Петр Хохлов

Биография

Герой Советского Союза (13.08.41). Награждён двумя орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденом Нахимова 2-й степени, двумя орденами Отечественной войны 1-й степени, орденами Отечественной войны 2-й степени и Красной Звезды, медалями.

Родился в семье рабочего. Русский. Окончил семилетку и школу фабрично-заводского ученичества. Работал токарем на заводе.

В РККА с 1932 г. В 1933 г. окончил Вольскую военную школу авиатехников, а в 1936 г. - курсы при военной школе морских летчиков и летнабов им. Сталина в г. Ейске.

Участвовал в советско-финской войне. Был флаг-штурманом 3-й эскадрильи 1-го минно-торпедного авиаполка ВВС БФ. Награжден орденом Ленина.

30.11.39 г. участвовал в бомбардировке Хельсинки в составе эскадрильи под командованием капитана Токарева.

Всего совершил более 50 боевых вылетов.

Член ВКП(б) с 1940 г.

Участвовал в Великой Отечественной войне с июня 1941 г. Был флаг-штурманом 1-го минно-торпедного авиаполка 8-й бомбардировочной авиабригады ВВС Балтийского флота. Водил полк на все боевые задания.

30.06.41 г. участвовал в уничтожении немецкой переправы через Даугаву в районе Даугавпилса. В тот день полк понес тяжелые потери.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Хохлов: «8-я и 11-я армии Северо-Западного направления под натиском противника отступили на рубеж Западная Двина. Здесь предстоит задержать продвижение немецких войск, рвущихся к Ленинграду. К выполнению боевой задачи привлечена и ударная авиация Балтийского флота.

Утром объявлен приказ: 1-му минно-торпедному авиаполку во взаимодействии с 57-м и 73-м бомбардировочными полками ВВС флота уничтожить танки и живую силу противника в районе Двинска; разрушить переправу через реку Западная Двина (Даугава); затруднить врагу форсирование этого водного рубежа...

Такова задача дня - 30 июня.

Всем ясно, насколько она тяжела и серьезна. Спешно готовясь к вылету, авиаторы говорят, не скрывая сомнений и опасений:

- Почему нас, морских летчиков, бросают на сухопутные цели?

-Да еще за сотни километров?

- А как лететь днем с полным бомбовым грузом без истребительного прикрытия?..

Самолетам в таком продолжительном полете придется не раз пробивать облачность вверх и вниз. Поэтому полку определен боевой порядок - колонна эскадрилий с временным интервалом между ними в десять минут.

Начало одиннадцатого. Взлет.

Ведущие в эскадрильях - капитаны М. Плоткин, Н. Челноков, В. Гречишников, И. Борзов. Командир части майор Н. Абрамов возглавить полк в воздухе не мог. На эту должность он был назначен всего за несколько дней до начала войны, прежде на самолетах ИЛ-4 не летал, а переучиться не успел.

Четыре эскадрильи ушли в небо. А через полчаса - распоряжение командира 8-й авиационной бригады: направить на Двинск и резервную группу части - шесть самолетов. Ведущим штурманом группы командир полка приказал быть мне.

В 11.40 и мы поднялись в воздух… В этом полете мне повезло на командира корабля. Летчиком ведущего самолета оказался командир звена третьей эскадрильи старший лейтенант А.М. Шевлягин...

Точных данных о погоде по маршруту полета и в районе цели у нас нет. По прогнозу аэродромной метеостанции выходило, что слоистая облачность встретится на высоте около 1200 метров при относительно хорошей видимости. Но прогноз не оправдывался. Уже на полпути пошли кучевые облака с нижней кромкой 200–300 метров. Местами шел дождь, снижая видимость до 2–3 километров.

Летим на малой высоте, под облаками, стараемся обходить стороной ливни. Но это не легко. Вокруг сверкают молнии, грохочут громовые раскаты...

За сотню километров от Двинска стали попадаться самолеты ИЛ-4, идущие встречным курсом. Наши, уже возвращавшиеся с двинской переправы, на которую шли мы. Летели они разрозненно. Некоторые, видно, были повреждены - еле тянули. Должно быть, им крепко досталось в бою над Двинском. И нам стало ясно - внезапного налета на цель не получится, предстоит жаркая схватка в воздухе. Противник наверняка встретит нас на подходе к цели.

Погода стала заметно меняться. Появились большие разрывы в облачности, нижняя ее кромка поднялась до 600 метров, значительно увеличилась видимость. Советуемся с командиром, продолжать ли полет над облаками? Так, конечно, безопаснее. Но если окажется, что переправа через Даугаву закрыта облачностью, то нам придется повторно заходить на цель под огнем зенитной артиллерии и истребителей противника.

Решаем продолжать полет под нижней кромкой облаков, держать высоту примерно 500 метров.

Впереди по курсу видим довольно много очагов огня. От земли ввысь поднялись столбы дыма, сквозь которые пробиваются языки пламени. Стрелок-радист Казунов докладывает:

- Справа, на удалении трех-четырех километров, идет воздушный бой.

