Петр Киреевский

Биография

Семья Киреевских принадлежит к числу старинных дворянских родов. В грамоте на обширное Долбинское поместье говорится, что оно пожаловано государем Михаилом Федоровичем семье В. С. Киреевского «за отца его многие службы», который «при царе Василье, в тяжелое и прискорбное время за веру христианскую и за святые Божьи церкви и за всех православных христиан против врагов наших, польских и литовских людей, которые до конца хотели разорить Царство Московское и веру христианскую попрать… стоял крепко и мужественно и много дородства, и храбрости, и службы показал».

С тех пор с. Долбино в Белевском у. Тульской губ. станет родовым дворянским гнездом Киреевских. Отец Киреевского — Василий Иванович при Павле I служил в гвардии, выйдя в отставку, поселился в Долбино, где занимался, по его словам, «божественной наукой» — химией. Но при всей своей склонности к естественным наукам, он не стал вольтерьянцем. Сохранились известия, что отец будущих славянофилов сжег в своем Долбинском имении сочинения Вольтера. Он умер 1 нояб. 1812 в Орле, заразившись больничным тифом при оказании помощи раненым в госпитале. Авдотья Петровна Киреевская (урожд. Юшкова) в 23 года осталась вдовой с тремя малолетними детьми — шестилетним Иваном, четырехлетним Петром и годовалой Марией. Она переезжает с детьми к бабушке М. Г. Буниной, жившей в Долбино у своей младшей дочери Е. А. Протасовой, тоже рано овдовевшей и оставшейся с двумя дочерьми — Машей и Сашей. В 1813 к ним приезжает овеянный славой участника Бородинского сражения и автора «Певца во стане русских воинов» В. А. Жуковский, приходившийся сводным братом Е. А. Протасовой по отцу. Любовь поэта к Маше Протасовой станет драмой всей его жизни. И в эти же годы в Муратово, а затем в Долбино, Жуковский — будущий воспитатель наследника престола, фактически возьмет на себя воспитание своих осиротевших племянников и племянниц — Ивана, Петра, Маши и Саши. Это во многом определило их дальнейшие судьбы: религиозно-философские искания Ивана и подвижническую собирательскую деятельность Петра. Жуковский разработал для детей программу домашнего образования, а самой Авдотье Петровне и ее сестрам писал в 1816: «Я давно придумал для вас работу, которая может быть для меня со временем полезна. Не можете ли вы собирать для меня русские сказки и русские предания: это значит заставлять себе рассказывать деревенских наших рассказчиков и записывать эти рассказы. Не смейтесь. Это национальная поэзия, которая у нас пропадает, потому что никто не обращает на нее внимания: в сказках заключаются народные мнения; суеверные предания дают понятия о нравах их и о степени просвещения и о старине».

Пройдет 15 лет, и сын Авдотьи Петровны Петр Киреевский приступит к созданию национального свода фольклора.

В 1822 семья Киреевских переехала в Москву, чтобы продолжить образование детей. Среди учителей братьев Киреевских — ведущие профессора Московского университета. Братья занимаются по одной и той же программе у одних и тех же учителей, а в 1828 одновременно дебютируют в журнале «архивных юношей» «Московский вестник». Иван выступит со статьей «Нечто о характере поэзии Пушкина», которая сразу же заставила говорить о нем как о ведущем критике. «Благословляю его обеими руками писать — умная, сочная, философская проза», — пишет Жуковский Авдотье Петровне. Дебют Петра был более скромен. Он опубликовал в журнале московских любомудров перевод из Кальдерона. В совершенстве владея семью языками, он всю жизнь будет заниматься переводами, но опубликует лишь несколько из них. Так, в 1829 в Москве вышла книга, на титульном листе которой значилось: «Вампир. Повесть, рассказанная лордом Байроном. Пер. с английского П. К.». К лорду Байрону она не имела никакого отношения, но представляла характерный образец европейского «неистового романтизма». В примечаниях П. Киреевского приводились довольно обстоятельные сведения о фольклорных источниках «страшилок» об упырях и вурдалаках.

