Павел Крушеван

Биография

Писатель и журналист, депутат II Государственной Думы, организатор Союза Русского Народа (СРН) в Бессарабии.

Родился в с. Гиндешты Сорокского у. Бессарабской губ. в дворянской семье, происходил из обедневшего, но знатного молдавского рода. Православный. По окончании Кишиневской 1-й гимназии служил чиновником Кишиневской городской думы, Сорокского и Минского акцизных управлений. Беллетрист, начал публиковаться в 1882, его первый роман «Счастливее всех» появился в популярном журнале «Неделя», затем вышли несколько повестей и роман «Разоренные гнезда». Первые литературные произведения посвящены модным тогда темам семейной драмы и родового упадка. Наиболее известны два его романа «Дело Артабанова» (1896) и «Призраки» (1897), а также путевые очерки «Что такое Россия» (1896). Сотрудничал также как публицист и очеркист в «Минском листке», «Виленском вестнике» (1887—1895) и «Бессарабском вестнике» (1896). Отличался редкой плодовитостью, говорили, что ему ничего не стоило писать ежедневно по 500 газетных строк. С 1897 сосредоточил свои усилия исключительно на журналистике, основав в Кишиневе газету «Бессарабец». Эта газета принесла Крушевану известность, но не коммерческий успех, в итоге в начале века ее отняли за долги. Однако он вскоре основал газету «Друг», которую издавал с перерывом до самой кончины. На ее страницах он продолжил начатую в «Бессарабце» непримиримую борьбу против еврейского гнета.

Весной 1903 православное население Бессарабии потрясло известие о зверском убийстве 14-летнего подростка Миши Рыбаченко из г. Дубоссары, тело которого было найдено в заброшенном саду через несколько дней после исчезновения мальчика. Следствие начало искать убийц среди родственников, Крушеван же на основании некоторых признаков выдвинул версию о ритуальном убийстве юноши евреями-талмудистами и начал отстаивать свою точку зрения на страницах газеты. Русское население, и без того немало натерпевшееся от еврейского угнетения, было возбуждено известием об убийстве христианского отрока. Во 2-й пол. дня 6 апр. в Кишиневе начался погром: группы молодежи начали бить стекла в домах евреев, громить принадлежавшие им лавки и др. имущество. Однако к концу дня полиция разогнала погромщиков, было арестовано 62 чел., жертв не было. Но евреи решили отомстить. На следующий день, вооружившись револьверами, кольями и пр., толпа евреев пошла громить христиан, выстрелами из револьверов были убиты 2 чел. (один из них ребенок) и несколько чел. были ранены. После этого начался настоящий погром, когда были убиты 39 евреев, в т.ч. и дети (погибших христиан было 3 чел.). Евреи обвинили газету Крушевана в провоцировании погрома, хотя, разумеется, никаких призывов к погрому с его стороны не было. Он призывал к борьбе с еврейской экспансией, но исключительно мирными средствами. Он призывал устраивать русские потребительские общества, сельскохозяйственные лавки, экономические союзы. Еврейский же элемент он предлагал не уничтожать, а ассимилировать путем поголовного крещения евреев. Вскоре после кишиневского погрома еврейский террорист П.Дашевский покушался на жизнь Крушевана, но неудачно. После начавшейся травли и покушения Крушеван говорил, что чувствует себя, словно на осадном положении. В целях безопасности он постоянно носил с собой револьвер, называл себя «жертвенным борцом с еврейским засильем». В письме к В. И. Андреевскому признавался в желании «прекратить эту муку, — да обидно, думаю, что не скоро другой охотник найдется». В номере за 28 авг. — 7 сент. 1903 газеты «Друг» Крушеван впервые опубликовал «.Протоколы Сионских мудрецов» под заглавием «План еврейского завоевания России». В к. 1903 он перебрался в Петербург, где основал газету «Знамя», на страницах которой продолжал отстаивать православно-монархические идеалы.