Всматриваемся туда. Да, несколько пар МЕ-109 атакуют пятерку наших ИЛ-4, идущую от цели на север. Но рассматривать некогда. Впереди блеснула лазурью широкая гладь Даугавы. Мы точно подходим к переправе. И сразу же попадаем под сильный огонь зенитных орудий.

Два ведомых самолета, один за другим, падают слева от переправы. На нас сверху пикируют несколько «мессершмиттов». От их огня загорелся еще один из наших ведомых, но пока еще держится в воздухе.

Оглушительный треск не прекращается в нашем самолете. Машина то и дело вздрагивает от осколочных попаданий. А вокруг в нескончаемой карусели кружат вражеские истребители. Трудно даже определить, сколько их в этом круговороте. Нам не приходится рассчитывать ни на какое прикрытие. И, тем не менее, наши бомбардировщики не дают спуску врагу. Экипажи ведут огонь из всех своих огневых средств. И вот один из МЕ-109 загорелся. Сначала он как будто завис впереди и чуть повыше нашего самолета, но тут же перевернулся вокруг своей продольной оси, обнажив черные кресты на плоскостях, и, волоча за собой дымный шлейф, врезался в берег...

Понтонный мост в двух местах разрушен. На южном берегу Даугавы виднеются скопления техники и пехоты противника. Фашисты уходят от разрушенной переправы на юг и на запад, но встречные потоки транспорта и техники перекрыли дороги. Образовались пробки. Там горят танки, автомашины, сбитые самолеты.

С большим трудом мы прорываемся к левому берегу реки...

С высоты 500 метров обрушили бомбовой груз на крупное скопление танков, машин, орудий. Большое пространство внизу покрылось огнем и дымом. Все там переворачивалось в огненном водовороте.

Теперь - уходить! И как можно быстрее. Уклоняясь от атак истребителей, тройка самолетов нашей группы скользнула в облака. Выходим из них уже в пяти километрах от переправы. Осматриваемся, и в один голос:

- Где третий?

Третьего самолета нет. Что с ним? Установить невозможно. А навстречу приближается вывалившийся из рваной облачности тяжелый Ю-88. Проходит буквально на одной с нами высоте по правому борту. Тут все решают секунды. Мы первыми ударили из пулеметов по «Юнкерсу», и он вмиг загорелся, потянул вниз, к земле.

Оставшись теперь в паре, мы ищем возможность перелететь через Даугаву, на ее правый берег, чтобы взять курс на свой аэродром. Но не удается. Над рекой барражирует большое количество истребителей. Идти на них рискованно. Приходится лететь на северо-запад, в сторону Риги. Река остается справа.

Летим пять, десять километров и вдруг замечаем отставание последнего из ведомых… Слева показался городок Илкусте. И тут произошло самое невероятное. Самолет Смирнова с большим углом пикирования пошел вниз и на наших глазах врезался в землю. Над ним взметнулось пламя...

Никто из экипажа не прыгнул с парашютом. Не было заметно и попытки летчика вывести машину из пикирования или хотя бы дать нам какой-то знак, условный сигнал. Оставалось строить предположения. Вероятнее всего летчик, будучи ранен, потерял сознание. Либо повреждения самолета оказались настолько серьезными, что экипаж был бессилен, не только устранить их, но даже покинуть машину в воздухе. Обиднее всего было то, что экипаж погиб, когда самое опасное осталось позади.

Мы шли теперь в одиночестве, не имея за собой ни одного ведомого. Ни одного из пяти подходивших к цели! От этой мысли я почувствовал какую-то пустоту, оцепенение. Болью в сердце отозвалась гибель стольких боевых товарищей, прекрасных авиаторов.

Наконец пересекли Даугаву, пошли прямым курсом на Беззаботное. И лишь теперь стали замечать, как сильно поврежден наш самолет. На плоскостях зияли рваные дыры, из правого мотора по плоскости темными полосами струилось масло... Но самолет летел.

Я записал в бортовом журнале все, что касалось этого полета: ожесточенный бой, большие потери, нанесенные противнику, и гибель боевых товарищей...

На исходе пятого часа труднейшего полета мы - над своим аэродромом. А как садиться? Только теперь стало ясно, что поврежденные шасси не выпускаются. Садимся на фюзеляж. Обошлось. Здесь нам повезло...

Первое, что нам сообщили, - десятью минутами раньше произвел посадку экипаж лейтенанта Н.Ф. Дашковского - один из ведомых нашей группы. Как выяснилось, он, сбросив на цель бомбы, вошел в облачность и потерял ведущего, возвращался на аэродром самостоятельно…

Более 100 самолетов минно-торпедной и бомбардировочной авиации флота летели к Двинску. Эскадрилья за эскадрильей волнами накатывались на берега Даугавы, на ее переправу и ведущие к ней пути, по которым двигались бронированные колонны фашистских войск. Несколько часов гремело и сверкало огнем небо над Двинском. Несколько часов пенилась и бушевала от взрывов бомб двинская вода. Гул самолетных моторов, все нарастая, накатывался на берега Даугавы с севера. А с юга бросались на перехват краснозвездных машин истребители противника.

