Петр Татарицкий

Когда есть взаимная любовь, жизнь может длиться бесконечно

Если сказать, что Петр Татарицкий – личность разносторонняя, это означает не сказать о нем ничего. Он великолепно поет, танцует, читает стихи. Неистовый и забывший про сон артист-ведущий концертных программ Петр Татарицкий всего себя отдает людям. Он работал генеральным директором рекламного агентства, более десяти лет посвятил театру «У Никитских ворот» и все время в поиске новых форм деятельности. Его как человека активного хватает на все и на всех.

Для меня очень важен момент развития и самосовершенствования

- Вы учились в мастерской знаменитого народного артиста СССР Виктора Ивановича Коршунова, директора Малого театра, и были одним из его самых любимых учеников. Виктор Иванович приглашал вас работать к себе в театр?

- Я совершенно однозначно был влюблен в искусство Малого театра, но так сложилось, что моя творческая профессиональная биография началась в других театральных стенах, в другом театральном пространстве. Было несколько предложений по окончании высшего учебного заведения, но в итоге я выбрал приглашение Марка Розовского. Я поступил в «Театр у Никитских ворот» и в итоге прослужил там целых двенадцать лет моей жизни. За это время было сыграно огромное количество ролей, я стал ведущим артистом этого театра.

Я очень благодарен Марку Григорьевичу и за доверие, и за возможность пробовать себя в разных жанрах. «Театр у Никитских ворот» - это в хорошем смысле синтетический театр: артисты и танцуют, и поют живыми голосами; театр в репертуарном плане избирает хорошую драматургию, и надо сказать, что сама личность Марка Розовского для меня была и остается интересной, потому что, на мой взгляд, это очень талантливый человек. Потом уже параллельно, играя в этом театре, я стал уделять внимание каким-то другим возможностям саморазвития. Вообще, для меня очень важен момент развития и самосовершенствования. В творческом, в профессиональном развитии есть, наверное, некоторый смысл, согласитесь.

- Конечно. Какие роли были для вас наиболее значимы в театре Розовского?

- Буквально с первого сезон

, спустя два месяца, как меня приняли в театр Розовского, я сыграл в знаменитой, легендарной «Истории лошади» Милого. А потом, спустя какое-то время, я сыграл в удивительно интересном спектакле. Мы играли его девять лет, и эта роль даже спроецировалась на мои какие-то жизненные истории. Режиссером и хореографом Михаилом Кисляровым была поставлена пьеса «Здесь живут люди» Атулла Фугорта. Спектакль получил название «Когда улыбнутся ирландские глазки» с удивительно пронзительной музыкой Пьяццоллы. В начале девяностых она тогда только появлялась в России и начала здесь жить своей самостоятельной жизнью, но для многих это было открытием. В спектакле и драматургическая линия, и музыкальная канва не сочетались, они существовали друг с другом наравне. Это психологическая драма, в которой у меня была

одна из главных ролей, и это очень сильный, серьезный и знаковый спектакль для моей биографии.

Потом были «Ромео и Джульетта» (я сыграл графа Париса), затем - «Преступление и наказание» Достоевского (я сыграл характерную роль Лужина). В спектакле по пьесе Набокова я сыграл фокусника Шока. Я показывал фокусы, и параллельно в этом спектакле была вторая роль, роль шпрех-штаунместера - совершенно другая грань. Вот это здорово: я мог быть разным, и театр Розовского этому способствовал. Конечно, параллельно были работы и в антрепризах, какие-то киноработы, в этом году будет десять лет, как я начал выходить на подмостки Московской государственной академической филармонии в качестве ведущего каких-то концертных событий. Сегодня я веду наиболее, может быть, значимые события в мире классическо

о искусства, если мы говорим о пространстве Большого зала Консерватории и Концертного зала имени Чайковского.

За эти десять лет так же мне посчастливилось выходить на эти подмостки в качестве солиста-чтеца, выступать в тех или иных программах и с симфоническими оркестрами, и с камерными ансамблями, и вообще сольно. Что называется, из моих уст звучала и поэзия, и проза, и какие-то драматические отрывки. Работа от первого лица в том или ином драматическом материале мне всегда была интересна, и в итоге в этом году, слава Богу, мне удалось собрать очень много из своего нескромно богатого репертуара, связать это все воедино и организовать мои творческие бенефисы.

