Павел Глоба

Мы живем в последние дни цивилизации

Коренной москвич Павел Глоба в Москве бывает редко – он с недавних пор живет в далеком Казахстане. Свое решение о духовной эмиграции в страну скифов он объясняет тем, что российская столица становится все менее пригодной для жизни и спокойных занятий наукой. Интервью – большая редкость для Глобы. И разговор с «отшельником», тем более за месяц до Нового года, получился не столько об астрологии и предсказаниях, сколько о любви. Своей любви, для которой один из известнейших прорицателей так и не смог найти счастливого расположения звезд.

– Когда ваш дед, астролог, составлял вам гороскоп, он предупреждал о том, чтобы вы не увлекались самолетами и избегали женщин. Якобы это может сильно навредить вам в жизни. Самолетов вы избегаете. А вот женщин...

– Женщин – нет. Это выше меня. Как можно исполнить заповедь «Бойся женщин!»? Это невозможно.

– У вас, насколько я знаю, одних только официальных браков было пять.

– Официально только четыре. Я влюблялся четыре раза.

– Действовали по старому кадетскому кодексу: «Влюбился – женился»?

– Как честный человек.

– Вы предупреждали своих невест, что, согласно звездам, все кончится печально?

– Конечно. Они не верили. Сначала.

– То есть ни одна из ваших жен серьезно к астрологии не относилась?

– Относились. Но только потом. Когда было поздно что-то изменить. Некоторые из жен на астрологии поимели хорошие деньги и возможность для саморекламы. Хотя сначала обвиняли меня в том, что я занимаюсь бредом.

«Длинные ноги – это вторично»

– А вас не смущало то, что с вашей стороны было сильное чувство, а со стороны женщины – расчет?

– К сожалению, нет. Любовь слепа. Только моя последняя, четвертая супруга оказалась достойной женщиной, и мы расстались по-человечески, оставшись друзьями. У меня в этом браке родилась великолепная дочь, Ева. Она умница, знает шесть языков. Ребенком я могу гордиться.

– Из-за чего вы разошлись?

– Из-за новой любви. Которая тоже принесла мне много боли.

– Если вы знаете, что будет много боли, почему не можете себя остановить?

– Могу. Но не хочу. Потому что на какой-то момент я был счастлив. Это самое главное.

– И вы готовы рушить привычный жизненный уклад ради нескольких моментов? Вы не современный человек.

– И никогда им не был. Трагедия современного человека в том, что он хочет жить здесь и сейчас. А я хочу жить, не забывая о вечности.

– Неужели вы, написав полсотни книг по астрологии, не могли использовать ваши звезды так, чтобы как-то повлиять на ситуацию?

– Я мог ее не допустить. Она могла не быть, эта ситуация. Я не использую звезды в таких делах, как любовь. Это вне закона.

– А если это случится снова, вы…

– Я готов заплатить опять.

– Я повторяюсь, но вы несовременны.

– Признаю это без сожалений. Краткий момент счастья и единения, поверьте мне, стоит долгих лет, прожитых вместе в привычном, как вы выражаетесь, укладе – с ложью, ссорами, непониманием... Одна ночь счастья стоит этого всего. Вы не согласны?

– Я была бы согласна, если бы мы не были в Москве начала двадцать первого века.

– Мы живем в последние дни цивилизации. В мире, зараженном «чумой». И, переболев этой «чумой», европейское общество будет вынуждено выработать новые программы и ценности. Потому что те, по которым оно живет сейчас, привели его на край гибели. Но это слишком серьезный разговор, и мне не хотелось бы его мешать с любовной тематикой.

– Хорошо. Вернемся к разговору о неразделенной любви...

– Почему неразделенной? Любовь должна быть взаимной. Если она односторонняя, ее нужно переплавить в некое творческое начало. Иначе она может развиться в болезнь, которую придется долго лечить. Человек, который говорит, что он любит без взаимности и ему от этого хорошо, обманывает либо себя, либо других. Безответно любить, как какой-то Желтков в «Гранатовом браслете» у Куприна, – это глупость.

– Но ведь она часто дается человеку...

– Как испытание. Чтобы ты научился собой управлять. Смог либо сублимировать ее в творчество, либо через страдания переродился и стал другим человеком. Как это произошло с Достоевским. Только в этом ее позитив.

– Сейчас, после четырех браков, вы знаете, наконец, какая женщина вам нужна? У вас есть четкие «характеристики»?