Преодолевая плотный зенитный огонь и яростные атаки истребителей, летчики-балтийцы выполняли боевую задачу. И нередко ценой собственной жизни.

К ним, прежде всего, следует отнести экипаж Петра Игашова...

Первая эскадрилья - девять самолетов, ведомая капитаном Н.В. Челноковым, преодолев мощный зенитный огонь и атаки истребителей, первой из нашего полка прорвалась к двинской переправе.

В трудном положении самолет Петра Игашова. Его атакуют три истребителя MЕ-109. Жаркая, неравная схватка - трое против одного. Но нет предела отваге и мужеству наших летчиков. Они героически отражают атаки, но при этом загорается бомбардировщик.

Пламя и дым ползут от моторов к кабинам летчиков. Наступает критическая минута. А вражеский истребитель вновь устремляется в атаку на горящий бомбардировщик… Игашов настигает «мессершмитт», точно рассчитанным ударом винта отрубает хвост фашистскому истребителю, и тот врезается в землю...

У экипажа есть еще возможность выброситься с парашютами из горящего самолета. Но Игашов и его товарищи принимают иное решение. Пылающий бомбардировщик с полным бомбовым грузом, пока еще послушный управлению, они бросают на колонну немецких танков. Мощный взрыв сотрясает берег Даугавы.

Так завершился беспримерный поединок. Так вошли в бессмертие четверо героев — советских морских летчиков...

Перед боевым вылетом 30 июня младший лейтенант П.С. Игашов, находясь во главе своего экипажа у готового подняться в воздух самолета, так ответил на напутственные слова комиссара полка Г.3. Оганезова:

— Знаете, товарищ комиссар, в бою мы не дрогнем. Не останется бомб, патронов — бросим на врага самолет. Пощады врагу не будет!

Так и случилось спустя несколько часов.

Ожесточенность этого боя испытали на себе все авиаторы нашего полка и других частей. В воздушных боях они сбили 15 фашистских самолетов, на земле уничтожили большое количество живой силы и техники противника, разрушили даугавскую переправу и тем самым задержали продвижение вражеских войск к Ленинграду.

Но все это досталось нам дорогой ценой.

Лишенные истребительного прикрытия, мы несли неизбежные потери. Только в 1-м МТАП было сбито 13 самолетов и погибло 10 экипажей. А сколько боевых машин получили значительные повреждения!

Некоторые экипажи, возвращаясь с боевого задания на поврежденных самолетах, были вынуждены производить посадки на промежуточных аэродромах, а зачастую прямо в поле, как это было с самолетом командира эскадрильи капитана Гречишникова, севшим вблизи железнодорожной станции Плюсса. Экипаж младшего лейтенанта Калинкина произвел посадку в двадцати километрах южнее Вышгородка и притом неудачно: у самолета отвалилась хвостовая часть. Самолет был разбит, а экипаж остался цел, в том числе стрелок-радист сержант В.Д. Ростовцев, получивший пять пулевых ранений; его удалось доставить в госпиталь города Остров. Вблизи Острова вынужден был приземлиться в поле экипаж младшего лейтенанта А.П. Новицкого, при этом самолет загорелся, но людям удалось спастись. Экипаж лейтенанта А.И. Леонова на подбитом самолете еле дотянул до ближайшего аэродрома...

Многие летчики были вынуждены покидать самолеты с парашютами, а потом долго и упорно пробираться в свои гарнизоны. Покинул в воздухе горящий самолет и экипаж во главе с заместителем командира третьей эскадрильи лейтенантом И.И. Борзовым... Только на шестые сутки Иван Иванович Борзов с двумя членами экипажа, измученные и обгоревшие, смогли вернуться в гарнизон Беззаботное. А на десятые сутки, не залечив до конца свои раны, снова летели на боевое задание.

На тринадцатые сутки после полета добрался до своего гарнизона командир звена третьей эскадрильи лейтенант А.И. Чевырев, покинувший в воздухе горящий самолет...

Самым продолжительным было возвращение в часть штурмана третьей эскадрильи лейтенанта Ю.Н. Харламповича. О нем ничего не было известно 36 суток…

Примерно то же самое происходило и в двух других авиаполках, участвовавших в двинской операции. Вернулись спустя много дней на свой аэродром члены экипажей 73-го БАП, покинувшие горящие самолеты... А многие приняли геройскую смерть в неравном бою.

Вот истинная, но далеко не подробная картина двинской эпопеи 30 июня - в девятый день Великой Отечественной войны».

В августе - сентябре 1941 г. участвовал в бомбардировке Берлина. Был флагманским штурманом авиагруппы особого назначения.

В ночь с 7 на 8.09.41 г. участвовал в первом налете на столицу фашистской Германии. Точно вывел авиагруппу на цель и отбомбился.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Хохлов: «Второй полет на Берлин командование назначило на 9 августа. Время поджимало...

