Герой Советского Союза (21.04.40). Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды.
Окончил среднюю школу. Член ВКП(б) с 1927 г.
В ВМФ с 1931 г. Окончил Ленинградскую военно-теоретическую школу летчиков и Военную школу морских летчиков и летнабов в г. Ейске.
Участвовал в советско-финской войне. Был помощником командира 13-го иап 61-й иаб ВВС БФ. Совершил 66 боевых вылетов. Потопил судно с боеприпасами, сжёг на аэродромах 7 самолётов, уничтожил 2 паровоза, 6 автомашин.
7.02.41 г. капитан Кондратьев был награжден орденом Красной Звезды.
1.03.40 г. во главе семерки истребителей он совершил налет на вражеский аэродром и уничтожил 6 самолетов.
21.04.40 капитану Кондратьеву Петру Васильевичу было присвоено звание Герой Советского Союза.
Участвовал в Великой Отечественной войне с июня 1941 г. Командовал авиаполком. К октябрю 1941 г. подполковник Кондратьев совершил 11 боевых вылетов и сбил лично Ju.88 и Bf.109, еще 3 самолета уничтожил в ходе штурмовки аэродрома.
С октября 1941 г. по июнь 1942 г. он командовал 5-м истребительным авиаполком 61-й иаб ВВС БФ.
24.11.41 г. подполковник Кондратьев был награжден орденом Красного Знамени.
Приказом Народного комиссара ВМФ СССР № 10 от 18.01.42 г. 5-й иап ВВС БФ был преобразован в 3-й гвардейский истребительный авиаполк ВВС БФ.
В июне 1942 г. 3-й гиап был выведен в тыл для переформирования, пополнения и перевооружения.
21.06.42 г. подполковник Кондратьев был назначен командиром 61-й истребительной авиабригады ВВС БФ (3-й, 4-й гиап, 13-й иап).
Вспоминает генерал-лейтенант авиации Голубев: «19 августа бронекатера КБФ высадили десант в устье реки Тосны, положив начало ожесточенным боям за сильно укрепленное врагом село Ивановское на левом берегу Невы, а 27 августа войска Волховского фронта начали крупное наступление на Синявинском направлении. Упорные и тяжелые бои длились до 10 сентября и закончились всего лишь захватом так называемого Ивановского плацдарма.
Противник, усилив наземные войска и особенно авиацию, сумел сдержать наше наступление и на земле, и в воздухе.
Появились изменения и в тактике вражеских истребителей. Они стали применять смешанные группы различных типов истребителей, размещая их, как правило, тремя эшелонами по высоте и в глубину, и, кроме того, держали резервные группы за линией фронта. Их вводили по необходимости в разгар боя, чаще всего над своими войсками.
Не разобравшись своевременно в этих новых тактических приемах, мы тяжело поплатились. Особенно досталось 3-му истребительному полку нашей бригады, летавшему на английских самолетах «харикейн»…
Наш 4-й гвардейский, в это время прикрывая выход подводных лодок через Финский залив в Балтийское море, участия в операциях на Неве не принимал, а штаб полка, который всегда своевременно реагировал на изменения в тактике противника, на этот раз оказался не на высоте. Летчики о немецких новшествах знали лишь понаслышке, причины неудач других полков не были изучены. А бои между тем предстояли тяжелые. Наши войска пошли на прорыв блокады, и рано утром 30 сентября штаб полка получил приказ: две трети летного состава с самолетами срочно перебазировать на аэродромы Приютино, Гражданка и Углово для прикрытия войск в районе Невской Дубровки.
Почему-то командование полка даже не попыталось объяснить штабу авиабригады нецелесообразность размещения шестнадцати самолетов на трех аэродромах, да еще без всякой подготовки, наспех.
Можно было предполагать, чем все это обернется…
Четыре группы — шестнадцать наиболее подготовленных летчиков, не имея общего руководства, улетели на прикрытие войск на участке Шлиссельбург — Невская Дубровка.
Когда в штабе бригады стало известно, что командование полка и штаб остались в Кронштадте, поступило строгое приказание командиру немедленно вылететь на аэродром Приютино и лично возглавить боевую работу полка.
