Николай Симонов

Неумолимый

1919-22 учился в Академии художеств в Петрограде. Окончил Ленинградский институт искусств (1924). В 1924 и с 1933 - актер Ленинградского театра драмы им. А. С. Пушкина, в 1932-1933 - Куйбышевского театра им. М. Горького.Лауреат Государственных премий СССР

- Срочное задание, - сказал редактор, - юбилей у Николая Симонова. Знаете такого?

Ну еще бы. Кто же не видел Петра I или Федора Протасова в его исполнении? Это был не только всемирно известный, но и всенародно любимый артист.

Я только что окончила университет, и это было мое первое серьезное задание. В душе я ликовала: подумать только, увижу Николая Симонова, буду брать у него интервью! И я не без трепета набрала номер телефона. Мне ответил голос, который был хорошо известен всей стране. Я быстро протараторила свою просьбу.

- Никакого интервью я вам давать не собираюсь. Я с советскими журналистами лет двадцать уже ни о чем не беседую.

И повесил трубку. Я была ошеломлена. Ну почему, почему не беседует? Что такого сделали ему советские журналисты? И при чем тут я - журналист без году неделя? И тот факт, что я не несу ответственности за моих предшественников, показался мне спасительным. Я снова набрала номер телефона.

- Я не волшебник, я только учусь, - попробовала отшутиться фразой из кинофильма "Золушка". - Я журналист только начинающий...

- Плохо начинаете, - сказал мне тот же голос. - Вы выбрали омерзительную, продажную профессию. И не смейте мне больше звонить.

Послышались гудки, которые означали для меня полную безнадежность. Почему-то вдруг всплыли слова песни: "И вышли, как всегда, "Известия", и "Правда", и "Красная звезда". Они напоминали о том, что журналист обязан выполнить редакционное задание любой ценой. Но какой? Этого я не знала.

В коридоре Дома радио встретила Сашу Матушевского, редактора "Невской волны".

- Кто это тебе дал такое задание? Всем известно - Симонов не дает интервью.

Была пятница, поздний вечер. Я уныло поплелась домой, забыв даже оставить в редакции магнитофон "Репортер-5". Всю субботу слонялась из угла в угол. Мама спросила:

- Ты чего это сама не своя? Завтра великий праздник - Вербное воскресенье: Христос въезжает в Иерусалим...

Моя мама была человеком верующим. Но я, воспитанная в советской школе, в советском высшем учебном заведении, хоть и не была атеистом, но о Вербном воскресенье ничего не знала. Из маминых слов поняла, что в этот день верующие приветствуют друг друга букетиками вербы. И везде царят мир и согласие.

К вечеру меня начали посещать какие-то смутные мысли. Что-то шевельнулось в моей голове. Мне вдруг подумалось, что человек, не желающий разговаривать с советскими журналистами, может быть, верующий... На следующее утро к восьми часам я была уже на ногах...

У Финляндского вокзала купила букетик вербы. "Репортер-5" лежал в хозяйственной сумке. Ровно в 10 позвонила в мастерскую народного артиста Советского Союза Николая Константиновича Симонова. Страха не было. Но и ни одной сколько-нибудь достойной мысли тоже не было.

Дверь открыл сам хозяин. Я протянула ему букетик вербы и сказала:

- Поздравляю вас с Вербным воскресеньем.

Он удивленно посмотрел на меня, но букет взял. Вот теперь меня обуял страх.

- Хорошо, что современная молодежь помнит об этом дне. Моя поклонница? Ну входи.

Вид у меня был, наверное, совсем дурацкий.

А как ты думаешь, почему Иисус въехал в Иерусалим в это воскресенье на осле?

В вопросе звучала некая хитреца.

- Может, потому, что на конях въезжают завоеватели? - откуда-то из тумана услышала я сво

й ответ.

- Именно. Ну входи, - повторил он свое приглашение.

Не знаю как, но я поняла, что должна объясниться у порога.

- Николай Константинович, - еле слышно прошептала я, - может, вы не захотите, чтобы я вошла.

На меня удивленно смотрели знаменитые симоновские глаза.

- Понимаете, это я звонила вам в пятницу. Я из радиокомитета, журналистка...

Взрыв смеха, искренний, заливистый, потряс всю лестничную площадку.

- За смелость и находчивость хвалю, - сказал Симонов и широко распахнул передо мной дверь.

В мастерской был порядок. На стене висели его картины, мастерская - от слова "мастер", и, входя к нему, вы сразу это чувствовали. Он был тогда очень знаменит. Только что вышел на экран "Живой труп", где он блистательно сыграл Федора Протасова. Я спросила, есть ли у него несыгранная роль, которую он хотел бы сыграть.

- Ну что же, Гамлета я уже никогда не сыграю, - ответил он, - хотя не могу сказать, что я бы так уж и хотел его сыграть. Мне ближе роли русского репертуара. Вот в Федоре Протасове мне так понятна широта его души. Его трепетность по отношению к жизни. Женщине. Как правило, такие люди на Руси не бывают счастливы: Я вообще удачлив. Практически нет роли, которую я бы хотел и не сыграл.

Еще я спросила, считает ли он, что актер должен быть разносторонним или оставаться в рамках одного амплуа.

- Настоящий актер, - сказал он, - должен играть все. Как, кстати, и журналист должен уметь писать обо всем.

Я это надолго запомнила, и когда, например, надо было писать о бригадах коммунистического труда, о которых никто не хотел писать, вспоминала его слова.

Под конец я спросила, почему он отказывается от интервью.

- Потому что все поглотила фальшь, и особенно она исходит от людей вашего цеха. Я не думаю, что тебе удастся сохранить чистоту души, потому что твоя профессия предполагает конформизм, но старайся, чтобы его было поменьше.

Мы проговорили два часа. Я была на седьмом небе оттого, что выполнила такое трудное задание.

Но история на этом не закончилась. Я решила назвать свой очерк "Скрипка Энгра". Дело в том, что у французов не существует слова, определяющего понятие "хобби". Когда они хотят сказать о таком увлечении человека, которое является его второй натурой, они говорят: "Скрипка Энгра". Второй натурой артиста Симонова была живопись, и в моем радиоочерке речь шла о его картинах, о том, насколько живопись помогает найти "краски" драматургического образа.

Ни о чем этом не хотел слышать тогдашний председатель комитета Александр Филиппов. "Какой еще Энгр? Это что за выпендреж? Вторая натура - вот какой должен быть заголовок!" Бывшему секретарю обкома партии, отвечавшему за сельское хозяйство, волею судьбы оказавшемуся на посту председателя радиокомитета, ничего доказать было невозможно. А я ни за что не соглашалась на "вторую натуру". Мне так трудно достался этот материал, что такое грубое вмешательство в "мое" творчество казалось мне возмутительным. Потом кто-то из журналистов все же объяснил Филиппову, кто такой Энгр, и мой заголовок остался.

Первый телефонный звонок, который раздался после того, как в эфире прозвучала передача, был от Николая Константиновича Симонова. Своим удивительным голосом он сказал:

- Пожалуй, я погорячился. Ты свою профессию выбрала правильно.