- Петр, а как проходило ваше детство?

- Мне не на что было жаловаться. И сейчас не на что жаловаться, я благо

арен судьбе и Всевышнему. Самые важные, может быть, интересные воспоминания – это то, что я всегда играл в детстве в разных персонажей. Я играли и в шофёра, и в машиниста электропоезда. Уже тогда на даче забирался на чердак дома и представлял, что я - машинист электрички. Я объявлял станции. Вся округа слышала: «Следующая станция Туровская». Вот так вот оно начиналось. Я очень любил играть в магазин - и в книжный, и в продуктовый. Я очень любил играть во врача, у меня дома была и операционная, и амбулатория, и регистратура. Многие дети в детстве часто болеют. Я тоже болел, и любимым врачом, в которого я играл, был «ухо-горло-нос». Еще я устраивал дома какие-то кукольные представления, играл в кукольный театр. Насмотревшись телевизор, и особенно передачу «Песня года», я подражал или стара

лся подражать каким-то артистам. В общем, спектр был большой. Самые яркие воспоминания о детстве – о том, что я фантазировал и старался реализовывать свои фантазии наяву. Родители этому нисколько не препятствовали.

Годы в Щепкинском театральном училище были очень непростые, можно сказать, кровавые

Ближе к 15 годам мне нравилась экономическая география в школе. Когда-то я думал, что как-то серьезно свяжу себя с этим. Но потом, конечно же, я сказал себе «нет», и решил, что буду артистом. И хотя годы в Щепкинском театральном училище были очень непростые, можно сказать, кровавые, силы воли хватило, чтобы овладевать профессией. Я могу сказать, что благодаря не всем, но очень многим педагогам в мастерской Виктора Ивановича Коршунова мне удалось это сделать.

- Как после теа

ра Розовского вы работаете на эстраде, где исполнителями очень широко используется фонограмма?

- Я стараюсь соответствовать понятию профессии в любых ситуациях, в любых, как нынче принято говорить, творческих форматах, понятию каких-то настоящих ценностей, моментов, и не смущаюсь. Наверное, потому, что у меня хорошая актерская школа и вообще хороший опыт последних лет, мне приходится на классической сцене общаться с удивительными мастерами, с именами первой величины, но мне доставляет огромную радость выходить на концертные эстрадные площадки и общаться… Вообще, настоящий артист – он всегда артист. Поэтому на эстраде испокон веков были и есть замечательные исполнители, которые выходят туда, чтобы подарить свое искусство зрителю.

Больно, когда кончается любовь к нам, но больн

е, когда мы разлюбляем

- Ваша первая любовь, что можете вы рассказать о ней?

- Чувство ошеломительное… На сегодняшний день я считаю, что чувство даже не любви, а влюбленности - наиболее сильное, наиболее важное. Известный поэт Расул Гамзатов писал в своих строках о том, как больно, когда кончается любовь к нам, но больнее, когда мы разлюбляем… Я боюсь переврать эту фразу. Важно любить и быть любимым, но ощущение ее как данности убивает любовь. Люди, любящие друг друга, должны в этом развиваться и дарить друг другу тепло своих отношений, тепло своих сердец.

Что касается меня, то чувство настоящей влюбленности, которая меня сразила, действительно сразила, оно пришло ко мне, может быть, лет в 26-27. Когда я услышал в телефонной трубке в 5 утра те самые три слова, от кот

орых я совершенно опешил, у меня язык онемел, у меня сознание просто отупело, иначе не сказать. Я открыл рот, я ничего не мог сказать. Спустя дня два, может быть, пришло чувство осознания того, что я услышал. Так вот в мою жизнь вошло настоящее глубокое чувство. И я молился каждое утро, я вставал, я смотрел на небо, смотрел в окно, я молился, я благодарил Всевышнего, я говорил: «Боже мой, неужели это мне, неужели это в моей жизни происходит, неужели это произошло?» Это здорово, это замечательно! Я каждому желаю, и себе в том числе, на всю оставшуюся жизнь колоссального чувства влюбленности. Причем ответного и взаимного, когда есть взаимность, когда есть ощущение друг друга, когда есть взаимный поцелуй, я думаю, что и он, и жизнь может длиться бесконечно.