Завершили свое образование братья Киреевские в Германии, что тоже соответствовало программе, которую разработал для них Жуковский, советовавший своей долбинской сестре: «Они непременно должны быть отданы в университет и, если можно, в немецкий». Характерно, что то же самое Жуковский писал после первого знакомства с 15-летним лицеистом Пушкиным: «Ему надобно непременно учиться, и учиться не так, как мы учились!.. Я бы желал переселить его года на три, на четыре в Геттинген или какой-нибудь немецкий университет». Братья Киреевские прошли эти немецкие университеты, получив самое лучшее по тем временам образование. Но на Западе они стали не западниками, а славянофилами. Петр писал брату из Мюнхена: «Только побывши в Германии, вполне понимаешь великое значение Русского народа, свежесть и гибкость его способностей, его одушевленность. Стоит поговорить с любым немецким простолюдином, стоит сходить раза четыре на лекции Мюнхенского университета, чтобы сказать, что недалеко то время, когда мы опередим их в образовании».

Братья Киреевские отправились в Мюнхенский университет, прежде всего, слушать лекции Шеллинга. «Я направлялся к нему, как к здешнему папе, на поклонение», — писал Петр. Почти все любомудры — Веневитинов, Тютчев, Шевырев, В. Одоевский причисляли себя к шеллингианцам. Петр и Иван конспектируют лекции Шеллинга, подолгу беседуют со знаменитым философом, но все более убеждаются в том, что «Колумб нашел не то, что искал», что «гора родила мышь». Зато в Мюнхене братья обрели дружбу с секретарем русского посольства Ф. Тютчевым, стали одними из первых его читателей и почитателей.

Петр вернулся в Россию в к. 1830. А 12 июля 1831 поэт Н. Языков, гостивший в подмосковном имении Киреевских Ильинское, сообщал брату Александру: «Главное и единственное занятие и удовольствие составляют мне теперь русские песни. П. Киреевский и я, мы возымели почтенное желание собрать их и нашли довольно много еще не напечатанных и прекрасных. Замечу мимоходом, что тот, кто соберет сколько можно больше народных песен, сличит их между собою, приведет в порядок и проч., тот совершит подвиг великий и издаст книгу, какой нет и не может быть ни у одного народа, положит в казну русской литературы сокровище неоценимое и представит просвещенному миру чистое, верное, золотое зеркало всего русского. Не хочешь ли и ты участвовать в сем деле богоугодном и патриотическом?»

Именно такую задачу — создать национальный фонд фольклора, как золотое зеркало всего русского, — П. Киреевский и Н. Языков составили уже в самом начале, при первых записях. С 1831 собирательская деятельность Киреевского стала фактом национальной культуры. Отныне он — центр и глава целого движения, у него, вслед за братьями Языковыми, появляются корреспонденты и помощники почти во всех губерниях России.

Хотя сама идея Собрания Русских Песен, как единого песенного свода, принадлежала не Киреевскому, а Пушкину. И собирательская деятельность Киреевского начиналась с записей для собрания Пушкина. Тем большее значение приобретает тот факт, что Пушкин и др. собиратели передали свои записи молодому Киреевскому. Произошло это 26 авг. 1833, когда Пушкин, Соболевский и Шевырев, встретившись в Москве, в доме Елагиных-Киреевских у Красных ворот, приняли решение передать все свои записи и само дело издания большого собрания Киреевскому. Речь шла именно о большом собрании, о соединении всех имевшихся «малых» в единый песенный свод. Вскоре после этой встречи Соболевский сообщал Востокову, что Киреевский «уже получил от Языкова, Шевырева и А. Пушкина более тысячи повестей, песен и так называемых стихов».

Киреевский сразу же приступил к осуществлению этого грандиозного замысла. Через 3 недели после встречи у Красных ворот он писал Н. Языкову: «Знаешь ли ты, что готовящееся Собрание Русских Песен будет не только лучшая книга нашей Литературы, не только из замечательнейших явлений Литературы вообще, но что оно, если дойдет до сведения иностранцев в должной степени и будет ими понято, то должно ошеломить их так, как они ошеломлены быть не желают! Это будет явление беспримерное».

У Киреевского были все основания для такого утверждения. «У меня теперь под рукою большая часть значительнейших собраний иностранных народных песен», — сообщал он Н. Языкову в том же письме, сравнивая эти иностранные собрания с готовящимся русским и приходя к выводу, что большинство из иностранных сборников составлены «не по изустному сказанию, а из различных рукописей» и что песни в них «обезображенные и причесанные по последней картинке моды».

