Николай Досталь

Если бы отец не погиб, я б не стал режиссером

Думаю, что к нашим традиционно называемым бедам – воровству, пьянству, дуракам и дорогам – нужно добавить еще одну – порченую власть. У нас к власти почему-то приходят люди, которые сразу же начинают думать только о том, как бы закрепиться и чего-то набрать. Авторитаризм, корысть, коррупция, тщеславие – вот черты российской власти. Имперская жажда единовластия. Все для того, чтобы увековечить и обеспечить себя, свою семью, причем часто за счет подавления других. Меняются только средства. Слава богу, сейчас, чтобы удержать или укрепить власть, не расстреливают.

Известный кинорежиссер Николай Досталь, снявший такие картины, как «Маленький гигант большого секса» и сериал «Штрафбат», в эти дни заканчивает на «Мосфильме» работу над новой картиной «Коля – Перекати поле». Премьера этого фильма пройдет 18 августа, в предпоследний день Выборгского кинофестиваля «Окно в Европу». Накануне премьеры Николай ДОСТАЛЬ ответил на вопросы нашего корреспондента.

– Ваш новый фильм станет продолжением картины «Облако рай», которую вы поставили в 1991 году. Почему вы решили вернуться к героям этой ленты?

– После того как я снял 36 игровых серий и 6 документальных, решил дебютировать в этом веке обычным полнометражным фильмом. Нормальное, человеческое, художественное, надеюсь, кино про нормальных людей. Где не стреляют, не убивают, нет никаких кровавых сцен. Кино, где показана жизнь провинциальной России через полтора десятка лет после событий, что происходили в моем фильме 1991 года. Это целая историческая эпоха. Тогда наш герой уехал из провинциального городка, а теперь возвращается. Но это совершенно самостоятельная картина, хотя с теми же героями и с теми же актерами. Сценарий был уже давно написан Георгием Николаевым, с которым мы много работали вместе, но я долго искал деньги.

– Как и прежде, вас интересует судьба «маленького человека»?

– Да, действительно, мне интересны не столько сюжетные повороты, сколько характеры обыкновенных людей. Их жизнь, их чувства, их эмоции, их мысли. Так получается, что они мне как-то ближе. Хотя сейчас я думаю снять фильм о сверхчеловеке...

– О ком?

– Это Варлам Шаламов. Я его считаю сверхчеловеком, хотя он прожил жизнь обычного человека. Чтобы вынести все, что вынес он, и так написать об этом, нужно было иметь сверхчеловеческие способности. Это будет 12-серийный телефильм, условное название «Завещание Ленина». Свой первый срок Шаламов получил за распространение этой «фальшивки», как при Сталине называли это письмо Ленина к съезду. Мы должны его снять в 2006 году, а в 2007 году будет 100-летие со дня рождения Варлама Тихоновича. Попробуем открыть для России ее величайшего писателя ХХ века. Для меня это – Достоевский прошлого столетия. Поэт, художник, стоик. Не случайно я пригласил в качестве сценариста Юрия Арабова, с которым раньше даже не был знаком. Он не сразу согласился. Но, подумав, сказал, что сделать эту работу – наша миссия. Миссия – рассказать об этом человеке, потому что в России его мало знают.

– Солженицын известен гораздо больше...

– Я не умаляю значения Солженицына, но он отсидел 4 года в шарашке под Москвой, а Шаламов – 20 лет на Колыме. Разница космическая. И Шаламов не претендовал на роль пророка в своем отечестве, каким хочет быть Александр Исаевич.

– Считаете, нашей отчизне-матери не нужны пророки?

– Думаю, нет. Но Солженицыну я все равно готов поклониться до земли за один «Архипелаг ГУЛАГ». Даже если бы он ничего больше не написал, все равно остался бы в литературе и в истории как автор Библии о советских лагерях. Если говорить о лагерной теме, то ей в фильме будет уделено большое место. Ведь у нас в кино ее по-настоящему никто не трогал. Хотя лагерные фильмы были.

– После показа вашего «Штрафбата» прошло время, фильм имел большой резонанс, и вы услышали много мнений о нем. Что в этих суждениях было для вас наиболее интересно, неожиданно или неприятно?