Положение войск Северо-Западного фронта ухудшилось. Дивизии 18-й немецкой армии вышли к Финскому заливу в районе губы Кунда. Наша 8-я армия оказалась разобщенной: один ее стрелковый корпус (11-й) под натиском противника отступал к Нарве. Другой (10-й) начал отход к Таллину, чтобы там на подготовленных оборонительных рубежах вместе с вновь сформированными бригадами морской пехоты оборонять и город и главную военно-морскую базу КБФ, на которую были нацелены семь немецких дивизий.

С тяжелым настроением собирались мы в этот полет...

И все-таки было решено лететь. Снова флагманский корабль, пилотируемый Е.Н. Преображенским, взлетел первым. Снова под нами промелькнула узкая полоска земли и распростерлось бескрайнее море — на этот раз неспокойное, бурлящее. Вошли в облака и только на высоте 5000 метров оказались над ними. Не видно ни земли, ни моря. Только алеющий на западе горизонт напоминал о закате дня.

Занимаясь своими штурманскими делами, я вдруг заметил, что левый мотор самолета работает с меньшими оборотами, чем правый. Это насторожило.

- Почему так? - спрашиваю Евгения Николаевича.

- Греется левый, - отвечает он. - Сбавил ему обороты. Слежу, что будет дальше.

Я счел своим долгом напомнить командиру полка, что, если нет уверенности в работе мотора, надо выбирать: брать курс на запасную цель либо прямо возвращаться на аэродром.

Наступило продолжительное молчание. А за ним - голос командира:

- Пройдем по курсу еще с полчаса, а там решим, как быть.

Прошли полчаса. Прошел еще час. Молчит командир. Неужели, думаю, он забыл об опасности? Или идет на большой риск?

Высота 6000 метров. И только теперь слышу голос Преображенского:

- Существенного улучшения в работе мотора нет, но, считаю, лететь можно. А в крайнем случае сбросим бомбы и будем возвращаться на одном моторе. Благо большая высота и выработано много бензина. - Помолчав, он добавил: - Что значит вернуться? Это значит поколебать уверенность в успехе у остальных экипажей... Нет, продолжать идти к цели!

Холодно. В кабине минус 36 градусов. Сильно зябнут руки, а меховые перчатки приходится часто снимать — и них нельзя работать с прокладочным инструментом. Только профессиональный навык, сила воли да еще молодость позволяют в таких условиях четко выполнять обязанности штурмана.

Опять что-то неладно с кислородом. Вентиль баллона открыт до отказа, а облегчения нет. На лбу холодные капли пота. Давит усталость. Руки словно свинцом налиты. Спрашиваю Евгения Николаевича, как он себя чувствует.

- Неважно.

У него перед глазами — красные круги, затрудняющие наблюдение за приборами. Это новый признак кислородного голодания. Решаем уменьшить высоту до 5000 метров. Стало получше. (Только возвратившись из полета, мы выяснили причину нашего состояния: в бортовых кислородных баллонах оказался некачественный кислород).

Бывает же так — если не повезет, так жди одну беду за другой. Вот и на этот раз. Не прошло и четверти часа, как мы сбавили высоту, самолет стало обволакивать прозрачной, почти непроницаемой для глаза моросью. Стекла и козырьки наших кабин покрылись мелкими каплями воды, впереди все сливалось в сплошную темную массу. Пилотировать можно только по приборам, и у меня из головы не выходит мысль: как в такой ситуации точно выйти на контрольный ориентир на южной береговой черте моря? В этот момент Преображенский говорит, что у него в кабине не работают оба компаса. Это уже совсем страшно.

Гляжу на свой компас. Он действует нормально, но в центре котелка образовался значительной величины пузырь — верная примета того, что и мой компас вот-вот может отказать.

Как можно спокойнее говорю Евгению Николаевичу, что мой компас исправен, будем идти по нему. И теперь мне приходится через определенные промежутки времени кнопками сигнальных ламп указывать пилоту направление полета.

По моим расчетам лететь еще 30 минут. Мы приближались к району Штеттина. Думая, как обеспечить надежную работу своего компаса, я решил снять с ног меховые чулки и обложить ими котелок компаса, чтобы как-то отеплить его. Так и сделал. А сам надел унты только на шерстяные носки.

Но вот видимость стала заметно улучшаться. Появились большие разрывы в облаках. Прекратилась морось.

Советую Евгению Николаевичу набрать высоту 5500 метров - ведь по расчетам через полчаса мы будем над Берлином. Преображенский отвергает мое предложение, мотивируя это сильной усталостью. В то же время не раз спрашивает: «Ну когда же цель?» - словно забывая о том, что только он сам может увеличить скорость.