По предварительным подсчетам самого Киреевского издание в 1833 должно было состоять из 4 томов, что в количественном отношении тоже значительно превышало все знаменитейшие зарубежные собрания. «Известнейшее собрание шотландских песен Вальтера Скотта, — писал он по этому поводу, — содержит в себе 77 нумеров, собрание шведских песен, которого количественному богатству дивятся, заключает в себе 100 нумеров». У самого Киреевского к тому времени было уже более 2000 «нумеров», «могущих поступить в печать». А открываться это собрание должно было пушкинским предисловием. Существует прямое свидетельство Киреевского о том, что Пушкин обещал написать предисловие. В набросках поэта н. 30-х сохранился план статьи о народных песнях.

В предисловии к изданию «Русских Народных Стихов» 1847 Киреевский приводит полный список своих вкладчиков, дающий представление о масштабах и значении издания. За внешне скупыми строками этого списка — подвиг целого поколения подвижников народной культуры пушкинской поры.

Начинается список с имен трех братьев Языковых и почти всей семьи Языковых, которая осуществляла записи в Симбирской и Оренбургской губерниях. Затем следует: «А. С. Пушкин еще в самом начале моего предприятия доставил мне замечательную тетрадь песен, собранных им в Псковской губернии». А уже далее перечисляются имена др. вкладчиков и их вклады. Среди этих имен А. Х. Востоков, Н. В. Гоголь, М. П. Погодин, И. М. Снегирев, С. П. Шевырев, К. Д. Кавелин, Д. П. Ознобишин, А. Ф. Вельтман, В. И. Даль, А. Н. Кольцов, С. А. Соболевский, П. И. Якушкин.

Изданию 1833, как и изданию 1838, тоже почти подготовленному, не суждено было увидеть свет. Лишь в 1847 в «Чтениях в Императорском обществе истории и древностей при Московском университете», выходивших под редакцией М. О. Бодянского, были изданы «Русские Народные Стихи». Все попытки Киреевского в предыдущие годы провести их через обычную и духовную цензуру не увенчались успехом. Стихи были изданы в «Чтениях», не подлежавших цензуре как чисто научное издание, под видом древности невинной. В предисловии Киреевский особо подчеркивал, что это «не церковные гимны и не стихотворения, составленные духовенством в назидание народа, а плоды народной фантазии, носящие на себе и все ее отпечатки». Это была первая публикация духовных стихов (термин появился позднее), основанных, в большинстве своем, на апокрифах, что и явилось причиной вмешательства духовной цензуры.

В последние годы жизни Киреевский живет в своем орловском имении Киреевская Слободка, сообщая родным, что почти все время занят «приведением своих песен хоть в некоторый порядок». Его верным помощником становится младшая сестра Мария Васильевна. В 1852 четыре текста, в т. ч. 2 былины, были опубликованы в первом выпуске «Московского сборника» И. С. Аксакова. Киреевский подготовил тексты и для второго «Сборника», но он был запрещен. Среди подозрительных по смыслу оказалась и статья К. Аксакова «Богатыри времен великого князя Владимира по русским песням», в которой автор, по мнению цензуры, «из песен и сказок вывел небывалую в России общину и вольницу и дерзает богатырей ставить против великого князя». Статья К. Аксакова появилась в печати лишь в 1856 в «Русской беседе» А. И. Кошелева одновременно с продолжением публикации из Собрания народных песен П. В. Киреевского с послесловием А. С. Хомякова. Это была последняя прижизненная публикация Киреевского.

В июле 1856 Авдотья Петровна, встретившись с младшим сыном Петром на похоронах старшего сына Ивана, напишет Аксаковым: «Петр В. состарился как 80-летний, помолитесь о нем…» Через 3 мес. она приедет в Киреевскую Слободку к умирающему 48-летнему младшему сыну. 25 окт. 1856 Авдотья Петровна сообщит родным: «Петр скончался, как праведник, выдержавши терпеливо жестокую болезнь и тела и души». Похоронен Киреевский в Оптиной Пустыни.