- Имя той девушки оставим в т

йне?

- Безусловно. Я вообще подобные вопросы склонен обходить стороной, частная жизнь на то и частная жизнь.

- Вы были в разных городах России с концертами. А чем русские девушки, на ваш взгляд, отличаются от девушек мира?

- Я поездил практически по всей России, и самое теплое воспоминание у меня осталось от общения с девушками из Новосибирска и Воронежа. Я думаю, что загадочная русская душа подкупает своей удивительной чистотой. С русской душой, наверное, с ее особенностями не сравнится ни особый шарм Востока, ни особая, так сказать, сдержанность и закрытость представительниц прекрасного пола западных стран. Русская душа колоссальна. Она, может быть, на первый взгляд, необъяснима, но чувство какого-то глубокого сострадания, момент какого-то понимания тебя, что ли, н

смотря ни на что, наверное, свойственны именно нашим девушкам.

Артисту очень важно вовремя выйти из образа

- Одолевают ли вас поклонницы?

- Это очень приятно, наверное, когда в жизни каждого артиста есть такая составляющая, своего рода награда, этот момент признания, очень приятно, но, на мой взгляд, здесь очень важно соблюдать грань. Очень важно соблюдать грань допустимого, потому что благодарные зрители, в честь кого и ради кого на самом деле мы выходим на сцену, должны осознавать, что момент общения с ними - это искусство. Вот когда спектакль заканчивается, начинается другая история. На мой взгляд, очень важно соблюдать вот эти рамки искусства и жизни. Так же, как важно артисту вовремя выйти из образа, потому что дальше уже начинаются, что называется, моменты психолог

ии. А может быть, и психотерапии.

- На ваших концертах нет ни одного звонка мобильного телефона. Как вы этого добиваетесь?

- Вы знаете, в школе Малого театра нас учили держать паузу. В свое время великий, иначе не скажу, артист Сергей Юрский в одной из своих книг написал: «Плох тот артист, который не умеет держать паузу». Другое дело, осмысленна, осознанна, наполнена ли твоя пауза? Если да, тогда зритель, слушатель, грубо говоря, совершает то, на что мы его настраиваем, к чему мы его подводим, или, может быть, просим о чем-то. Я выхожу на сцену как ведущий, и моя задача – взять на себя внимание зала, сообщить ему определенную информацию, в том числе и про мобильные телефоны. В начале меня даже коробило. Боже мой, ну какая безделица, ну что это? Ну почему я буду говорить об эт

м, когда впереди Бетховен, Чайковский и так далее? Но другое дело, что в современном мире без этого нельзя. Очень важно оставить свою дорогую игрушку в выключенном состоянии на время каких-то полутора-двух часов. Иначе живой процесс может быть нарушен. А на чуткую натуру музыканта, художника, артиста это, поверьте, влияет.

- Мы с вами говорили о Викторе Ивановиче Коршунове… Жанр театрального капустника сейчас весьма популярен на нашей эстраде. К примеру, «Аншлаг», «Камеди Клаб». Как вы относитесь к этим передачам и считаете ли вы исполнителей профессионалами?

- Вы знаете, все хорошо в меру. Я отвечу так: то, что делает Регина Дубовицкая, замечательно в контексте развития и рождения новых артистов, в контексте возможности им представлять себя зрителям. На мой взгляд, в «Аншлаг

», «Кривом зеркале» и прочих передачах, кроме «Камеди Клаба», об этом отдельно, планка юмора опустилась очень-очень-очень низко. Ниже плинтуса, ниже пояса. В 70-80-е годы юмор был запрещен, поэтому артисты-юмористы, сатирики, заставляли свои мозги работать очень напряженно. И в то время в юморе звучала мысль, и эта мысль оправдывала те или иные юмористические ходы. На мой взгляд, сейчас юмор идет на потребу публике. Мы смеемся над тем, о чем, может быть, не очень принято даже говорить. На мой взгляд, ключ к этому, еще раз говорю, некая личностная ответственность, уровень мысли, скажем так. Уровень культуры этой мысли.

