«ВАС приветствует командир экипажа Ники Лауда!» Такое приветствие, сидя в кресле «Боинга», уже не раз слышали пассажиры самолетов австрийской компании Lauda Air, принадлежащей легендарному гонщику Формулы-1. Сейчас Лауда, купив контрольный пакет акций Aero Lloyd Austria, проходит специальные курсы для получения лицензии — чтобы летать на «Аэробусе». «Быть штатным пилотом своей собственной компании — дело принципа. Ну и клиентов, конечно, привлекает», — говорит Ники Лауда.
— В СВОИ 54 года вы полны энергии и даже беретесь за новые масштабные проекты — вместо того, чтобы «почивать на лаврах»…
— Ненавижу скуку. А когда все идет как по маслу — мне обязательно становится скучно. Зато чем сложнее ситуация, тем я себя чувствую лучше. Авиабизнес — это очень жесткая конкуренция, огромные инвестиции, скромные прибыли, а еще — профсоюзы со своей оголтелой борьбой и работа с «нормальными людьми», как я их называю, — обычными сотрудниками фирмы, которые не озабочены результатами и достижениями. Когда я в свое время основал Lauda Air, то был поражен тем, что они спокойно уходили домой в пять часов! Мне надо было найти способ как-то мотивировать их, даже если их менталитет был полностью противоположен моему. Стоило огромных усилий заставить этих «нормальных» людей работать не формально, а на результат, как в Формуле-1.
— Помогает ли вам экстремальный опыт пилота Ф-1 принимать решения в бизнесе?
— На трассе нельзя долго раздумывать перед принятием решения. В бизнесе — то же самое. Гораздо важнее принять хоть какое-то решение, даже если оно неверное, чем никакого вовсе. В этом смысле, конечно, я многому научился в спорте. Быстро реагировать — вот что самое главное.
— Люди столь же известные, как и вы, часто идут в политику или на престижную госслужбу. Например, ваш земляк Арнольд Шварценеггер. У вас нет подобных намерений?
— Увы, для этого я слишком прямолинеен. Политики (общественные, публичные деятели) должны обладать большой гибкостью, способностью к поиску компромиссов. Нет, такая работа не по мне. Разве что когда-нибудь, на старости лет, если мне надоест преодолевать трудности, баллотироваться на пост президента Австрии? Это по большей части «парадная» должность: наносишь визиты в другие государства, представляешь свою страну, обмениваешься памятными подарками, пьешь шампанское… Вот это, пожалуй, мне по душе! (Смеется.)
— Какие моменты в вашей жизни были самыми трудными?
— Самым трудным моментом, с тех пор как я сам едва не расстался с жизнью, было крушение самолета моей компании Lauda Air в Таиланде. Нашей вины в катастрофе не было, это была проблема компании Boeing, но погибли люди, и мы все равно чувствовали себя ответственными…
— В России вам довелось бывать?
— Я был на Олимпиаде-80. Перевозил в Москву в своем самолете лошадь.
— ?!
— Тогда западные страны объявили бойкот Московской Олимпиаде, но одна австрийская спортсменка все же захотела выступить на соревнованиях по конному спорту и обратилась ко мне. Лошадь загнали в один из самолетов моей компании — «Фоккер-27», зафиксировали ее в салоне. Это был веселый полет: всю дорогу она ржала и заглядывала в кабину мне через плечо — я сам сидел за штурвалом. А потом я переправлял ее обратно. Мне доводилось бывать в Москве и позже и должен сказать, что за последние годы она особенно изменилась. В лучшую сторону.
— КОГДА вы приезжаете на Нюрбургринг во время гонок Формулы-1, наверное, снова всплывают тяжелые воспоминания о страшной аварии, которая произошла с вами здесь?..
— В то время попасть в аварию было довольно обычным делом. Для кого-то это оборачивалось смертью. Я же, по счастью, не только остался жив, но и продолжал выступать в Формуле-1 и завоевал еще два чемпионских титула. Так что с воспоминаниями об аварии покончено давно. Если постоянно фиксироваться на этом, то просто сойдешь с ума и это будет уже не жизнь.
— В чем, на ваш взгляд, коренное отличие сегодняшних Гран При от тех, в которых в свое время участвовали вы?