– К сожалению или к счастью, ничего особо неожиданного не было. Историки пеняли на фактические неточности, но я о них знал еще тогда, когда читал сценарий Эдуарда Володарского. Я ведь человек дотошный и когда беру в руки сценарий, да еще на такую историческую тему, то начинаю наводить справки. Например, я знал, что штрафники-рядовые и штрафники-офицеры воевали в разных частях, что штрафбатами обычно командовали кадровые, а не разжалованные офицеры...

– Что «генералов НКВД не было», а были комиссары, а уж про священников...

– Да, там есть огрехи, о которых я предупреждал и продюсера, и сценариста. Но если бы все это исправить, то не было бы художественного произведения под названием «Штрафбат». Кроме того, в России всегда бывают исключения из правил, а уж в условиях войны тем более. Так что можно считать, что мы отчасти построили фильм на этих исключениях. Претензии я принимаю, но мы пошли на них умышленно. Были неточны в частностях, не соврав в главном. Поэтому у нас не было официальных консультантов – мы не хотели никого подставлять. Другое дело, что я категорически не согласен с тем, что говорят такие люди, как генерал Варенников. Они привыкли, что кто-то обязательно стоит с указкой у карты, кто-то – у телефона на связи с главнокомандующим, и хотят, чтобы была отражена руководящая роль генералитета, генштаба, коммунистической партии и лично товарища Сталина. А у нас кино не про это, а про штрафников. Мы не говорим, что они выиграли войну, мы говорим, что и они тоже вложили свой кирпичик, и не один, в огромный фундамент Победы. Мы не умаляем роли генералов, просто мы делали кино про тех, кто был в окопах, умирал, воевал и погибал. Про них даже нельзя сказать «они сражались за Родину» – они погибали за Родину.

– Кто-то удачно выразился: «приговорены к подвигу».

– Абсолютно правильное словосочетание. Как Виктор Астафьев говорил, мы войну выиграли мясом.

– При советской власти такой фильм зарубили бы на уровне заявки, а если бы случайно дали снять, то уложили бы на полку, а вас выгнали из режиссуры, как Аскольдова, которому после относительно безобидного «Комиссара» больше не дали снять ни кадра. Чего ж «Штрафбату» не хватает еще, чтобы считаться антисоветским?

– «Штрафбат» – антисоветский фильм лишь в том смысле, что показывает, как советская власть относилась к своим солдатам. И штрафники воюют не за советскую власть, а за Родину, за свою землю.

– Это разделение было в сценарии или возникло по ходу дела?

– Было и в сценарии. И кстати, если можно говорить, что мы сделали картину о войне государства и народа с фашизмом, то сериал о Шаламове и по Шаламову будет о войне государства со своим народом. Если хотите – о советском холокосте, об истреблении своего народа, если называть вещи своими именами.

– Вы с Андреем Черкизовым еще до «Штрафбата» сделали документальный сериал о российской власти в ХХ веке. Насколько это помогло вам в работе над художественным фильмом?

– Очень помогло. Я пересмотрел уйму хроники, в том числе военной. Можно сказать, по ней во многом узнал саму войну. И мне было легче подбирать хронику для «Штрафбата». Вообще мне очень дорога эта работа. В сущности, этот документальный фильм – учебник. Ведь молодое поколение мало что знает о нашей истории, а если знает, то искаженно. А хочется, чтобы они знали более или менее объективно. Алексей Баталов, который прочел в картине текст от автора, сказал: «Неизвестно, будет ли кто-нибудь смотреть в далеком будущем наше игровое кино, а вот этот фильм и через сто лет будет стоять где-то на полочке в университетской видеотеке».

Мне было очень интересно делать эту картину, и по-моему, она у меня получилась, хотя, конечно, какая моя заслуга – монтаж, монтаж и монтаж. Но все-таки я смею надеяться, что это картина, не ангажированная властью, максимально объективна.

Как и в картине «Облако-рай», главную роль в новом фильме Николая Досталя «Коля – Перекати поле» исполнит Андрей Жигалов.

– По-вашему, у нас в ХХ веке была какая-то особая власть?