Наконец впереди сверкнули лучи прожекторов. Затем появились вспышки рвущихся в воздухе зенитных снарядов. Значит, Штеттин. У меня отлегло на душе: самолет идет точно заданным маршрутом. Через 25 минут - Берлин. Но эти 25 минут оказались для нас совсем иными, чем в прошлом полете. Штеттинский ночной военный аэродром встретил нас плотным зенитным огнем. Впереди по курсу встал буквально частокол прожекторных лучей. Небо в серых клубках разрывов. И все это колышется, движется то вправо, то влево. И кажется - ни за что не пройти такой мощный огневой заслон. Берет досада, что высота 5000 метров, а не 6000 или хотя бы 5500 - во всяком случае, чуть бы повыше.

Но все сомнения отлетают прочь, когда на горизонте вырисовываются контуры Берлина. На этот раз город затемнен, а все равно видны его очертания.

Теперь только цель и только удар!

Мы без особого труда обнаруживаем свои объекты бомбометания и сбрасываем на них бомбы. Не забываем также про листовки и газеты. Они тоже летят вниз, рассеиваясь во все стороны.

Минута-другая, и внизу полыхают пожары. Они разрастаются, охватывая все большие квадраты. А самолеты, прорываясь сквозь заслоны зенитного огня, ускользая от атак истребителей, держат курс к морю.

Наконец испытания позади. Под нами Балтийское море, скрытое плотными облаками. Уменьшаем высоту до 4000 метров. Дышать легче. Слышу голос Преображенского:

- Разобрался, Петр Ильич, где мы?

- Должны пролетать траверз Либавы.

И тут же нахожу подтверждение своих слов. Вокруг нас рвутся зенитные снаряды.

- Чувствуете, товарищ полковник, нас обстреливает Либава.

- Согласен. Точность расчета абсолютная.

Потом, на разборах полетов, говоря о точности в работе штурманов, Преображенский не раз ссылался на этот пример.

- Подумать только, - говорил он, - длительный противозенитный и противоистребительный маневр над территорией противника, затем продолжительный полет над морем, за облаками, - и такая поразительная точность самоопределения.

Вот пройдена и Либава. Преображенский просит меня взять пилотирование, чтобы самому малость передохнуть. Я тридцать минут веду самолет. Остается примерно час до посадки. И тут на борт самолета поступает радиограмма. Генерал Жаворонков сообщает: «К моменту вашего прилета аэродромы на острове могут оказаться закрытыми, сейчас видимость - до километра».

Евгений Николаевич решает:

- Если на острове туман, пойдем к Таллину. Думаю, хватит бензина. А пока будем следовать своим курсом - на Кагул.

Подходим к острову. Впечатление такое, что он весь закрыт туманом. Но, подлетая к аэродрому, различаем летное поле. Вертикальная видимость сносная. Преображенский решает садиться. Об этом передает на землю и на идущие следом самолеты.

Евгений Николаевич был большим мастером посадки в сложных условиях. И на этот раз мы приземлились удачно».

13.08.41 г. капитану Хохлову Петру Ильичу было присвоено звание Герой Советского Союза. Ему была вручена медаль «Золотая Звезда» № 524.

В ходе боевых действий по инициативе полковника Преображенского освоил пилотирование самолета.

Хохлов вспоминает: «Он при всякой возможности обучал меня технике пилотирования. Во многих дальних полетах заставлял меня управлять самолетом. Как все это пригодилось сейчас! Евгений Николаевич Преображенский не раз говорил мне…

- При полете на боевое задание надо быть ко всему готовым. В трудный час использовать все, на что способен. Представь себе - убит или тяжело ранен пилот. Что же - погибать и всему экипажу? Нет, Петр Ильич, штурману надлежит взять на себя управление и вести самолет на посадку. Тем самым ты спасешь себя и своих товарищей по экипажу.

И это были не только слова. Преображенский со всей настойчивостью обучал меня также заходам на посадку, самой посадке. Он даже добился у командующего авиацией ВМФ генерала Жаворонкова официального разрешения штурману Хохлову летать самостоятельно на легких самолетах (УТ-2, ПО-2) днем и ночью. И такое разрешение мне было дано в свое время».

9.01.42 г. во время бомбардировки Луги самолет полковника Преображенского, штурманом которого являлся майор Хохлов, был поврежден зенитным огнем. Пришлось идти на вынужденную посадку. Их нашли лишь на четвертые сутки.

В августе 1942 г. майор Хохлов был назначен флаг-штурманом 8-й бомбардировочной авиабригады ВВС Балтийского флота.

Участвовал в прорыве блокады Ленинграда.

В середине 1943 г. был назначен старшим штурманом 2-й гвардейской минно-торпедной авиадивизии ВВС Черноморского флота.

Участвовал в освобождении Крыма и Севастополя.

В июне 1944 г. подполковник Хохлов был назначен главным штурманом ВВС Северного флота.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Хохлов: «30 июня 1944 года я встретил в Мурманске… Штаб Военно-Воздушных Сил флота располагался в поселке. В массивной скале размещался командный пункт. По тому времени это было прекрасное в фортификационном отношении укрытие, надежно защищенное с земли, с моря и с воздуха. В нем находились и подсобные помещения. Под скалой во всех кабинетах начальников служб была хорошая вентиляция. Здесь и для меня нашлась небольшая, но удобная для работы и жилья комнатка...

