Петр Румянцев-Задунайский
Первый
И вдруг сразу после отцовой смерти – словно где-то там, в небесах, протрубили условный сигнал – гадкий утёнок-глупыш превратился в мудрого красавца-лебедя. В бою был уже не только отважен, но к тому же умел и расчётлив, а на досуге принялся штудировать учёные книги. В итоге первое генеральское звание получил, не достигнув тридцати, а затем стал первым великим полководцем в истории империи.
В юности Румянцев был таким шалопаем, что при его поступлении в Кадетский корпус сама царица вынуждена была приказать "на оного кадета иметь особливое, крепкое смотрение". Да только всё пустое: так и не окончив учёбу, Пётр отпросился в армию и там снова взялся за своё – кутежи, драки, пьяные сумасбродства... Кончилось тем, что отец, видный дипломат, махнул на сына рукой: "...живи, как хочешь, и хотя до каторги себя доведи, слово никому не вымолвлю, понеже довольно стыда от Вас натерпелся... Мне пришло до того: или уши свои зашить и худых дел Ваших не слышать, или отречься от Вас".
И вдруг сразу после отцовой смерти – словно где-то там, в небесах, протрубили условный сигнал – гадкий утёнок-глупыш превратился в мудрого красавца-лебедя. В бою был уже не только отважен, но к тому же умел и расчётлив, а на досуге принялся штудировать учёные книги. В итоге первое генеральское звание получил, не достигнув тридцати, а затем стал первым великим полководцем в истории империи.
Почти все выигранные Румянцевым крупнейшие сражения – при Гросс-Егерсдорфе, Кунерсдорфе, Кольберге и в русско-турецкой войне 1768–1774 годов – пополнили учебники новыми открытиями в военном искусстве. А Кючук-Кайнарджийский мирный договор превратил Россию в черноморскую державу.
Мирный трактат с турками Румянцев подписал 15 июля 1774 года. Спустя две недели Санкт-Петербург салютовал победителям 101 выстрелом со стен Адмиралтейства и Петропавловской крепости. Следующим утром вереница экипажей во главе с каретой императрицы торжественно подъехала к церкви Рождества Богородицы на Невском проспекте. Сенатский статс-секретарь огласил реляцию графа об очередной одержанной победе. И тут же в сопровождении всадников конной гвардии поскакал к Аничкову мосту, на Сенную и Сенатскую площади, на Петербургскую сторону – дабы оповестить о радостной вести всю столицу.
Но до самого конца Екатерина не могла ему простить, что в 1762-м он присягнул ей одним из последних, лишь после того, как объявили, что Пётр III мёртв. Умом понимала: сей факт в общем-то похвален, ибо свидетельствует о твёрдости данного слова. Но то был случай, когда ум сердцу не приказчик.