Когда грянула революция и началась организация патриотического сопротивления смуте, Крушеван оказался в самой гуще событий. Он принимал участие в организации СРН в Петербурге, участвовал в первом митинге Союза в Михайловском манеже, о котором оставил трогательное воспоминание: «Митинг прошел при необычайном воодушевлении, не поддающемся описанию. Это были величественные и потрясающие минуты народного объединения, которых никогда не забудут те, кому довелось пережить их. Все грани, все сословные и социальные перегородки исчезли; русский князь, носящий историческую старинную фамилию, стоял бок о бок с простолюдином и, беседуя с ним, волновался общими чувствами; тут же в толпе был и известный государственный деятель, были генералы, офицеры, дамы... Все перепуталось, все смешалось в какую-то кашу... Но над этой пестрой массой, сливая ее в одно существо, властно царила одна общая душа, душа народа, создавшего одно из величайших государств в мире, — и теперь угнетенная опасеньем, что и храм, созданный трудом десятков поколений, и народные жертвы, и подвиги предков — все это рухнет — бессмысленно под натиском врагов, которые уже рубят устои, поддерживающие священный храм». Спустя месяц Крушеван принимал участие в одном из собраний СРН, где его потряс старичок-крестьянин из Костромской губ. Он вышел на сцену и со слезами на глазах благодарил организаторов Союза, говорил, что он чувствует себя так, будто воскрес, что ему легко и радостно от того, что наконец-то объединились борцы за русское дело. Когда раздался призыв к сбору пожертвований на организацию СРН, этот старичок отдал последние 2 руб., которые у него оставались на обратную дорогу. Растроганный до глубины души, Крушеван написал: «Пока живы в России такие души — не умрет Россия». Вдохновленный увиденным в столице, он вернулся в 1906 в Кишинев, где возобновил издание газеты «Друг». Вскоре он выпустил специальное обращение к русскому населению Бессарабии, в котором призвал вступать в ряды СРН. В обращении он описал увиденное в Петербурге и обратился к русским бессарабцам: «Со времени основания Союза Русского Народа прошло всего семь месяцев... И, однако, в России открылось более ПО отделов Союза, насчитывающего уже несколько сот тысяч членов. Это само по себе показывает, насколько Союз необходим, насколько он отвечает задачам переживаемого времени, как важно это народное дело в наши дни. Примкнем же и мы к нему». Призыв Крушевана был поддержан, и он стал основателем бессарабского отдела СРН.

Вскоре он был избран гласным Кишиневской городской думы, в которой состоял в 1906—1909, а в 1907 был избран депутатом Гос. Думы II созыва от Кишинева. Известие о победе Крушевана было встречено с радостью бессарабскими союзниками, кишиневский отдел СРН даже постановил имена 47 выборщиков, поддержавших Крушевана, высечь на мраморной доске, которую намеревались хранить рядом со святынями Союза. Для либерального общества прибывший в столицу Крушеван стал своего рода нарицательной фигурой «патологического реакционера». Он стал предметом ерничанья и насмешек кадетско-октябристской прессы. Но Крушеван и в самом деле оказался необычной фигурой в Думе. Несмотря на то, что он примкнул к фракции правых, Крушеван в одном из интервью заявил, что не разделяет целиком взгляды СРН, что он поддерживает «парламентаризм, но не западноевропейский. Нам не нужно одного парламента, а сотни местных парламентов. Полная децентрализация». Это полностью расходилось с идеологией СРН. Нередко Крушеван голосовал за те решения, которые поддерживали кадеты и даже социалисты, правда, мотивы у него были совершенно иными. Так, он выступил за отмену военно-полевых судов из-за того, что они препятствуют крестьянам бороться со своими эксплуататорами-евреями. Нарушение Крушеваном фракционной дисциплины привело к тому, что уже 9 марта фракция правых официально сняла с себя ответственность за его речи.

Крушеван называл себя христианским социалистом, выступающим за равенство «в высшем смысле этого слова». Его расхождения с монархистами были связаны, прежде всего, с тем, что по своей идеологии он представлял собой тип русского националиста. Главной задачей, которой было подчинено все остальное, для него была консолидация русской нации, он выступал против всего, что мешает этому. В результате Крушеван оказался непонятен многим своим единомышленникам. Его коллега по фракции и земляк В. М. Пуришкевич написал на него ироничную эпиграмму: «Гляжу на облик Крушевана:/ Не сыр, не масло, не сметана,/ Не червь, не рыба и не глист,/ Зане христьянский соцьялист!» Зато Крушеваном восхищался любитель всего необычного В. В. Розанов, назвавший его «консервативным бомбистом»: «Речь, лицо, угрюмое молчание, недвижность, глубокая недвижность в своем сиденье, отсутствие с кем-либо переговоров, болтовни, отсутствие всякой суеты и всего мелочного — свидетельствуют о «правом» социал-революционере, о консервативном «бомбисте», фанатике упорном, неумолимом. Это — фигура. И я, который люблю все определенное, не мог ничего сказать против Крушевана».