Преображенский представил меня присутствующим, большинство которых я знал раньше. Все, начиная с командующего ВВС флота генерал-лейтенанта авиации Александра Харитоновича Андреева, пожелали мне успехов в боевой работе. Андреев при этом сказал:

- Вы, Петр Ильич, имеете большой боевой опыт работы в авиасоединениях на двух флотах. Надеемся, что и у нас на Северном окажете большую помощь штабу и командованию в организации боевых действий морской авиации.

Я сразу же почувствовал, что вошел в крепкое ядро руководящего состава ВВС флота, и всем сердцем проникся той огромной ответственностью, которая ложилась теперь на меня».

Участвовал в подготовке Петсамо-Киркенесской операции.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Хохлов: «К моему прибытию на Северный флот его соединения и части, в том числе и авиационные, вместе с войсками Карельского фронта вступили в полосу подготовки к операции по освобождению Советского Заполярья от немецко-фашистских захватчиков. В связи с этим предстояло провести много больших подготовительных мероприятий в частях и соединениях. Преображенский в первой же беседе со мной сказал:

- Времени остается немного. Берись за дело. Внимательно изучай район боевых действий, особенности метеоусловий и одновременно принимайся за самые неотложные дела.

Одним из таких мероприятий он назвал отработку среди летного состава топмачтового способа бомбометания по кораблям противника, хорошо знакомого мне по Балтике и Черноморью.

- Подберите место для полигона в Кольском заливе, оборудуйте его, укомплектуйте полигонную команду, составьте программу и график обучения летного состава, - сказал Преображенский. Он придавал особо важное значение этой задаче и подробно объяснял, как приступить к ее осуществлению: - Следует отобрать хороших летчиков, обучить их этому способу бомбометания, а затем сделать их инструкторами...

Подыскивать водную акваторию для полигона мы отправились вместе с Преображенским. И, надо сказать, это оказалось не простым делом. Мы шли на катере по Кольскому заливу. По центру его от Мурманска до самого Баренцева моря пролегает основной фарватер, по которому круглосуточно шло движение боевых кораблей, транспортов - наших и союзнических.

Единственным, на наш взгляд, местом, где мог быть оборудован полигон, оказалась губа Грязная. В центре бухты - небольшой скалистый продолговатый островок. Он мог быть хорошей мишенью для сбрасывания бомб...

В течение пяти дней все было готово. В соединения и части авиации флота направлена инструкция о мерах безопасности при бомбометании. Руководителем на полигоне во время полетов должен быть командир летной части вместе со штурманом.

Организация засечек падающих бомб была налажена четко и надежно. Облет полигона со сбрасыванием боевых бомб дал хорошие результаты. Целый месяц шла интенсивная подготовка летного состава частей.

Суть топмачтового бомбометания такова. Под самолет подвешиваются одна или две бомбы, чаще всего ФАБ-250, со взрывателями замедленного действия. Летчик, подойдя к полигону на высоте 400-500 метров, затем снижается до 15-20 метров и ложится на боевой курс. Когда цель (корабль) вписывалась в специальные отметки на смотровом стекле, производилось сбрасывание. Бомбы почти плашмя ударялись о воду, рикошетили от нее на высоту 1-2 метра и летели вперед. Они попадали в борт корабля, пробивали его и внутри взрывались.

Поскольку такое бомбометание ведется на предельно малой высоте - самолет едва не задевает топ-мачту корабля, - этот метод бомбометания и вошел в обиход как «топмачтовый», а самолеты, применявшие его, стали называться «топмачтрвиками».

Полигон работал почти каждый день в две смены. Сначала - отработка техники пилотирования над полигоном, затем - полный комплекс бомбометания.

Евгений Николаевич Преображенский часто поднимался на пункт управления полетами, наблюдал за ходом бомбометания и определял готовность экипажей к боевой работе.

Действия самолетов-топмачтовиков значительно повысили эффективность бомбоударов. Так, 26 сентября 1944 года штурмовики-топмачтовики во время налета на порт Вадсе потопили там шесть самоходных барж и 27 мотоботов, повредили три баржи и несколько мелких кораблей.

Топмачтовый способ бомбометания получил более широкое, чем прежде, применение в авиации Северного флота. Мне удалось выполнить и ряд других заданий командования, указаний Преображенского, которые он дал, когда я прибыл на флот. Я успел многое узнать о метеорологических особенностях Заполярья, которые требовали постоянного тщательного анализа, изучил сложный район боевых действий нашей авиации и все внимание, как требовал Преображенский, обращал на контроль за подготовкой летных частей к выполнению боевых заданий, особенно перед наступательной операцией.

Совершенствовалась система связи как внутри аэродромов, так и между ними. Устанавливались приводные радиостанции, радиопеленгаторы и радиомаяки. Средства наземного обеспечения самолетовождения сыграли огромную роль - они, не будет преувеличением сказать, спасли жизнь десятков летных экипажей...