– Я считаю, что было бы унизительным загонять женщину в какие-то внешние параметры: 90х60х90. И прочие модельно-товарные критерии. Женщина – не товар, в ней есть высшее начало. И в ней должно быть сочетание высшей мудрости с женственностью. Эксклюзивность. Неповторимость. Уникальность. И одухотворенность. И доброта. Злая женщина – это не женщина. Женщина должна сдерживать природное зло мужчины, воспитывать его. А блондинка она, брюнетка, длинные у нее ноги или не очень – это вторично. Нет эксклюзива – и самая красивая женщина превратится в Барби. С ней можно будет поразвлечься, но для души не будет ничего. Понимаете? Все, что я сказал вам сейчас, я выстрадал на своей шкуре. Надо быть честным. «Правду говорить легко и приятно», – как сказал Иешуа Понтию Пилату.

«Я щадил людей»

– Легко ли и приятно вам было говорить людям правду об их будущем?

– Здесь – другое. Из жалости я говорил не все. Я вообще людям говорю не все. За что и страдаю. Меня поэтому обвиняли в лживости. А ложь была во имя спасения. Я щадил людей. Мне плохо было оттого, что люди расстраивались от моих консультаций. Я старался всегда дать человеку надежду. Чего бы мне это ни стоило.

– Предсказание всегда фатально? Или можно как-то избежать?

– Предсказание фатально. Но астрология не занимается предсказаниями. Астрология занимается прогнозами. А прогноз не бывает фатальным.

– А в чем разница?

– Прогноз отличается от предсказания, как диагноз от приговора.

– Вы хотите сказать, что астрология, определив «болезнь», оставляет человеку возможность «излечения»?

– Разумеется.

– У вас много учеников. Вы никогда не жалели о том, что дали знания тому или иному человеку?

– У меня были свои иуды. Чему я рад. Это показатель того, что я представитель сильного учения. Когда все гладко, значит, ты ничего собой не представляешь, а если тебя предают – значит, на что-то способен. Значит, у тебя есть что-то, чему можно завидовать. И что можно пытаться отнять. Зависть – свидетельство твоей силы.

– Вы не жалели, что дали им знания?

– Я жалею, что я их не распознал. А о том, что давал им знания, – нет. Знания, я считаю, надо давать в любом случае. Знание – это большое испытание для человека. Многие не выдерживают. Многие на этом знании только гордыню свою подпитывают. Но тогда это знание для них является путем в пропасть.

– Вас обвиняли в том, что к этой пропасти их привели вы?

– Обвиняли. Ведь я проводник. Но дороги, которые ведут в пропасть, они выбирали сами. Несмотря на мои предупреждения.

– Что это за дороги?

– Гордыня. Зависть. Алчность. Жажда славы.

– А если минуешь эти западни, к какой дороге выйдешь?

– Выйдешь к самому себе. Знания даются человеку, чтобы пробудить в нем божий талант. Знания – это та влага, которая заставляет прорастать зерна таланта. Потому что талант без знаний не прорастет. Ты останешься просто невежественным человеком.

– Слава и одиночество – неизбежные спутники?

– К сожалению, да. Здесь.

– Здесь – это где? На земле?

– В обществе. Чем больше у тебя славы, тем более ты одинок. У тебя будет масса знакомых, но большинство из них будет стремиться что-то от тебя получить. Тебе будут завидовать. Тебя будут ненавидеть. И даже если перед тобой будут преклоняться, преклонение это будет фальшивым. Только после нашествия известности я понял цену человеческим отношениям. Потому что все стали проявляться совсем по-другому.

«Пока сидел в «Лефортово», от меня ушла жена»

– Дед-астролог, предсказавший вам славу, оставлял вам иной вариант развития судьбы – без публичности и связанных с ней горьких открытий?

– Оставлял. Мне не надо было преподавать. Но к преподаванию у меня талант. Это означало зарыть его в землю. Этого делать нельзя. Я стал преподавать астрологию совсем молодым. Когда мне было 24 года. Я еще не закончил институт. По просьбе инициативных групп. Подпольно, поскольку в Советском Союзе астрология была запрещена. Лекции мои были интересные.

– Потом вас из-за них посадили в «Лефортово».

– Да. Со статьей «антисоветская агитация и пропаганда». И когда я вышел оттуда, мне все дороги в науку были закрыты. Диссертация, над которой я работал, никогда бы не была защищена. Преподавать в вузе я не мог. И пока я сидел в «Лефортово», от меня ушла жена. Зачем ей был нужен муж с такой статьей?

– И что вы сделали?

– Я пошел работать в котельную. И занялся астрологией всерьез, благо у меня появилось много свободного времени.

– А каков был второй путь, который предсказывал вам дед?

– Путь ученого-одиночки, закрытого в своей башне. У меня бы не было денег, но не это страшно. Он говорил, что в этом случае я не смогу ничего сделать и для моей науки. И что придут другие, которые сделают все гораздо хуже. Астрология развивалась бы по иному, гораздо более одиозному пути. Так что, по сути, выбора у меня не было.