Полковник Михайлов прибыл в Приютино в срок, но, не имея на новом месте ни штаба, ни технического состава, который ждал транспортника для перелета в Ленинград, а главное — средств радиосвязи для управления самолетами с земли, не смог руководить боями в сложной воздушной обстановке…
Группы, не обнаружив друг друга, вступили в бой порознь. И хотя, в общем-то, в этом районе было более двадцати наших самолетов, бой шел с тактическим преимуществом противника…
Непродуманные, поспешные решения, принимаемые командованием бригады и полка, давали себя знать все ощутимее. Вместо спокойного ввода сил происходило какое-то судорожное дерганье. Бой группы Михайлова и все последующие бои до конца дня приносили печальные результаты…
К исходу дня из девятнадцати самолетов осталось лишь семь исправных. Только теперь командир авиабригады полковник Кондратьев, целый день лично летавший на задания с летчиками 3-го гвардейского полка, которым он прежде командовал и который сейчас также понес тяжелые потери на «харикейнах», понял, что сегодня его место было не в воздухе, а на командном пункте, откуда он мог лучше оценивать воздушную и наземную обстановку и помогать советами командирам полков и эскадрилий.
С другой стороны, многое зависело от летавшего в бой командира полка…
В угнетенном душевном состоянии вечером 30 сентября докладывал полковник Михайлов итоги дня прибывшему на аэродром Приютино командиру бригады.
- В результате упорных боев полк тридцатого сентября сбил семь самолетов Ме-109.
- Вы вначале доложите о своих потерях, - сдерживая гнев и досаду, сказал Кондратьев.
- Свои потери тоже велики, - понизил голос командир полка.
Да, впервые за всю войну мы в один только день понесли такие потери. Два лучших летчика-ветерана погибли, два тяжело ранены, еще четверо надолго выбыли из строя. Четыре самолета И-16 сбиты, восемь имели повреждения, три из них требовали капитального ремонта.
А каков моральный ущерб! Как снизилась боеспособность! Авторитет командования в глазах летного состава сильно покачнулся, опять появились сомнения в собственных силах, бойцовский дух ослабел, его нужно было срочно поднимать, иначе психологическая травма не заживет… После этого печального события командир полка был переведен на Тихоокеанский флот».
Зимой 1942 г. полки бригады один за другим стали выводиться в тыл для переучивания на новые машины. Весной 1943 г. переучивание было завершено.
25.03.43 г. полковник Кондратьев был награжден орденом Красного Знамени.
Вспоминает Голубев: «1 апреля 1943 года на аэродром прилетели две эскадрильи 4-го гвардейского полка, переучившиеся на новые самолеты-истребители…
Придя на КП полка, я по телефону доложил полковнику Кондратьеву о прибытии двух эскадрилий после переучивания к постоянному месту базирования.
— Я это знаю, товарищ Голубев, по оперативной службе. Молодцы, что в такую погоду долетели без происшествий. Как там — артобстрел не повредил?
— Нет, товарищ командир, — ответил я. — Укрытия надежные.
— Ну хорошо, прошу ознакомиться с основными боевыми документами и к вечеру с начальником штаба — ко мне. Понял? — спокойным тоном закончил телефонный разговор Кондратьев.
В кабинете у командира… я четко, по-уставному доложил о прибытии. Петр Васильевич, всегда спокойный и приветливый, внимательно посмотрел на нас, покачал головой, повернулся к Сербину, сидевшему в старом кресле в углу кабинета, и сказал:
— Смотри, комиссар, какой грустный вид у гвардейцев. Труженики Горьковской области за свои трудовые рубли купили им двадцать лучших самолетов. На бортах фюзеляжей написали «Валерий Чкалов» — имя лучшего летчика современности, а они прилетели на фронт темнее пасмурного дня…
Я встал и начал почему-то с того, что хотел сказать в конце доклада: попросил освободить меня от обязанностей начальника авиагарнизона и до возвращения командира полка из госпиталя оставить на месте замполита. Смена руководящего состава полка, особенно в момент, когда противник усиливает свою авиацию и пытается нанести нам чувствительные удары, отрицательно скажется на первых же боях.
— Не так начинаете доклад, товарищ Голубев, — первым заметил заместитель командира бригады Катков — единственный из присутствующих, имевший высшую военную подготовку.
Кондратьев, как бы не замечая реплики, усмехнулся:
— Говорите, Голубев, все, что есть на душе, потом все расставим по своим местам.