— Главное осталось прежним — соревноваться и побеждать. С другой стороны, антипробуксовочная система, система старта, прочие «автоматы» — все это дерьмо весьма изменило требования к гонщику Формулы-1. Что сегодня делают пилоты? Просто жмут на газ и обеими руками крутят рулевое колесо… Скука смертная в сравнении с тем, что приходилось делать нам в свое время. Мы вкалывали за рулем куда больше. В Монако мы переключали передачи так часто, что даже мозоли на руках натирали. Теперь же, с автоматической трансмиссией, ты уже просто не можешь перепутать передачу. Главное сегодня — извлечь лучшее из компьютеров и программ…
Сейчас вместо прежних 4 млн. долларов я мог бы получать уже 50 млн., причем с куда меньшим риском, чем в те времена. Каждый круг по той, старой трассе, на которой я горел, представлял собой почти 7-минутную отнюдь не развлекательную поездку меж сплошных деревьев и холмов. Никакого сравнения с современным Нюрбургрингом. Конечно, я бы предпочел гоняться сегодня, а не в те дни. Тогда мои уши остались бы целыми и я заработал бы больше денег.
— Считается, что именно вы в свое время положили начало практике заключения многомиллионных контрактов с гонщиками.
— Что ж, так и есть. Ведь каждый гонщик уникален, как художник, который может назначать ту или иную сумму за свою картину. Некоторые — обоснованно. Некоторые — нет. Но, так или иначе, основные расходы идут на производство машин. Бюджет топ-команды составляет 100–150 млн. долларов, и эти бешеные деньги тратятся только на то, чтобы две машины просто ездили, даже не попадая в очки, в то время как зарплата обычного пилота составляет всего 3–10 млн. долларов. По сравнению с общим бюджетом это ничто. Так было и в моем случае, когда в 1979 году я затеял борьбу с Берни Экклстоуном за продление моего контракта в Brabham. Однажды утром я проснулся и решил, что хочу 2 миллиона долларов. Я пошел к Берни и сказал ему об этом. Он сначала опешил, а потом стал в бешенстве кричать: «Да что он о себе возомнил, этот засранец?!» Кончилось это тем, что мы с ним пришли в компанию Parmalat, которая была главным спонсором команды и одним из моих персональных спонсоров. Берни хотел получить спонсорские деньги только на машины, но представители Parmalat тут же поинтересовались, есть ли у него контракт со мной. «Конечно, есть!» — ответил он. «Нет, нет у тебя никакого контракта», — возразил я. Берни пришлось прямо в их присутствии подписать со мной контракт на те самые 2 млн. долларов, и лишь тогда они подписали и командный контракт!
— У НАС в России про лихачей на дорогах обычно говорят: гоняет, как Ники Лауда…
— А я, между прочим, на обычных дорогах не гоняю. Я просто не вижу резона лишаться прав из-за такой ерунды, поэтому езжу нормально. Хотя… Бывает, конечно, что и превышаю, но очень осторожно. Из той аварии на Нюрбургринге я извлек, по крайней мере, один важный урок: ты можешь благополучно выбраться из самых страшных непредвиденных переделок, но следует принимать в расчет и те вполне предсказуемые опасности, которые подстерегают тебя повсюду. Я, к примеру, не намерен умирать от включенного в сеть фена, упавшего в полную воды ванну, или врезавшись по пьянке в дерево. Сейчас я очень осмотрителен в этом отношении.
— С кем-нибудь из бывших гонщиков поддерживаете отношения?
— Ни с кем.
— Даже рождественскими открытками не обмениваетесь?
— Больше мне делать нечего, как открытки писать! Нет, я еще не настолько стар.
— Чем любите заниматься в свободное время?
— У меня просто нет свободного времени. Нет времени даже подумать об этом.
— Что вы всегда считали самым главным для себя?
— Самым главным правилом в моей жизни всегда была последовательность. Что бы ни делал, я всегда старался неукоснительно следовать в избранном направлении.
— Оглядываясь назад, удовлетворены ли вы тем, как сложилась ваша жизнь? Хотели бы что-то изменить, будь такая возможность?
— Если бы я мог вернуться назад, то все равно сделал бы все так же, поскольку всегда был свободен в своих решениях. Все было правильно. Мне ни за что не стыдно и ничего прошедшего не жаль.
ДОСЬЕ. Ники Лауда участвовал в 171 гонке Гран При, в 25 из них победил. Трехкратный чемпион мира в Формуле-1: 1975, 1977 и 1984 годов.
В 1976-м ему не было равных — несмотря на полученные переломы двух ребер, он побеждает на Гран При Великобритании. Но на Нюрбургринге (ФРГ) Лауда попадает в ужасную аварию: его автомобиль из-за мокрой после дождя трассы вышвырнуло на заграждение, и он загорелся. Только благодаря помощи других гонщиков он остался в живых. Тем не менее в 1977-м он вновь доказал, что является сильнейшим гонщиком мира.