К академику Ольге Александровне Ладыженской, заведующей лабораторией Петербургского отделения Математического института имени В.А.Стеклова, весна приходит каждый год в один и тот же день — какая бы ни стояла на улице погода. Просто математику Ладыженской повезло родиться 7 марта — когда в воздухе пахнет мимозой, а мужчины шушукаются возле витрин с подарками.
В марте 1922 года в маленьком городке Кологриве, затерянном в костромских лесах, мимозы не было. Да она там была и ни к чему. Северная весна приходила пусть поздно, зато во всей красе, жители радовались тому, что почти кончилась гражданская война и начинала налаживаться жизнь, а учитель математики Александр Ладыженский радовался рождению дочери. Он был простым учителем — правда, очень хорошим, а Кологрив, хоть и уездный городок, удаленный от дорог, славился обилием интеллигенции и несколькими гимназиями и училищами на три тысячи населения. Такое количество образованного люда в лесах отчасти объяснялось тем, что Кологрив во все времена был местом ссылки для «политических». Дедушка Ольги Ладыженской был академиком Санкт-Петербургской академии художеств — знаменитым акварелистом Геннадием Александровичем Ладыженским, так что отец одаренной девочки вряд ли бы удивился, скажи ему кто-нибудь, что его Оленька тоже станет академиком. Но не художником, а математиком.
Отец, погибший в 1937 году, как и практически вся старая интеллигенция Кологрива, оставил своим трем детям наследство: трудолюбие, воспитанность и любовь к математике, мирно уживавшуюся с любовью к искусству. Ведь и сам он, до того как стать учителем, получил художественное образование. Ольга Ладыженская в университет не попала — дочери врага народа путь туда был заказан. Не пустили ее и в Герценовский институт. Только маленький педагогический институт имени Покровского — был такой до войны — рискнул ее принять.
Когда началась война, Ольга Александровна, как и все, рыла окопы, строила укрепления. От тяжелой работы заболела, ее должны были оперировать — и это спасло ей жизнь: перед тем как блокада замкнулась, Ладыженская сумела эвакуироваться, более того, попасть на родину, в Кологрив. Тогда это был далекий тыл. Бомбить крошечный городок в лесах никто не собирался. Конечно, голодали. Ели то, что растили в огородах и собирали в лесу. Конечно, Ольга Александровна не сидела без дела — она преподавала в той самой школе, из которой забрали ее отца.
После войны Ольга Александровна закончила все-таки университет, но в Москве, и занялась совершенно неженским делом — создала целую школу математической физики. Вклад ее в математику оказался колоссальным, множество научных трудов и воспитанных ею учеников, а также городской семинар по дифференциальным уравнениям с частными производными, который она ведет с 1947 года до сих пор, поставили имя Ладыженской в один ряд с заслуженными мэтрами математики по обе стороны океана. К счастью, математика интернациональна, аполитична и не подвергается воздействию меняющегося государственного строя — отчасти поэтому Ольга Александровна в свое время ее и выбрала. Ни история, ни путешествия, которыми она тоже живо интересовалась с детства, не были настолько свободны от давления власти.
Но потребности развитого, интеллигентного человека в прекрасном давали себя знать. Когда в 1958 году Ладыженская поехала на конгресс в Лондон, она умудрилась заблудиться в городе, потому что пошла по музеям и забыла обо всем на свете. К счастью, во времена оттепели такие вещи относительно легко сходили с рук представителям точных наук, которых было трудно заподозрить в идеологических извращениях.
И одно из самых дорогих сердцу Ольги Александровны воспоминаний — дружба с Ахматовой. Несмотря на разницу в возрасте, молодая женщина-математик и пожилая женщина-поэт полностью сошлись во взглядах на жизнь. И то, что Ахматова поведала Ладыженской в часы задушевных разговоров, до сих пор не стало источником мемуаров. Любой другой на месте Ольги Александровны, вероятно, давно уже опубликовал бы все, что знал или домысливал об Ахматовой, но Ладыженская, которая хранит и магнитофонные записи Анны Андреевны, и томики с рукописной правкой, отказывается обнародовать то, что Ахматова поведала ей в откровенных беседах. Ольга Александровна считает, что Ахматова была уверена в ее порядочности, в том, что эти разговоры, касавшиеся во многом сына Анны Андреевны Льва Гумилева, никогда не станут достоянием посторонних людей. Так Ладыженскую научили в семье, так жили все честные люди в Кологриве, так она живет всю жизнь.
К сожалению, весеннее настроение у Ольги Александровны год от года портится. Она только что приехала из Америки, где читала лекции в университете, и за один день в Петербурге насмотрелась по телевизору столько ужасов, что впала в депрессию. Собственно, это приглашение в Штаты она приняла отчасти и потому, что спасалась от холода. В их старом доме на 2-й линии то вода пропадает, то трубы лопаются, то новорусские арендаторы городят мансарду, отчего все здание идет трещинами. Вырубают деревья, перекапывают газоны, ставят машины на тротуарах:
Но это так, частные огорчения. Постоянным источником плохого настроения у Ладыженской стало положение в нашей науке. Ольге Александровне — 80 лет. Многим ее коллегам — едва ли меньше. Российская академия наук состарилась до совершенно пенсионного возраста. Молодые ученые массово уезжают на Запад. И если раньше люди уезжали, потому что здесь не было интересной работы или их зажимали в карьерном росте, то теперь едут почти исключительно по финансовым соображениям. В библиотеке Петербургского отделения Математического института со времен перестройки нет ни новых книг, ни журналов. Студенты — те вообще живут на мизерную стипендию. Вот сейчас у Ольги Александровны живет студентка, дочка ее друзей из провинции, умненькая девочка — получает 150 рублей. Родители — учителя, они много не могут дать дочери, помогает Ладыженская. Она всем всегда помогает — кому словом, кому деньгами. Отчасти поэтому она никогда не помышляла об отъезде на Запад — здесь осталось бы слишком много людей, нуждающихся в ее помощи.
А еще одна беда нашей страны и академика Ладыженской лично — оторванность провинции от Москвы и Петербурга. Многие выдающиеся ученые выросли в провинции. Сам Ломоносов известно откуда в лаптях пришел. А теперь талантливому ребенку из небогатой интеллигентной семьи практически не пробиться в столицах. И получается, что столицы съедают сами себя. Добром это кончиться не может, считает Ольга Александровна. Богатые люди России должны вспомнить о нищих своих согражданах, накормить врачей, учителей, студентов — тогда никто не будет желать им провалиться, сгореть, обанкротиться.