Спокойный тон Петра Васильевича и улыбающиеся глаза как-то незаметно повернули мои мысли, сняли замешательство, и я уже твердо продолжил:
— Полк двумя эскадрильями в составе тридцати двух летчиков (с учетом летчиков управления полка) с девятнадцатью самолетами Ла-5 готов к выполнению боевых задач. Если не успеем завершить переучивание молодых летчиков, то будем их постепенно вводить в строй в боевой обстановке… Есть просьба: оставить в полку шесть самолетов И-16 с лучшим ресурсом моторов. На этих самолетах до завершения работ по удлинению взлетно-посадочной полосы будем вести боевую работу ночью. Тем самым получим возможность использовать больше самолетов Ла-5 в дневное время.
Заканчивая доклад, я вновь повторил свою просьбу об отмене приказа о перемещениях среди командования полка, но теперь реплик не последовало.
Некоторое время в кабинете стояла тишина, которую нарушил комбриг:
— Раз все молчат, снимем с полка на десять дней часть боевых задач. За это время они подтянут «хвосты», облетают район боевых действий с новым пополнением. Оставим шестерку самолетов И-16 — пусть на них летают ночью. Задержим на время замену замполита, а все остальное оставим так, как было решено.
Вечером, во время ужина, Кондратьев сказал:
— Товарищи! Сегодня у нас знаменательное событие. Четвертый гвардейский авиаполк вернулся на фронт на лучших советских самолетах-истребителях, которые труженики тыла построили в самое тяжелое для страны время. Первым этот прекрасный самолет освоил гвардии капитан Голубев. Учитывая боевые заслуги и хорошее выполнение обязанностей заместителя командира полка, ему приказом наркома Военно-Морского Флота присвоено внеочередное воинское звание — майор.
Раздались дружные рукоплескания.
Такого сюрприза я не ожидал, поэтому стоял смущенный и смотрел в тарелку. Что же я молчу? Ведь в таких случаях положено ответить по уставу.
— Служу Советскому Союзу!
— А теперь, товарищи, позвольте вручить Голубеву и погоны старшего офицера, пусть растет на них количество звезд, — так закончил командир бригады свою краткую речь.
Ужин проходил в теплой товарищеской обстановке. Постепенно снялась усталость. Петр Васильевич подробно расспросил меня о семье, проживающей в Старой Ладоге, «на бойком месте», как выразился он. В конце ужина он положил руку на мое плечо, посмотрел в глаза.
— Устал ты, гвардии майор, порядочно, нужно бы немного отдохнуть, да вот обстановка сложная. Подержись еще немного, как вернется Борисов, дам дней на десять отпуск, съездишь к семье».
1.06.43 г. полковник Кондратьев погиб при исполнении служебных обязанностей.
Голубев вспоминает: «В четыре часа дня на стоянку 3-й эскадрильи — постоянное место встреч старших и построения полка — приехали в одной машине полковник Кондратьев и полковник Сербин. Я подробно доложил о состоянии и боеспособности полка, о количестве произведенных за ночное и дневное время боевых вылетов, об их результатах. Одновременно доложил о причинах обстрела самолета Ла-5 своими зенитчиками и о принимаемых мерах для предотвращения подобных случаев в дальнейшем…
— С обстрелом, если разобрался, — добавил Кондратьев, — виновных накажи своим приказом. Я командующему доложил, что виновны и летчики, и зенитчики. Вот, кажется, и все, о чем хотел с тобой поговорить. А теперь дай команду приготовить к девятнадцати часам два самолета И-16 и дай мне ведомого. Полечу на острова. Нужно проверить ход аэродромно-строительных работ на Лавенсари и Сескари. Туда направим один из полков, как только завершит переучивание.
— Есть, товарищ полковник! — ответил я командиру. — Но в такую погоду парой на «ишачке» летать опасно. Разрешите, я звеном на «лавочкиных» прикрою до острова Лавенсари и без посадки вернусь обратно.
— Хорошо, прикрой... Боишься, что перехватят комдива, — с усмешкой согласился Петр Васильевич и добавил: — Скажи, чтобы твой «ишачок» с тридцать третьим номером подготовили для меня.
— Товарищ командир, мы вам подготовим «пятерку». На ней новый мотор. На тридцать третьем после ремонта в центральных мастерских появился дефект — чрезмерная чувствительность в управлении при малых скоростях. Качается машина, как корыто на воде.
— Ты ведь на этом «корыте» ночью летаешь? Думаешь, я хуже тебя владею «И-шестнадцатым»?! — серьезно упрекнул меня Кондратьев.
Возражать было бесполезно, и я дал команду готовить два И-16 с бортовыми номерами 33 и 05…
1 июля балтийские летчики-истребители потеряли своего боевого товарища, талантливого и храброго летчика, Героя Советского Союза, гвардии полковника Кондратьева.
