Прокофий Акинфиевич Демидов слыл одним из самых замысловатых чудаков своего времени. О проказах богатого потомка тульских оружейников, еще при Петре I основавших свою "уральскую империю", не переставая, судачила вся Москва.
То объявит награду в несколько тысяч рублей тому, кто пролежит у него в доме на спине, не вставая с постели, целый год. То устроит в Петербурге праздник для народа, да такой, что от "непомерной попойки", по слухам, чуть ли не пятьсот человек на тот свет отправятся. То заявит, что никуда из Москвы ни ногой, и слово свое держит!
А когда появилась мода на очки, Демидов и тут отличился. Заставил всю прислугу их надеть. Не только лакеи, кучера, форейторы нацепили эту стеклянную невидаль. Даже демидовские лошади и собаки, для которых специальные очки соорудили, приобрели задумчивый интеллигентный вид. А как одета была его челядь - во сне не приснится! Одна половина ливреи шита золотом, другая - из самого грубого сукна, одна нога обута в шелковый чулок и изящный башмак, другая - в лапоть. На демидовский выезд сбегались смотреть толпы. Еще бы! Ярко-оранжевая колымага, запряженная тремя парами лошадей - одна крупной и две мелкой породы, форейторы - карлик и великан, одеты черт-те как. И все в очках! Москва покатывалась со смеху.
Дом Демидовский на Басманной был единственный в своем роде. От подвалов до крыши обшит снаружи железом. В стенах комнат скрыты маленькие органчики, повсюду - серебряные фонтанчики с вином, а по комнатам орангутанги бродят...
Любил Прокофий Акинфиевич покуражиться, вспомнить, что дед его был простым кузнецом, и они-де, "мохнорылые", не чета дворянам, которые, "как крапива стрекучая и смола липучая". При Елизавете Петровне отличился тем, что сочинял ядовитые сатиры на высших особ двора. А когда было приказано собрать те сатиры и сжечь в Москве в присутствии автора "под виселицею рукою палача", то и здесь выход нашел - обратил все в "шутку". Пригласил на церемонию всю московскую знать, привел оркестр, так что сжигание крамолы было произведено под веселые звуки труб и гул литавр.
При Екатерине своими едкими шутками продолжал доставать столичных чиновников, и они постоянно жаловались на него матушке-государыне. Она же в сердцах обзывала Демидова "дерзким болтуном". Но за помощью обращалась - в турецкую войну поручила Орлову "уладить у Демидова заем миллионов четырех рублей". Демидов деньги дал, но, как рассказывают, при этом заявил, что дает их Орлову, а не императрице. Для нее, мол, и алтына не будет, потому что "искони у него норов такой": ни гроша тому, кто посечь может.
Женат Демидов был сначала на Матрене Антиповне Пастуховой, которая, по слухам, не перенеся самодурства и жестокости мужа, умерла в 1764 году. Потом сошелся с некоей Татьяной Васильевной Семеновой, моложе его на 36 лет. С ней долго жил, не венчаясь, имел детей. Свадьба состоялась только в 1784 г., когда Прокофию было уже за 70 лет. Демидов так описал зятю это событие: "Вчерашний день, 30 июня заманил меня священник в церкву и твою тещу сделал превосходительною, только брат Никита был, а то никто не знал".
Хотя самодурством своим Порфирий Акинфиевич даже среди знаменитых московских самодуров и самодурш выделялся, но, при этом, заметим, был человеком ученым, на удивление образованным и любознательным. Особо любил ботанику. Почти четверть века собирал уникальный гербарий, который поступил впоследствии в Московский университет, и написал целое исследование о пчелах. В московской усадьбе завел Демидов великолепный ботанический сад, который затем подарил городу. Рассказывают, что с московскими дамами, которые тайком рвали редкие цветы в его любимом саду, Прокофий Акинфиевич расправлялся по-демидовски. Однажды вместо статуй он расставил в саду голых мужиков, чтобы те дам путали, которым цветы приглянулись.
А еще Демидов самозабвенно занимался благотворительностью. Не жалел денег ни на Воспитательный дом, ни на Московский университет, ни на коммерческое училище - первое в России. Было оно учреждено в 1772 г. в Москве на его деньги. Но с учениками загвоздка вышла. Набирали в училище всего 20 человек, да и то раз в три года, однако желающих не находилось. Демидов сам разыскивал учеников по разным городам, уговаривал купцов: "А я таки купцам губы мажу; да такие головы: думают, будто дети вечно к ним не возвратятся. Хоша план видит, да как баран головой трясет. А со спесивыми улаживаюсь всякими пристойными неправдами".
Мечтая дожить до того времени, когда "из Европы учиться ездить к нам будут", Демидов сразу после основания Московского университета стал его опекать. Внес капитал на стипендии для самых бедных студентов, купил дом. "Можно сказать, хоша на курячьих лапках куратор основал, да слава Богу хорошо, - писал он зятю. - Жаль, что тесно... И тех ради нуждов я прикупил домишко за 10 тысяч, а ведь это, право, надобно".
Еще в 1764 г. в Москве начали строить Воспитательный дом, где императрицей Екатериной II было велено взращивать из "несчастнорожденных младенцев" (так Демидов их называл) "новую породу" людей для века просвещенного. Сие учреждение историки почему-то называют грандиозным памятником благотворительности Великой Екатерины. Но если по деньгам судить, то Демидов внес на "сиротопитательный дом" больше миллиона рублей, а государыня из своих личных средств пожертвовала лишь сто тысяч.
За сие богоугодное дело и попал Прокофий Акинфиевич на полотно модного художника. В 1771 г. Иван Иванович Бецкий - президент Академии художеств - заказал Дмитрию Левицкому портрет Демидова для портретной галереи опекунов Воспитательного дома. Закончил его художник в 1773 году. Странный получился портрет. Вроде бы и парадный, все, как положено: величественная, непринужденная поза, мраморные колонны, задрапированные тяжелым бархатом, на заднем плане - Воспитательный дом. И на тебе - домашний халат и нелепый колпак, а на переднем плане - огромнейшая лейка и луковица какого-то растения. Эффектный жест руки, обращенный... на фарфоровые горшки с цветами.
Д.Г.Левицкий. П.А.Демидов (1710 - 1786)
О портрете принято говорить, что он написан под влиянием нарождавшегося сентиментализма - с его устремленностью назад к природе! Идеи Жан-Жака Руссо! И все такое... Полно! Подобное решение было единственным у Левицкого. Не сентиментализм это вовсе. Сам Прокофий Акинфиевич Демидов, лично, как есть, внушил "славному российскому портретисту" единственно возможный способ правдиво изобразить себя - одного из самых чудных "русских чудаков XVIII столетия".
Благодаря таким, как Демидов, мы себе никогда не наскучим!