Готовясь к предстоящей наступательной операции, части и соединения ВВС совместно с другими силами флота выполняли различные боевые задачи, вели постоянную разведку в обширном районе боевых действий - от параллелей острова Надежды и острова Медвежий на севере до Тромсе и Нарвика на юге.

Основной разведывательной частью ВВС флота являлся 118-й авиаполк, базировавшийся на побережье залива.

Генерал-майор авиации Е.Н. Преображенский, которому непосредственно был подчинен этот полк, уделял ему много внимания и времени. От меня, как от главного штурмана, требовал, чтобы я постоянно помогал полку обучать летный состав самолетовождению и разведке. Евгений Николаевич всегда напоминал мне, что хорошо проведенная разведка - половина успеха.

Командование и весь личный состав РАП знали, что за их боевой работой внимательно следит начальник штаба ВВС флота, и стремились быть на высоте, проявляя смелость, применяя разумные тактические приемы.

Истребительные части и соединения прикрывали объекты флота с воздуха, переходы своих конвоев на внутренних морских коммуникациях и конвоев союзников на море и в местах их разгрузки - в портах Мурманск и Архангельск. Прикрывали авиаполки ударной авиации флота во время их действий в море и над сушей. Часть истребителей, оборудованных бомбодержателями, наносила удары по кораблям, транспортам и военно-морским базам.

Минно-торпедная и штурмовая авиация в основном действовала на морских коммуникациях вдоль норвежского побережья.

Нарушение морских коммуникаций противника в Баренцевом море составляло одну из основных задач ВВС флота. Северные районы Норвегии и Финляндии располагали весьма ограниченной сетью шоссейных и совсем не имели железных дорог. И понятно, для немецких войск первостепенное значение имели морские перевозки. Их лапландская группировка на севере снабжалась боеприпасами, продовольствием, техникой и живой силой только морским путем.

С другой стороны, немцы добывали на севере Финляндии и Норвегии никелевую руду, которой покрывали 75 процентов всей потребности в никеле германской промышленности. С рудников она отправлялась в порты Линахамари и Киркенес, где .грузилась на транспорты и вывозилась морским путем в Германию. Значение морских перевозок на коммуникации Линахамари - Киркенес - Нарвик было велико.

Вот почему боевые действия авиации Северного флота во взаимодействии с кораблями и авиацией 7-й воздушной армии Карельского фронта на морских коммуникациях противника приобрели исключительно важное значение.

В 1944 году авиация Северного флота стала одной из основных его ударных сил. Авиаторы широко применяли крейсерские полеты торпедоносцев, а также наносили комбинированные удары по портам, базам и конвоям на всем протяжении от Нарвика до Киркенеса.

Это вынудило противника осуществлять перевозки только конвоями. Они формировались, как правило, в портах Норвегии - Тромсе и Нарвике, а затем следовали через промежуточные порты Хаммерфест, Варде, Киркенес и Линахамари. Вражеский конвой обычно состоял из двух-трех транспортов, охраняемых большим количеством эскортных боевых кораблей и значительными силами истребительной авиации. По мере приближения конвоев к Варангер-фьорду их эскорты дополнительно усиливались. Но ничто не спасало гитлеровцев. Совместно с кораблями наши авиаторы держали под неусыпным контролем морские дороги и то и дело наносили мощные бомбо-торпедные удары...

В иные дни в налетах участвовали до двухсот и более самолетов всех типов. В результате было потоплено много вражеских транспортов и боевых кораблей, разрушены портовые сооружения, взорваны склады топлива и боеприпасов...

В конце сентября командующий Северным флотом поставил авиации флота следующие задачи:

· вести воздушную разведку противника над сушей и морем, прикрывать с воздуха объекты флота и корабли в море;

· прикрыть с воздуха и поддержать войска Северного оборонительного района при прорыве ими обороны противника и действиях в ее глубине, а также высадку морских десантов;

· препятствовать эвакуации войск и вывозу никелевой руды противником;

· подавлять артиллерийские батареи врага в прибрежной зоне;

· во взаимодействии с кораблями флота и авиацией Карельского фронта обеспечить проводку конвоев союзников в Архангельск и Мурманск, а также действия наших конвоев на внутренних коммуникациях.

В соответствии с этим командующий ВВС флота определил боевые задачи соединениям и отдельным частям авиации.

Началась всесторонняя подготовка личного состава и авиационной техники. Изучались и уточнялись объекты ударов и определялась тактика действий. Детально отрабатывалось взаимодействие с войсками, кораблями и авиацией Карельского фронта. Проводились встречи летного состава с прославленными летчиками, штурманами, зарекомендовавшими себя как мастера высокого класса при выполнении боевых заданий. Плодотворными были и встречи авиаторов флота с летчиками и штурманами воздушной армии Карельского фронта.

В первых числах октября штаб ВВС флота организовал и стал проводить разведку и аэрофотосъемку переднего края обороны противника и полосы наступления наших войск. Армейские и флотские штабы получили более двухсот различных фотосхем с подробными описаниями, а также фотоснимки дорог на Титовку, Линахамари, Киркенес. Чтобы выполнить эту работу, 118-й РАП флота совершил более ста самолетовылетов.