Вряд ли кто из нас, опытных летчиков, мог предположить, что жизнь Петра Васильевича оборвется не в смертельной схватке с врагом, а при обыкновенном взлете с маленькой площадки на острове Сескари...
Когда 2 июля с островной военно-морской базы сообщили, что вечером 1 июля при взлете на самолете И-16 погиб полковник Кондратьев, то мне сразу вспомнились слова Петра Васильевича, сказанные им в день смерти капитана Овчинникова: «Потеря Овчинникова — не случайность. Это старая болезнь опытных летчиков — пренебрежение «пороками» самолетов, на которых они летают».
Да, он был абсолютно прав. Много раз за свою летную жизнь мне приходилось навек прощаться с друзьями, которые пренебрегали тем, что они хорошо знали.
В гибели Петра Васильевича я видел и свою вину. Ведь я оказался не способен доказать старшему, что лететь на самолете, имеющем значительный «порок», нельзя. Проявил бы большую настойчивость — и не было бы сегодня этого траурного построения войск гарнизона...
Командование флота приняло решение похоронить гвардии полковника Кондратьева в Кронштадте, на кладбище Петровского парка, рядом со стоянками самолетов 4-го гвардейского полка, в котором он первым получил звание Героя Советского Союза, еще в советско-финляндскую войну 1939–1940 годов.
В 18 часов на стоянке 3-й эскадрильи выстроились все части и подразделения авиационного гарнизона. Стройный прямоугольник воинских колонн с опущенными знаменами замер в горестном молчании. В центре прямоугольника на постаменте стоял обитый красным бархатом и черным крепом гроб с телом погибшего. Рядом с гробом крышка, на которой лежат фуражка и шлемофон покойного. В ногах траурные подушечки с боевыми орденами и Золотой Звездой отважного сокола...
На траурном митинге первым выступил прославленный летчик Балтики, боевой друг, начальник политотдела дивизии гвардии полковник Сербин. С глубоким волнением он произнес проникновенную речь:
— Имя Героя Советского Союза гвардии полковника Петра Васильевича Кондратьева широко известно на Балтике. Здесь он начал службу, здесь он совершенствовал свое воинское мастерство, вырос от рядового летчика до командира соединения... В 1939 году Петр Васильевич Кондратьев смело водил своих питомцев — нынешних гвардейцев четвертого авиаполка — на защиту Ленинграда против белофиннов. В тех боях проявился военный талант славного сокола. Он летал и дрался без устали, соединял в своих полетах смелость и отвагу, готовность идти на риск, риск разумный, основанный на точном расчете. Этому он учил и своих летчиков…
С начала Великой Отечественной войны он вместе со всем народом встал на защиту своей Отчизны. Охваченный священной ненавистью к врагу, славный балтийский летчик-истребитель полковник Кондратьев, храня в своем сердце образ Ленинграда, колыбели революции, всегда впереди боевых друзей шел в любой неравный бой и побеждал.
За два года войны в полной мере раскрылись не только боевые качества Петра Васильевича, но и незаурядные организаторские способности. Он умел соединять в себе необходимые качества советского офицера: требовательность и заботу о подчиненных, умение направить их на выполнение приказов командования. В многочисленных боях за Ленинград балтийские летчики из соединения Кондратьева проявили себя подлинными мастерами воздушных сражений, искусными и мужественными бойцами. Двадцать Героев Советского Союза и свыше трехсот орденоносцев насчитывается в прославленной дивизии. Все полки авиасоединения стали гвардейскими. В этом — большая заслуга Петра Васильевича, талантливого командира и летчика.
И вот Петра Васильевича нет среди нас. Его жизнь оборвалась при исполнении служебных обязанностей. Тяжела утрата. Мы склоняем над прахом героя свои боевые знамена, и в наших сердцах еще сильнее разгорается ненависть к врагу. Но наш командир будет жить в боевых делах балтийских летчиков, направленных в этот переломный период Великой Отечественной войны на полное завоевание превосходства в воздухе и полное снятие блокады Ленинграда...
Траурные мелодии оркестра сменились строевым маршем, под звуки которого твердой поступью прошли мимо могилы полк гвардейцев и другие подразделения гарнизона, отдавая последние почести любимому командиру».
25.07.43 г. приказом наркома ВМФ СССР № 264 3-я иад ВВС БФ была преобразована в 1-ю гвардейскую истребительную авиадивизию ВВС БФ. Это звание летчики дивизии заслужили под командованием полковника Кондратьева.