– Думаю, что к нашим традиционно называемым бедам – воровству, пьянству, дуракам и дорогам – нужно добавить еще одну – порченую власть. У нас к власти почему-то приходят люди, которые сразу же начинают думать только о том, как бы закрепиться и чего-то набрать. Авторитаризм, корысть, коррупция, тщеславие – вот черты российской власти. Имперская жажда единовластия. Все для того, чтобы увековечить и обеспечить себя, свою семью, причем часто за счет подавления других. Меняются только средства. Слава богу, сейчас, чтобы удержать или укрепить власть, не расстреливают.

– Если не считать расстрел Белого дома. Однако профессию режиссера часто сравнивают с профессией властителя. Постановщики ведь властны не только над съемочной группой, но и над предкамерной реальностью. И частенько злоупотребляют этой властью, насилуя эту реальность.

– В данном случае авторитаризм уместен и необходим, а цель оправдывает средства. Причем средства вполне гуманные. Хотя режиссерское единоначалие в последнее время подрывается продюсерами. Продюсер становится содиктатором или даже берет на себя единоначальную власть. Как часто делает, например, мой брат. Но он делает это с умом и профессионально. Что делать? Кто дает деньги, тот заказывает музыку.

– Вы чувствовали на себе его братскую руку?

– Я – в меньшей степени, другие – в большей. Я всегда могу уйти и не работать у него – у меня немало предложений из других компаний, которые и платят не меньше, а то и больше. Я не считаю себя зависимым от него. Но если меня постигает удача, то, конечно, мне приятно, что мой успех разделяет Владимир Досталь, а не другой продюсер. Кстати, у нас есть диктаторы покруче, хотя и с гораздо меньшим опытом кинопроизводства. И вы их знаете.

– Имеете в виду продюсеров Первого канала Константина Эрнста и Анатолия Максимова? Вы где-то говорили, что они не позволили Максиму Галкину сняться в «Штрафбате».

– Да. «Лицо канала» в роли какого-то еврея-штрафника... И это не единственная история. Коллеги мне рассказывали про «их нравы».

– Ну если они человека купили на корню, то в самом деле имеют право не разрешить ему сниматься на конкурирующем канале. А без продюсера работать легче?

– Сейчас, когда я снимаю на государственные деньги, то больше свободы. С учетом того, что все артисты были определены заранее.

– Вы бываете жестким по отношении к актерам?

– Иногда приходится. Если человек пришел на площадку неподготовленным.

– А если он своевольничает и играет не по вашей указке, а по-своему?

– А тут надо действовать иначе. Не жесткостью, а чисто режиссерскими профессиональными уловками, иногда хитростью. Если ты предложишь интересный рисунок роли, актер возражать не станет.

– Кинорежиссером вы стали потому, что решили пойти по стопам отца?

– Отец погиб на съемках картины «Все начинается с дороги» в 1959 году. Он сидел возле камеры на капоте огромного грузовика, тот врезался в столб, отец получил «черепно-мозговую травму, несовместимую с жизнью». Ему было всего 50 лет, на 10 лет меньше, чем мне сейчас. После его смерти «Мосфильм» взял нас с братом под опеку. Мы были на студии как дома и, естественно, начали на ней работать. Так все и сложилось. У отца не было желания, чтоб мы с братом пошли работать в кино. И у меня в мыслях этого не было. Так что, если бы он остался жив, я бы вряд ли стал кинорежиссером.

СПРАВКА

Николай ДОСТАЛЬ родился в 1946 году в семье кинорежиссера Николая Владимировича Досталя. Его старший брат – кинорежиссер и продюсер Владимир Досталь. В начале 1960-х годов Николай работал ассистентом режиссера на киностудии «Мосфильм». В 1971 году окончил факультет журналистики МГУ, в 1981 году – Высшие курсы сценаристов и режиссеров (мастерская Георгия Данелии). В качестве режиссера дебютировал в 1985 году полнометражной картиной «Человек с аккордеоном». В 1991 году по своему сценарию поставил фильм «Облако-рай», который был удостоен нескольких премий на кинофестивале в Локарно, в том числе и приза «Серебряный леопард». На счету режиссера такие фильмы, как «Шура и Просвирняк» (1987), «Маленький гигант большого секса» (1992), «Полицейские и воры» (1997), «Штрафбат» (2004).