Ольга Бешенковская

Писатель — не кошка, чтобы лизать кормящие руки

В русской литературе тоже уже есть такое понятие, как «раскрутка». Для меня это звучит как название циркового аттракциона. Хотя, конечно, обидно, что, скажем, кто-то бегает в чем мама родила на четвереньках и переходит на лай и известен всему миру как… представитель искусства.

ОЛЬГА БЕШЕНКОВСКАЯ родилась и выросла в послевоенном Ленинграде, окончила ЛГУ, что не помешало ей после многих лет труда в журналистике стать… кочегаром. Там же, в подвале, придумала и стала издавать журнал «Топка» — орган Творческого Объединения Пресловутых Котельных Авторов. Получила первый редакторский опыт, в эмиграции ставший еще одной профессией.

НЕ ПРИЕМЛЕТ слова «поэтесса» — только «поэт». Одновременно считает, что особенно хорошо удается поэту проза. Тому подтверждение — нашумевшая повесть, точнее, лирическое и философское эссе «Дневник сердитого эмигранта».

Ольга живет в Штутгарте. За эти годы — более тысячи публикаций, шесть поэтических сборников. Одна из немногих приехавших, кто стал членом Союза немецких писателей (помимо членства в Союзе писателей Петербурга). В Германии местного русского поэта знает местный читатель: Olga Beschenkovskaia пишет и публикуется и на немецком языке.

Графоманов в эмиграции — тьма

— МОЖНО сказать о вас — «немецкий русский поэт»?

— Знаете, я бы поостереглась жонглировать, так сказать, «национальными прилагательными». Скажем, в моих жилах течет еврейская кровь, и многие мои стихи, особенно в то время, когда это было немодно и даже «неможно», в глухонемые 70-е, касались еврейской темы. Но они были написаны на русском языке, а значит — русским поэтом. И, знаете, мне кажется, что все эти разговоры о самоидентификации преследуют весьма небескорыстную цель: люди попросту впадают в мимикрию, стараясь доказать всем (и себе самим), что они «самые еврейские евреи», или «самые немецкие немцы», или и то и другое одновременно… Давайте договоримся так: если притесняют евреев, я — еврейский поэт! Если немцев — считайте меня поэтом немецким! А если то или другое звание сулит какую-то выгоду — увольте… Дай-то Бог быть просто поэтом, это и так настолько высокий титул, что…

— Что?..

— Дух захватывает! И страх: а соответствуешь ли ты этому титулу?.. Только графоманы, каковых в эмиграции, кстати, тьмы и тьмы, свято уверены в том, что они — поэты… И даже не рвутся к успеху — они его просто-напросто… требуют!

— А что значит успех?

— Видите ли, я выросла и творчески сформировалась (работала «в стол» фактически с 12 лет…) под строками одного из моих кумиров, Бориса Пастернака: «Быть знаменитым некрасиво…» Главное — то счастье, тот катарсис, который ты испытываешь в момент «стихо-творения»… На Западе мне пришлось многому удивиться, и, в частности, отношению к успеху, к карьере. Однажды довелось участвовать в серии семинаров Союза немецких писателей. Тема была обозначена так: правильно ли я себя продаю? Я поняла, что все делаю совершенно неправильно: на скромных воду возят… Но переучиваться не захотелось. И продавать себя — тоже.

В русской литературе тоже уже есть такое понятие, как «раскрутка». Для меня это звучит как название циркового аттракциона. Хотя, конечно, обидно, что, скажем, кто-то бегает в чем мама родила на четвереньках и переходит на лай и известен всему миру как… представитель искусства. А прекрасные сборники стихов издаются мизерными тиражами… Рыночные отношения хороши для экономики и губительны для поэзии. Словом, я не стремлюсь к успеху, но мне радостно, когда он сам находит меня… И пуще неудачи боюсь успеха незаслуженного, невыстраданного, случайного. Впрочем, это все, возможно, оттого, что я консервативна, не знаю…

Хвалить других — не стыдно

— 14 ЛЕТ назад в Петербурге, тогда еще — в Ленинграде, вы писали в своей художественной автобиографии «Дети полукультуры»: «Плебею свойственно презирать тех, чьими благами он пользуется, и это тоже отличает его от аристократа». Это я к тому, что порой в эмиграции человек живет на всем готовом и… ругает принявшую его страну. Беда или вина?

— Я — не судья. Если на лавочке перед домом ругает — его личное дело, жаль, что не нашел себе более продуктивного занятия. А если писатель ругает — то он это должен делать талантливо. (Так же, как и хвалить…) И Генрих Гейне, и Томас Манн, и Герман Гессе, скорее, «ругали», а теперь страна гордится именно ими. Другой вопрос, если человек уверен в собственной «национальной избранности» и на этом основании считает, что ему все должны, — вот это уже прискорбно и стыдно. А писатель — не кошка, чтобы лизать кормящие руки. И мне кажется, что именно критический взгляд, пропущенный через сердце, больше свидетельствует о любви, чем лакейские поклоны. Одно дело — брюзжание, другое — чувство ответственности за страну, ставшую твоим домом. Кстати, в журнале, который я издавала, бывали и очень резкие (но талантливые!) рассказы и повести. А вот когда некоторые эмигранты, заметив это, стали посылать мне свои малохудожественные претензии к стране, я сразу сказала: Германия — не столовая, а литературный журнал — не книга жалоб и раздражений…

— Недавно под вашей редакцией вышел международный альманах «Век ХХI». Надо понимать, в сборнике литература еще невиданная, литература нового века?

— Ну что вы, никаких таких претензий ни у авторов, ни у меня, ни у издателя нашего объемистого тома (альбомный формат, 40 прозаиков и поэтов со всего мира) нет. Просто литература всегда была страной без границ, а именно в этом веке метафора начала превращаться в буквальность. Мир становится единым пространством, эмигрантские ветви русской литературы срастаются со стволом, переплетаются между собой. Но вот что я могу сказать с уверенностью, так это что литература в альманахе достойная: и повести, и стихи, и переводы, и эссе, и критика, и даже детективы и юмор. И действительно, можно так выразиться, невиданная: потому что большинство авторов до этого мало кто видел… Я считаю, что задача редактора — не «кататься» на именах, а находить и даже «выращивать» талантливых авторов. (Помните: «Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами…») Знаете, признаюсь по секрету, я, возможно, неплохой менеджер, и семинары даром не прошли, и опыт редактора журнала; я понимаю, как надо, но — только не для своих собственных книг. Хвалить же других вовсе не стыдно…