В период своей думской деятельности Крушеван принимал участие в деятельности монархических организаций. 23 марта 1907 он сделал доклад в Русском Собрании на тему о вреде евреев «Слушай, Россия». Этот доклад был весьма популярен среди правых, неоднократно печатался в монархических изданиях. В докладе Крушеван показал гнусность революционного движения, которое находится в руках евреев, и заявил, что «воспитанная в ненависти душа еврея не может иметь ничего общего с душою христианина, воспитанного на любви». Именно поэтому, на его взгляд, «евреи ведут борьбу с Россией». Он резко высказался против отмены черты оседлости, аргументируя свою позицию следующим образом: «Если евреи при черте оседлости в 30 губерниях все-таки расползлись по всей России, что будет, если эту черту оседлости снимут? Сплоченные в сильную непроницаемую касту, они отнимут у христиан все заработки, торговлю и ремесла». Выход из сложившейся ситуации он видел только один — «общий подъем национального сознания, когда вся интеллигенция, все русские люди проникнутся национальным духом». Крушеван ставил задачу борьбы с еврейством чуть ли не в качестве исторической задачи России, утверждая, что «борьба с евреями — это все и борьба эта имеет не русское только значение, а мировое: революция в России есть вызов еврейства, брошенный всей христианской культуре». Он принимал участие в работах 4-го Всероссийского съезда Русских Людей в Москве 26 апр. — 1 мая 1907 (Всероссийский съезд Объединенного Русского Народа), где был весьма активен: выступал с докладом «О нашей жизни», говорил заключительную речь на музыкально-литературном вечере, который проводился после закладки Храма русской скорби на Ходынке (речь имела большой успех у слушателей). Участвовал также в дебатах по финансовому вопросу, заявив, что для успешной борьбы нужно собрать большие денежные средства. На съезде был избран членом Правления Всероссийского Национального Фонда для материального обеспечения интересов Русского Народа, куда помимо него вошли пять видных деятелей патриотического движения: прот. И. И. Восторгов, В. А. Грингмут, А. И. Дубровин, В. М. Пуришкевич и кн. A. Г. Щербатов. На проходившем в рамках 4-го Съезда Съезде Союза правой русской печати Крушеван был избран членом Правления этой организации.

Государственная Дума не оправдала надежд Крушевана, и вскоре он потерял всякий интерес к думской деятельности. Кроме того, становилось все более очевидным, что II Дума обречена на закрытие, ибо она была не способна к конструктивной деятельности. 25 мая, за неделю до роспуска, разочарованный Крушеван уехал из Петербурга домой в Бессарабию.

Он скоропостижно скончался в Кишиневе от паралича сердца. В 1912 стараниями бессарабских черносотенцев в Кишиневе ему был заложен памятник. В июне 1914 проходили празднования в честь 100-летия присоединения Бессарабии к России. На торжества от СРН были направлены знамена Союза и прибыла предтавительная депутация в составе Н. Е. Маркова, B.П. Соколова, гр. А. И. Коновницына, генерала П. Н. Митропольского, присутствовал также и В. М. Пуришкевич. 2 июня в собственном доме Союза в Кишиневе состоялось многочисленное собрание монархистов, которое почтило память Крушевана — стойкого борца за русское дело в Бессарабии. На следующий день в присутствии Императора Николая II состоялось открытие памятника Императору Александру I (чуть раньше у кафедрального собора прошла встреча Государя с представителями отделов СРН). А двумя днями раньше 1 июня был открыт памятник и Крушевану. От имени Главного Совета гр. А. И. Коновницын, главноуполномоченный от Союза на торжествах, положил у подножия памятника серебряный венок.