Прожил Львов всего 52 года. Кажется, немного, но зато как полно и красиво прожиты эти годы. Счастливая судьба провинциала, успех, достигнутый талантом и счастливым случаем, романтическая вечная любовь, расположение властей, достаток, творчество, прекрасные, верные друзья, построенные им дворцы и церкви, которые будут стоять века, - это так много для любого обитателя земли!
Он родился в Тверской губернии, под Торжком. Мальчик рос на приволье, веселый, неугомонный и на редкость изобретательный... В 18 лет он оказался в Петербурге, в Измайловском полку. Тут ему повезло - он попал не просто в солдаты, а в полковую школу, где многому научился.
Сам по себе юный Львов казался таким, как все дворянские недоросли: "Лепетал несколько слов по-французски, по-русски писать почти не умел... к счастью, не был богат и, следовательно, разными прихотями избалован не был".
Так писал биограф Львова М.Н. Муравьев. Но, кажется, не только бедность, невозможность швыряться деньгами сберегла для нас Львова.
Природа столько вложила в него! Это был оригинальный, легкий, веселый человек, в нем было что-то от Моцарта. А еще его называли "русский Леонардо" - так широк был круг его увлечений, так открыта была его душа для творчества. "Не было искусства, к которому бы он был равнодушен, не было таланта, к которому бы он не проложил тропинки, все его занимало, все возбуждало его ум и разгорячало сердце... Музыка, стихотворство, живопись, лепное художество, но предпочтительно архитектура стала любимым предметом его учения" (М.Н. Муравьев).
Львов недолго прослужил в армии, ушел в отставку капитаном и отправился за границу. Долгая поездка по Франции, Германии, Испании и Италии стала для Львова настоящим университетом, когда, по словам биографа, "везде все видел, замечал, записывал, рисовал и где только мог и имел время, везде собирал изящность, рассыпанную в наружных предметах". Словом, он вернулся в Россию иным человеком - сформировавшимся художником, творцом.
И тут же его настигла любовь, романтическая и прекрасная, как и положено у творца. Он жил в доме своих родственников Бакуниных, где устраивались домашние спектакли. Тут Львов и обратил внимание на Машеньку Дьякову, дочь обер-прокурора Сената. "Как нежна ее улыбка, - писал французский дипломат Сегюр, - как прелестны ее уста, ничто не сравнится с изяществом ее вида, в ней больше очарования, чем смогла передать кисть, и в сердце больше добродетели, чем красоты в лице".
Маша тоже увлеклась Львовым - да как можно иначе? Но родители девицы восстали против жениха - да кто такой этот Львов, без места, без положения, без денег! Львову отказали не только от руки Машеньки, но и от дому.
Это было ужасно! Влюбленный Львов бродил вокруг дома обер-прокурора, посылал через горничных записки и отчаянно страдал... И вот тут, не в силах видеть страдания друга, поэт Василий Капнист, помолвленный на сестре Маши - Александре, придумал нечто оригинальное. На правах будущего родственника обер-прокурора он возил на балы как свою невесту, так и Машеньку. И вот однажды Капнист завез девушек на Васильевский остров, в Гавань, к маленькой деревянной церкви. А в ней уже их ждали Львов и священник. Машеньку и Николая быстро обвенчали, и сестры, как ни в чем не бывало, поехали на бал. Участники авантюры молчали... четыре года.
Постепенно романтика тайных свиданий стала надоедать. "Четвертый год, - писал с отчаянием Львов, - как я женат.., легко вообразить.., сколько положение сие, соединенное с цыганскою почти жизнию, влекло мне заботы... Не достало бы, конечно, ни средств, ни терпения моего, если бы не был я подкрепляем такою женщиною (как Мария - Е.А.)".
И только через четыре года удалось получить согласие родителей, сломленных упорством молодых. В самый последний момент перед свадьбой они покаялись, объяснили родителям, что давно уже муж и жена. Делать было нечего, и, чтобы припасы не пропали, обвенчали лакея с горничной.
Снисхождение родителей Машеньки понять можно - Львов был уже не тот, что раньше. Начало 1780-х гг. оказалось счастливым. У него появился не только добрый гений - Маша, но и могущественный покровитель - статс-секретарь Екатерины II Александр Безбородко.
Толстый, неуклюжий, Безбородко был умен и прозорлив. Он оценил выдающийся талант и замечательные человеческие свойства Львова, сделал его одним из своих доверенных людей, а потом познакомил с Екатериной II, которой очень понравились архитектурные проекты Львова, несмотря на то, что Львов нигде не учился. Он стал получать заказы, спроектировал знаменитые Невские ворота Петропавловской крепости, а затем начал проектировать и строить Петербургский почтамт. Здесь же на казенной квартире Львов и поселился.
