя печаль – тоже очень красивое чувство...»

– Да, я сейчас снимаюсь только в одном проекте у Леши и не склонна углублять свою актерскую биографию, – подтвердила Рената слухи.

– А что тогда для вас первично?

– Вы имеете в виду в профессии?

– Да нет, в общем, в жизни.

– Мне нужно какое-то время, чтобы я принадлежала сама себе. Превращаться в популярную актрису мне не хочется. И моя профессия (напомним, что Литвинова окончила сценарный факультет ВГИКа. – Е. К.), и я сама предполагают какой-то момент уединения. Уединения с людьми, которых я люблю. На которых у меня ввиду занятости физически не хватает времени. И есть такое чувство вины колоссальное...

– Недавно в одной телепередаче вы немножко выдали печальную судьбу вашей героини в фильме, где вы сейчас снимаетесь, случайно или специально? Балабанов же наверняка просил этого не делать...

– Выдала, да?.. На самом деле я пытаюсь это скрыть, но вот, видите, вырывается наружу. Но с другой стороны, все эти истории про любовь достаточно банальны. Может, в этом и нет никакого запрета... Ведь они все кончаются более-менее грустно.

– Все ваши героини, по крайней мере последние, умирали. Вам не страшно их играть?

– Ну в конце концов мы все умрем. Это же вопрос времени. Как таковая меня эта тема не пугает. Я к ней более-менее готова. Просто это страшно не для того, кто умирает. А для того, кто остается. И это большая боль не мне. И я это очень-очень учитываю... Но это уже какие-то такие дебри...

– Вернемся к кино и любви. Говорят, если нет «химии» между актерами, то и в кадре любви не будет видно...

– Если ты себе придумал какой-то второй слой, то гораздо легче играть.

– Прежде чем играть с Сашей Яценко, по сценарию с которым у вас здесь любовь, вы как-то изучали его? Смотрели спектакли в «Табакерке», где он играет, или его последний фильм «Солдатский декамерон» Андрея Прошкина?

– Нет. Может быть, даже иногда и не нужно этого делать – смотреть на роли актера. Я в данном случае иду за режиссером и принимаю предельно его позицию. Я вообще считаю, что это разрушительно – слишком вдумываться и анализировать то, что тебе предлагает режиссер.

– А как вы входите в роль? Вот Натали Бай мне рассказывала в интервью, что она читает сценарий, потом запирается на месяц в доме – ни с кем не видится, но и к сценарию больше не подходит. Через месяц в голове все само собой складывается, и роль готова.

– Я бы не хотела жить жизнью артистки, которая существует от образа к образу и запирается в домах. Да я себя и не считаю столь большой величиной, как Натали Бай.

– В одном вашем интервью я прочитала: «Я люблю хороших людей и не люблю плохих». Кто плохой? Кто хороший? Для вас?

– У меня все время спрашивают: любите ли вы людей? Я все время отвечаю: ну как я могу не любить людей? Я люблю тех, кто мне кажется хорошим. В принципе я не верю, что бывают абсолютно плохие или абсолютно хорошие люди. Я верю в то, что есть святые люди. Хочется в это верить. Ну а все остальные не могут подпадать под чисто хороших или плохих. В данном случае я говорю о людях, которых я люблю и которые могут во мне вызывать нечто...

А чтобы кого-то ненавидеть, во мне такого нет. Если иногда и возникает, то очень спонтанно...

– Знаете, как говорят, когда ты начинаешь анализировать человека, которого любишь, то это разрушает любовь. Поэтому не нужно этого делать. Получается, любовь – это все-таки всепрощение?

– Когда ты любишь другого человека по-настоящему?.. Да, тогда другие законы работают. Я знаю, у людей были моменты страсти, а потом они друг друга ненавидят.

Но настоящая любовь подразумевает именно момент жертвенности. Мне кажется, это и отличает настоящую любовь от ненастоящей.

– А вы жертвовали в своей жизни чем-то ради любви?

– Ну конечно. Это непреложный закон, я думаю. Если ты любишь, то все-таки готов на все и эта жертва приносит тебе счастье. Любовь человека питает, делает более качественным. Бывает разрушительная любовь, но тогда это не любовь. Значит, кто-то из двоих не любит.

– Мне кажется, на одном позитиве ничего не бывает...

– У вас, наверное, такой опыт. Ну да, конечно. Значит, вы в своей жизни должны были пройти через такой опыт. Вас это, значит, куда-то двигало. Я в принципе люблю воспринимать жизнь как какую-то череду уроков.

– То есть вы все-таки анализируете?

– Да, мне не хочется рассматривать происходящее со мной с точки зрения негатива. Просто как урок какой-то. Но я не склонна к анализу. Мне все время говорят, что у меня нет логики. И меня подвергают критике люди, которые обладают более логическим складом мышления. Я же предчувствую, выбираю на интуиции... Хотя, наверное, и логику надо развивать.

– Вы дневник ведете?

– Вот никогда не вела. Что-то в этом есть...

– Мне показалось, в «Богине» много дневникового.

– В данном случае да, в этом есть какие-то мои мысли... Я потом все-таки анализировала и поняла, что было какое-то безумие с этим сценарием. Это же дебют, и я хотела сразу снять много фильмов. И он состоит из многих. Начинается как реалистический детектив, потом как триллер, потом вообще какая-то мелодрама. Потом мистика. Заканчивается стихотворным образом. От какой-то творческой жадности попыталась все собрать.

– Жалеете?

– Нет.

– Вообще жалеете о чем-то в жизни?

– Да нет. Даже если эти чувства появляются в какой-то момент, потом понимаю, что это необходимо было сделать. А потом это деструктивно – сожалеть. Я могу сожалеть только о том, чего нельзя вернуть. Об ушедших людях. А все остальное... Если это не кончается смертью, то в принципе... Это должно скорее тебя учить.

– Вернемся к кино. Если вы решили закончить актерскую карьеру, все-таки зачем же согласились здесь сниматься?

– Мне интересен в этом Леша как режиссер. Потому что кино про любовь – для него достаточно неожиданный и парадоксальный опыт. Он же у нас числится в брутальных режиссерах. Он открыл тему бандитских историй, разработал ее и закрыл сам для себя. И мне даже кажется, к этому не вернется.

– А как же после этого всего у него такая романтическая любовная история получается?

– Ну, я не знаю. Наверное, что-то произошло с Лешей. В данном случае я просто в его руках инструмент, который он взял и пользуется. И сам рисует систему ценностей, что такое для него любовь.

– То есть вы целиком подчиняетесь ему?

– Абсолютно. Мне кажется, если ты выбираешь режиссера и соглашаешься быть артистом, то ты даришь свое тело, свой голос, свою органику, все свои чувства...

– На вас не влияет то, что вы были по другую сторону камеры, снимая «Богиню»?

– Нет. А тогда иначе не надо было соглашаться. Если я понимаю, что не буду подчиняться режиссеру, то я и не работаю с ним.