Панов Николай Алексеевич (1803 — 14.1.1850). Поручик л.-гв. Гренадерского полка.
Из дворян. Воспитывался дома, наставники — иностранцы.
В службу вступил подпрапорщиком в л.-гв. Гренадерского полка — 4.9.1820, прапорщик — 17.11.1821, батальонный адъютант — 18.2.1823, подпоручик — 5.4.1823, поручик — 27.9.1824, переведен во фронт — 15.8.1825. За ним с братом в Пензенской, Калужской и Владимирской губерниях 861 душа.
Член Северного общества (1825), участник восстания на Сенатской площади.
Утром 15.12.1825 добровольно явился в Петропавловскую крепость и был арестован, помещен в №1 Зотова бастиона, после первого допроса 15.12 у В.В. Левашова возвращен в крепость («присланного Панова как самого упрямого посадить тоже в Алексеевский равелин и содержать наистрожайше»), 15.1 показан в №9, 30.1 в №2 того же бастиона, в мае — в №34 Кронверкской куртины.
Осужден по I разряду и по конфирмации 10.7.1826 приговорен в каторжную работу вечно. Отправлен в Свартгольм — 8.8.1826, срок сокращен до 20 лет — 22.8.1826, отправлен в Сибирь — 21.6.1827 (приметы: рост 2 аршина 4 4/8 вершка, «лицом бел, круглолиц, глаза голубые, волосы на голове и бровях светлорусые, нос мал»), доставлен в Читинский острог — 25.8.1827, прибыл в Петровский завод в сентябре 1830, срок сокращен до 15 лет — 8.11.1832 и до 13 лет — 14.12.1835. По указу 10.7.1839 по отбытии срока обращен на поселение и водворен в с. Михайловское Жилкинской волости Иркутского округа, высочайше разрешено отправиться для лечения на Туркинские минеральные воды — 25.5.1844, разрешено переселиться в с. Урик Кудинской волости Иркутского округа — 15.7.1845. Умер в Иркутске, похоронен в Знаменском монастыре.
До восстания у него была невеста. Брат — Дмитрий (ум. 1843), отставной поручик, женат на дочери дворянина Александре Герасимовне Савиной.
Глазами младшего современника
При этом я был очень застенчив и легко терялся с мало знакомыми мне людьми, а потому всякий наезд гостей, когда в зале накрывали к обеду большой стол, обращался для меня в немалую пытку. Особенно боялся я декабриста Панова, который довольно часто приезжал к обеду и любил потешаться надо мной. Это был небольшого роста плотный блондин, с большими выпуклыми глазами, с румянцем на щеках и с большими светло-русыми усами; за обедом он начинал стрелять в меня шариками хлеба и, должно быть любуясь моим конфузом, приставал ко мне с вопросами обыкновенно все в одном и том же роде: «А зачем у тебя мои зубы? когда ты у меня их стащил? давай же мне их тотчас же назад!». Следующие разы повторялись те же вопросы по поводу носа, глаза; я краснел до ушей, готов был провалиться под стол и был чрезвычайно рад, когда по окончании обеда мог удалиться в свою комнату.