Для непосредственной поддержки и прикрытия войск Северного оборонительного района по приказанию генерала Преображенского была создана авиагруппа в составе десяти ИЛ-2, десяти истребителей-бомбардировщиков «Киттихаук» и десяти истребителей ЯК-1 с дислокацией на передовом аэродроме. В ходе операции количество самолетов этой группы было увеличено более чем вдвое...

На полуострове Среднем, в пункте Озерко, был развернут выносной КП командующего флотом, а невдалеке от него - командный пункт командующего ВВС флота.

Шестого октября генерал Преображенский с оперативной группой в составе 12 человек перелетел на командный пункт. Здесь стараниями наших связистов была организована надежная связь со всеми аэродромами и группами боевых самолетов в воздухе, а также с выносным КП командующего флотом и со всеми взаимодействующими соединениями. Рядом с нашим выносным КП был развернут радиопеленгатор для обеспечения выхода наших самолетов на аэродром в сложных метеоусловиях.

К началу Петсамо-Киркенесской операции авиация Северного флота значительно пополнилась боевой техникой. В ней насчитывалось 750 самолетов - большей частью современных, отечественного производства. Летный состав соединений и частей ВВС флота имел достаточный боевой опыт, успешно взаимодействовал с кораблями флота, а также с истребителями воздушной армии Карельского фронта».

7.10.44 г. в 8.00 началась артподготовка, после которой войска Карельского фронта перешли в наступление.

Хохлов вспоминает: «Чтобы помешать отступлению противника… войска Северного оборонительного района и бригады морской пехоты флота в ночь на 10 октября нанесли по врагу мощный удар с севера - со стороны полуострова Средний. Наступление здесь обеспечивалось мощной артиллерийской подготовкой и авиационной поддержкой... Авиаторы-североморцы уничтожили десятки огневых точек, подавили огонь двенадцати артиллерийских батарей, разбили и сожгли более сорока автомашин с живой силой противника, два склада и ряд других вражеских объектов. В то же время более ста наших самолетов подвергли бомбардировке артиллерийские батареи на мысе Нумерониеми, военно-морскую базу и порт Линахамари…

Одновременно группы самолетов морской авиации наносили уничтожающие удары по крупным военным объектам и боевой технике противника на море и на суше.

Во второй половине дня 10 октября мощному удару нашей авиации подвергся порт Киркенес. Противник потерял два транспорта и сторожевой корабль, получивший повреждение…

За день 11 октября летные экипажи ВВС флота совершили 350 самолетовылетов. Почти столько же раз они подымались в воздух и на следующий день, нанося врагу ощутимые потери.

Большую поддержку оказывала флотская авиация морским десантам, действовавшим в тылу противника…

Успешно действовали корабли и авиация североморцев и на морских коммуникациях. Только за первую половину октября наши воздушные разведчики обнаружили у норвежского побережья более 30 конвоев и много одиночных транспортов. По своему составу немецкие конвои в те дни имели два-три транспорта и пять-шесть кораблей охранения. Основными способами действий против них были групповые последовательные удары торпедоносцев и штурмовиков, крейсерские полеты одиночных торпедоносцев в определенных для них районах моря, свободная охота небольших групп самолетов-топмачтовиков на ближних участках коммуникаций.

За этот сравнительно небольшой отрезок времени только минно-торпедная авиация потопила 20 транспортов и кораблей охранения».

15.10.44 г. был взят город и порт Петсамо.

25.10.44 г. был взят город и порт Киркенес.

За участие в подготовке и проведении Петсамо-Киркенесской опреации подполковник Хохлов был награжден орденом Нахимова 2-й степени.

После завершения этой операции авиация Северного флота перенесла боевые действия в глубь морских коммуникаций противника, продолжая уничтожать его транспорты и корабли, на которых уходили остатки разбитых немецко-фашистских войск.

До конца октября североморцы произвели еще 600 боевых вылетов, подвергнув бомбежке и штурмовке транспортные суда и боевые корабли противника в норвежских фьордах.

Всего за время войны подполковник Хохлов совершил 192 боевых вылета.

В апреле 1945 г. он поступил на Академические курсы при Военно-морской академии, которые окончил в начале 1947 г.

После окончания курсов полковник Хохлов продолжил службу в должности главного штурмана ВВС СФ.

В конце 1947 г. он поступил в Военную академию Генштаба, которую окончил в 1950 г. При распределении выпускников академии ему было присвоено воинское звание генерал-майор авиации. Он был назначен главным штурманом ВВС ВМФ.

В начале 1953 г. генерал-майор авиации Хохлов был назначен начальником штаба - 1-й заместителем командующего ВВС Балтийского флота.

В 1957 г. ему было присвоено воинское звание генерал-лейтенант авиации.

С марта 1961 г. - начальник штаба авиации ВМФ.

С 1971 г. генерал-лейтенант авиации Хохлов - в запасе.

Жил в Москве. Автор книги «Над тремя морями» (1982).