В медицинском мире ростовский профессор Петр ЛЕЛЬЧУК не просто имя — легенда. Полвека он руководил кафедрой акушерства и гинекологии Ростовского мединститута, воспитал 15 докторов и 45 кандидатов наук. Нет, наверное, страны в мире, где бы сегодня ни трудились ученики Петра Яковлевича.
— МАМА рассказывала: нас у нее пятеро было — вышла она как-то с нами на улицу, а мимо цыганка идет, спрашивает: «Это что, все твои дети?» «Мои», — отвечает мама. Та посмотрела так пристально и на меня пальцем указала: «Остальные — так себе, а вот этот великим человеком вырастет».
Однако путь к славе у будущего профессора был ой как тернист. С горем пополам мальчик из ремесленной еврейской семьи попал в гимназию — оказалось, при рождении его забыли зарегистрировать. Да и национальность свою роль сыграла… Из-за этого же потом не приняли на медицинский факультет Донского университета, пришлось поступать в другой, а затем переводиться. Две войны за его плечами: Гражданская и Отечественная. А сколько нервов и здоровья стоило ему «дело врачей-космополитов». А как власти косились на заместителя директора института (должность-то партийная), который ну никак не хотел вступать в партию. Косились, но молчали. Равных Лельчуку не было. И в самых сложных случаях жены всех партийных руководителей попадали на операционный стол именно к нему.
— Помню, в 1975 году у командующего Северо-Кавказским округом серьезно заболела жена, — рассказывает Петр Яковлевич. — Нужна была срочная операция. Он через обком партии связался с Москвой, а ему говорят: ты что, с ума сошел? У тебя там в Ростове Лельчук: все из Москвы к нему едут… Много разных случаев было. Однажды меня вызвали в Орджоникидзе к жене крупного начальника. Он очень нервничал, переживал, и было из-за чего: у жены оказался и рак яичников, и рак матки. Она сама была профессором медицинского института и понимала, что шансов на выздоровление практически нет. И все же я взялся ее прооперировать. И что вы думаете? После операции она прожила еще 20 лет, на пять лет пережив мужа.
— СЕКРЕТЫ долголетия? Да нет у меня никаких секретов. На диете никогда не сидел, спортом только в детстве занимался, как все мальчишки. Не курил, правда, и пил чисто символически. И еще женским полом никогда чересчур не увлекался. Наверное, еще и профессия отпечаток наложила: для меня женщины делились на две категории — или больные, или беременные. А вот работал я много. Чуть ли не круглосуточно. Вечером всегда телефон поближе к кровати ставил: мало ли что. Эта привычка у меня, кстати, до сих пор сохранилась. Так что главное — работать больше. Вот и весь секрет.
На заслуженный отдых Петр Яковлевич ушел, лишь когда ему исполнилось восемьдесят лет. И сразу заскучал. Ну не может он без дела сидеть. И по сей день профессор, несмотря на то что 22 июля ему исполняется 105 лет, в строю. До сих пор к нему обращаются за консультациями. И, как всегда, каждую ночь Петр Яковлевич ставит телефон поближе к кровати.
— ПЕТР Яковлевич, Гражданскую войну помните? Как Буденный в Ростов входил, видели?
— А как же! И видел, и помню.
— А вы за кого были: за красных или за белых?
— Я ни за кого не был.
— И никому не сочувствовали?
— Кому я должен был сочувствовать? Я просто работал. Донская власть мобилизовала студентов 1, 2, 3-го курсов мединститута. Я попал в госпиталь санитаром. Вместо кроватей — сено и солома, лекарств практически не было, да еще свирепствовал сыпной тиф. Не прошло и двух недель, как я заразился и полгода провалялся в тифу. Так что при белых я, считай, и не послужил. А когда на поправку пошел, в Ростов вошли красные. Я и при них в госпитале работал. Помню, привезли раненого белогвардейца, мы оказали ему первую помощь, перевязали и положили рядом с ранеными красноармейцами. И что вы думаете? Они очень быстро подружились. Вот такая была «вражда» между солдатами. Я даже фамилию того белогвардейца до сих пор помню — Калимазов.
— ПЕТР Яковлевич, а вы в Бога верите?
— В Бога не верю. Наверное, потому, что врач. Но это не значит, что я считаю, будто бы религия не нужна. Нет, она нужна, так как она облагораживает, призывает людей меняться в лучшую сторону. Зато я верю, если хотите, в чудо, которое меня охраняет всю жизнь.
Мы с женой отдыхали в Сочи и как-то решили поужинать в ресторане, расположенном довольно высоко, на горе. Добрались туда на автобусе. Очень хорошо провели время. А когда настала пора возвращаться в город, жена по какой-то причине замешкалась, и мы опоздали на свой автобус. Пришлось долго ждать следующего, и я даже немножко поворчал на жену. А теперь представьте наше состояние, когда мы из окна увидели страшную аварию: первый автобус, на котором мы должны были ехать, сорвался в пропасть — все, кто там находился, погибли…
А вот еще одна история. В начале 50-х вовсю раскручивали «дело врачей-космополитов». Многие мои коллеги евреи были уже арестованы, ожидал со дня на день ареста и я. Но нужен был какой-то предлог. Один ретивый следователь наткнулся в лаборатории на бочку с демонстрационными опухолями и заявил, что я якобы вырезал у женщин здоровые органы. Спасибо директору института: он немедленно распорядился провести экспертизу. Разумеется, было установлено, что никакие это не здоровые органы, а раковые опухоли. Так что с наскоку ошельмовать меня у чекистов не получилось. Тогда они решили зайти с другого бока. За мной не приехали ночью, а вызвали повесткой. И так совпало, что явиться я должен был в компетентные органы на второй день после смерти Сталина. Я пришел, как и полагается, с траурной повязкой на рукаве. Сидевший в кабинете следователь с ходу задал мне вопрос: сколько у вас умерло больных? Я понял, куда дует ветер, и говорю: смерть каждой больной на операционном столе мы, врачи, переживаем как личную трагедию, ничуть не меньше, чем родные, поэтому я прекрасно помню всех — у меня умерли три раковые больные. И тут следователь мне заявляет: «Вот если бы ты убил трех фашистов, а не трех русских женщин, тогда бы мы с тобой сейчас тут не беседовали». В этот момент открывается дверь, заходит еще один следователь, очевидно старший, хмуро спрашивает у первого, где мой пропуск. Подписывает и со словами: «Убирайся отсюда» швыряет его мне. Что тут скажешь? Повезло. Указание Берии остановить еврейский разгром пришло как нельзя вовремя. Во всяком случае для меня.
Много лет спустя Лельчука срочно вызвали в Москву — жене высокопоставленного начальника требовалась срочная операция. Оперировать должен был столичный хирург, но, узнав, что супруг пациентки высокий чин КГБ, предпочел сказаться больным. А Петр Яковлевич узнал в муже пациентки того самого следователя, который особенно активно хотел отправить его на Колыму. И операцию провел, как всегда, блестяще…