Что касается «Камеди Клаб», то мне нравятся мальчишки-хулиганы, очень нравится их смелость. Меня не совсем устраивает, что в телевизионном эфире сейчас обилие какой-то н

енормативщины в плане лексики. В обыденной жизни мы можем иногда себе позволить, что называется, выразиться, но выносить это на экран, на мой взгляд, неверно, и вообще чрезвычайно пагубно. А смелые, где-то даже пусть хулиганские ходы, я думаю, что они оправданны, они имеют право на свое существование, но все хорошо в меру.

- Есть ли кто-то на телевидении, кто оправдывает стандарты правильной русской речи?

- К сожалению, сейчас с этим все сложнее и сложнее. Признанные мастера сейчас не так часто возникают на экране. Раньше диктора центрального телевидения за какую-то оговорку могли очень надолго отлучить от эфира, а сейчас и в телевизионном, и в радийном эфире царит анархия, и, может быть, личностная безответственность тех или иных сотрудников. Причем за один и тот же выпуск н

востей я могу услышать из уст диктора, ведущего, журналиста разные ударения в одном и том же слове. Я понимаю, что это слово специфическое, но тем не менее! Можно услышать название города КондопогА, можно услышать КондопОга и так далее. Я очень рад тому, что сейчас в эфире, допустим, ТНТ, появляется Ангелина Вовк, и я очень рад, что в эфире канала «Домашний» появляется Татьяна Веденеева. Это настоящие мастера, у которых следует учиться тому, как они владеют словом.

- Концерты всегда связаны с какими-то курьезными случаями. Скажите, что вы можете вспомнить?

- Такие истории бывали. И не всегда к ним оказываешься готов. Иногда перед выходом артисту говорят: «Ты смотри, осторожно, эту фамилию не произнеси по-другому!» Я против этого, потому что однажды я вышел на сцену при скопле

ии большого количества народа, начал говорить, что солистка – заслуженная артистка России Ирина… а дальше я думаю: «Боже мой!» Перебираю: «Бутырина, Бутырцева, Бутыркина? Кто? Что?» И мне с первого ряда подсказали. Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться и эту подсказку из зала озвучить. Такие моменты бывают.

Еще такая пикантная подробность. В свое время в одной из концертных программ великой леди, изумительного, выдающегося лектора-музыковеда Светланы Викторовны Виноградовой был концерт, посвященный дружбе народов, и звучало произведение композитора из одной бывшей республики СССР. Оркестр на сцене, полторы тысячи зрителей. Я называю это произведение, я говорю, что композитор – Рахмадиев, далее название - «Дайрабай», и расшифровку, что за произведение. Я произнес эту фразу, и

оркестр просто лег вповалку, пришлось уходить со сцены, всячески сдерживая свою физиономию, увидев их реакцию. А звучало это так: «Рахмадиев. Дайрабай. Праздничный кюй». Зрители тоже упали от хохота. Но что делать, таково было название этого сочинения.

- В одном из интервью с вами было упомянуто, что Родион Константинович Щедрин сказал, что вы всегда приносите успех. Как вы к этой фразе относитесь?

- Это для меня очень дорого. Общение с Родионом Константиновичем Щедриным и дружба с Майей Михайловной Плисецкой - это высшее знамение, которое произошло в моей жизни, слова дорого стоят, тем более что Щедрин - очень серьезный мастер, серьезный автор и такой же человек. Это момент профессионального признания, наверное. В свое время, когда я только начинал выходить на подмостки в к

честве ведущего, я думал: «Боже мой, я же ничего особенного не делаю, за плечами пот, кровь, которыми дается каждая роль, а здесь я вроде выхожу, ничего особенного не делаю. А при этом и музыканты, и авторы, и солисты-исполнители говорят: «Боже мой, а как здорово, как вы это сказали, как вы это преподнесли!» Я себе говорил: «Ничего особенного не делаешь, почему такая реакция завышенная?» А потом я себе стал говорить спустя время: «Я верно действую, и это вызывает в коллегах такую реакцию». Поэтому слова Щедрина для меня по сей день очень дороги, и я думаю, что так будет всегда, по-иному не может быть. Если исполнителям, когда они выходят следом за мной на сцену, мои слова доставляют особое ощущение радости, определенный творческий настрой, я думаю, что таким образом я исполняю свою работу.