В 1780-90-е гг. квартира Львова была литературным салоном. Сюда приходили люди зам
ечательные - литераторы и художники: Боровиковский, Капнист, Хемницер, Левицкий, Оленин. Львов был хорошим хозяином, он не надоедал гостям, но определял тон и уровень их общения. Все признавали его безусловный вкус, называли "гением вкуса".
Особое место в кружке и в жизни Львова занял "мой друг, радость" Гавриил Державин, ставший его близким приятелем на всю оставшуюся жизнь. Львов был для Державина высшим судией, при этом Львов, человек легкий, независтливый и умный, никогда не пытался встать выше Державина.
Впрочем, и сам Львов был наделен литературным дарованием. В век высокопарности и манерности литературы он был за простоту и естественность, непривычную тогда в литературе, знал цену русскому языку, собирал русские народные песни.
В 1787 г. он написал комическую оперу "Ямщики на подставе". В ней нет любовной интриги, нет идеализированных пастушков и пастушек, зато есть грубоватый народ, ямщики, крестьяне, пьяницы.
Вот ремарка Львова для дирижера: "Начни-ка помаленьку как ямщик, будто издали едет, не поет, а тананычет, а после, чтобы дремота не взяла, пошибче, да по-молодецки, так.., ребята подхватят". Такой народности до времен Глинки и "Могучей кучки" русская музыка не знала...
Но все-таки Россия благодарна Львову не за оперы и стихи, а за русскую усадьбу, отцом которой он, в сущности, стал. Львов сумел приспособить итальянскую ротонду - круглый купольный зал - к условиям России.
Церковь-ротонда, созданная Львовым в его имении в Никольском, стоит на горке и имеет свой прелестный секрет: издали видно, что вначале вечернее солнце золотит лучами купол, а потом как бы "заходит" на ночь в свое "жилище" - храм Солнца.
Благодаря Львову, на смену большому неудобному дому, похожему на жилища крестьян, пришли дворянские особняки классицизма с изящными портиками, пилястрами, колоннами. Расположенные на возвышенности, они были искусно обрамлены садами и парками, разбитыми с учетом природы и общего пейзажа вокруг. Отражаясь в неподвижной глади прудов или тихих рек, дворянские особняки приветливо смотрели на мир, несли окрестностям гармонию, покой, демонстрируя, как человеческие сооружения могут быть продолжением природы.
Неудивительно, что такие усадьбы становились любимыми гнездами тысяч дворян, которые спешили в своих экипажах по дороге, с нетерпением ожидая, когда вдали, на холме, сверкнут белизной колонны родного дома, появится ажурная изящная беседка в парке над прудом и всплывет из-за крон деревьев купол церкви. Это и есть образ Родины.
Но особняки Львова были удобны для жизни. Гостей в Никольском поражали необыкновенные изобретения вроде воздушного отопления. Камин у Львова работал кондиционером: воздух, нагреваемый в нем, попадал в трубы, шел в особые вазы с розовой водой и распространялся по комнатам ароматным и теплым. И все это (и многое другое) в доме Львова было сделано ради главного - наслаждения жизнью:
Сберемся отдохнуть мы в летний вечерок
Под липу на лужок,
Домашним бытом окруженны,
Здоровой кучкою детей,
Веселой шайкою нас любящих людей,
Он (Бог - Е.А.) скажет: как они блаженны...
Львов фонтанировал идеями. Он делал технические изобретения вроде землебития (так, из земли он построил Приоратский замок в Гатчине), задумал переустройство бань, увлекался коммерческими проектами, чтобы разбогатеть. Но, увы!
Коммерция русской интеллигенции обычно состоит в том, что покупает она дорого, а продает дешево. Когда Львов выступил инициатором отопления Петербурга отечественным каменным углем и завез в город тысячи его пудов, то уголь, который никто не покупал, случайно загорелся и, несмотря на все усилия пожарных, горел два года, досаждая дымом всему Петербургу.
К началу XIX века Львов стал много болеть. Умер и вечный покровитель Львова - Безбородко. Мысли о заработке отравляли жизнь. Но все же Львов любил жить и творить. Дома, церкви и почтовые станции, мосты, всем нам известные верстовые столбы на дороге из Петербурга в Москву - все это Львов. А прелестная церковь в Мурино, а архитектурная шутка - церковь "Кулич и Пасха"?
Ему казалось, что так еще мало сделал, и поэтому просил у Бога: "Дай мне пожить немного". Но нет! Не дал! В 1803 г. Львов умер, а следом за ним ушла и Маша.
Державин взял трех сирот - девочек Львовых - в свой дом и воспитал их как своих детей, глядя как с годами в них все явственней и четче проступает то озорство и изящество Львова, то мягкое очарование Маши...